Эгоист (СИ) - Агекян Марина Смбатовна. Страница 52

Шарлотта задрожала, но даже тогда не остановила его.

Уильям всегда млел от того, с какой готовностью Шарлотта встречала его ласки. Но никогда еще ему не было так приятно видеть не только ее отклик, но и молчаливое согласие, с которым она и на этот раз давала ему свободу. И он хотел обрушить на нее всю ту нежность, которая душила его. Уильям снова нашел ее губы, только на этот раз она сама поцеловала его. С такой яростной страстью, что он едва не потерял голову.

Дернув лиф платья, он высвободил ее грудь. Шарлотта шумно вздохнула, теснее прижимаясь к нему. Прижимаясь к этой великолепной, потрясающей груди, которая поражала воображение. Снова его губы пили ее, будоража и тревожа, вызывая такую огненную негу, что Шарлотта невольно выгнула спину. Тогда он выпустил ее губы, спустился ниже и, убрав ладонь, снова накрыл горячими губами ее грудь с такой жадностью и стремительностью, что у нее перехватило дыхание. Шарлотта ахнула и откинула голову назад, не выпуская пальцы из его волос. Бесподобно. Она горела, дрожала, но тело наполнялось такой невыносимой усладой, что она не могла пошевелиться, боясь потерять это чудо.

Великолепно, думал Уильям, снова припав к белоснежно-молочной груди с бледно-розовым соском, который стал темнеть и твердеть прямо у него на глазах. В прошлый раз царила ночь, и он мало что видел, желая только прикоснуться к ней, но сегодня он видел. Косые лучи солнца падали на нее, освещая мягкую грудь как реликвию, которую он держал в своей руке. Сладостный рай, из которого он мог пить часами, наслаждаясь не только вкусом ее кожи. Под губами стучало ее сердце так неистово, что могло вырваться в любое мгновение. О да, Уильям хотел, чтобы она горела, ошеломленный тем, что он мог вызывать в ней такие острые чувства. Отчаянно хотел, чтобы всё это было нужно ей так же, как ему.

Все его тело горело, в тех местах, где касались ее руки и губы, кожа должна была уже воспламениться. Она ласкала его своими длинными пальцами, не сознавая этого, не понимая, что делает с ним. Уильям боялся пошевелиться, ощущая такое мучительное напряжение, что мог взорваться, но впервые, терзаемый всепоглощающим желанием, он понимал, что не зайдет далеко, потому что сейчас важнее всего было ее желание, ее ощущения, ее удовольствие.

Рука его, высвободив грудь и уже теперь ничем не занятая, потянулась ниже, легла ей на колено и… стала поднимать вверх подол шелкового платья. Сгорая и борясь с тем, что росло в ней, Шарлотта не заметила, как он до неприличия высоко поднял подол ее платья, окружив ворохом ее талию, до тех пор, пока его рука не легла на внутреннюю сторону ее бедра.

Она застыла и приподнялась, бросив вперед руку и схватив его за запястье.

— Боже… — ошеломленно пробормотала Шарлотта, увидев, как он поднимает голову от ее груди.

Лучи света осветили влажный, потемневший кружок, который он терзал все это время своими красивыми губами. Глаза его потемнели.

Уильям благоговел перед ней, не в состоянии оторвать взгляд от нее. Да, она была божественна, как всегда. Не убирая руку от ее мягкого, стройного бедра, затянутого шелковым чулком, Уильям приподнялся и лег рядом с ней.

— Позволь мне доставить тебе удовольствие, — прошептал он, снова прижавшись к ее губам.

Шарлотта едва могла дышать, но когда его рука скользнула еще выше и, пробравшись сквозь складки панталон, прижалась к самому умопомрачительному месту, она задохнулась и упала обратно на кровать.

— Уильям! — потрясенно простонала она, зажмурившись.

Боже правый, что он делает! Это… это было невозможно!

То, что он делал до этого, породило огонь именно в том месте, к которому прикасались сейчас его пальцы. Там не только все горело, но и отчаянно, неистово пульсировало, будто ждало именно его прикосновения. Будто только это могло унять натянутое напряжение, переходящее в боль. И словно зная это, Уильям еще настойчивее прижал пальцы к этому крохотному месту, заставив сильнейшую судорогу прокатиться по телу так, что у нее непроизвольно выгнулась спина. Шарлотта не могла дышать, задыхаясь от наслаждения, которое накатывало на нее мелкими волнами.

