К востоку от Малакки (СИ) - Реган Ричард. Страница 12

Именно поэтому у меня возникли подозрения. Из-за того, что По подчеркнул желание Эберхардта обеспечить скрытную и беспроблемную доставку груза, и из-за присутствия его самого на борту. Требовалось ли выгрузить оборудование в отдаленной от любопытных глаз бухточке, или следовало побудить местные власти в Веваке прикрыть глаза? Если так, то в чем причина? Ничего незаконного в партии кирок, лопат, бурового оборудования и насосов не было. По не упомянул чего-то особенного. Но в таком случае, зачем вообще упоминать об осторожности? Был ли это намек, что последуют дальнейшие инструкции от самого Эберхардта? Что могло объяснить его желание формальной встречи тем, чтобы иметь повод встретиться позднее наедине. Или По намекал на нечто иное, желая предупредить о необходимости быть настороже. Что ж, я не собирался решать эту загадку прямо сейчас, на крыле мостика, наблюдая, как мимо проплывает таинственный, дикий, покрытый непроходимыми джунглями берег Борнео.

Со склона невысокой волны сорвалась летучая рыба и стала планировать, стараясь пролететь как можно большее расстояние между собой и преследователем. Им оказался дельфин, вырвавшийся из воды в непосредственной близости позади рыбки. Вода каскадом стекала с его боков и хвоста, тело сверкало на солнце, разинутая пасть обнаруживала хищный ряд острых зубов. Прыжок был рассчитан с математической точностью, челюсти дельфина сомкнулись на несчастливой рыбешке ровно в тот момент, когда она плюхнулась в воду. Сцена охотника и жертвы, демонстрирующая базовый закон жизни. Я считал себя