— Да, всё правильно, — пробормотал Уильям, снова накрыв ее губы, и не переставал ласкать ее, пальцами ощущая ее жар, ее пульсацию, тот рай, в который мечтал погрузиться, мечтал подарить ей то наслаждение, которое она заслуживала, в котором сейчас нуждалась. Которое никогда не забудет.

Она сгорала, Шарлотта сама вцепилась в его губы, не в состоянии остановиться. Не в состоянии отказаться от него. Так было всегда, так произошло и сегодня, когда одним прикосновением в ней высвободилась сила, которую она больше не могла сдерживать, не могла остановить. Боже правый, она всегда была беспомощна перед этой силой, потому что…

Пока он целовал и поглощал ее, его пальцы медленно и настойчиво ласкали ее, усиливая напряжение и вызывая такие сокрушительные ощущения, что в какой-то момент ей стало казаться, будто она умирает. Ей было то мучительно хорошо, то так страшно, что Шарлотта не понимала, что происходит. Она умирала. Шарлотта была уверена, что сейчас умрет, так неистово колотилось ее сердце, готовое разорваться в груди. Так неистово горело ее тело, что она не могла с этим бороться.

Нет, она не могла умереть так… Ее сердце действительно разрывалось, но только от того, что она… Шарлотта прижалась к его губам, не заметив, как слезинка скатилась по виску и утонула в волосах. Она любила его! Господи, она так сильно любила его, что не представляла, как вместить в себе эту сумасшедшую силу, которая все же выбралась наружу, готова уничтожить ее!

Прежде она любила образ, находившийся на расстоянии, но теперь… Он был живым и настоящим, из плоти и крови, тяжелый и горячий, страстный и неистовый, открытый и щедрый. Душевный и глубокий, такой, каким она никогда бы не узнала его, если бы не тот невольный поцелуй в ночи, который перевернул ее жизнь. Перевернул и связал ее с ним так крепко, что эту связь уже ничто не смогло бы разрушить.

Она любила его. Господи, она любила его до боли, покрывая поцелуями все его лицо. Любила его запах, его дыхание, которое было на ее коже, любила его кожу, которая дрожала и сокращалась под ее губами, когда она коснулась его напряженного плеча. Она любила в нем каждый дюйм, каждый изъян, каждую волосинку. И боялась, что сейчас эта великая сила уничтожит ее вместе с его пальцами, которые ни на миг не переставали ласкать ее. Она нашла и выпустила свою любовь, которая собиралась превратить ее жизнь в сущий ад, но даже ужас перед грядущим не мог уже остановить то, над чем Шарлотта никогда не была властна.

Опустив ее на матрас, Уильям снова нашел ее губы и приник к ним неистовым поцелуем, и ласкал ее там, заставляя не только густому наслаждению бродить по телу, но и сгущаться напряжению, которое было невыносимо терпеть.

— Уильям, — в какой-то момент задохнулась Шарлотта, крепко обняв его за обнаженные плечи, которые напряглись так, что казались каменными глыбами. Он придавил ее к матрасу весом своего тяжелого тела, опустив бедро ей на ногу, будто удерживал ее на месте, чтобы она не исчезла, целовал с какой-то яростной потребностью. И до предела прижал палец к самому чувствительному месту на ее теле. — Господи!

Внутри нее что-то замерло, как будто земля перестала вращаться вокруг солнца, а потом взорвалось, обдав ее такой горячие волной, что она сперва задохнулась, а потом утонула от обрушившегося на нее блаженства, которое окатило каждый уголок ее трясущегося тела. Она непроизвольно сжала бедра, будто могла остановить его, бросила вниз руку и схватила его за запястье. Но даже это не остановило его, потому что, словно не замечая этого, Уильям продолжил свои невероятные ласки и…

Это было… так невероятно, так невыносимо и прекрасно, что она едва не расплакалась. Шарлотта прижималась к нему и сотрясалась, понимая, что мир рассыпался на тысячи частей, и она уже никогда не соберет эти части вместе. Потому что теперь была отмечена им до конца жизни.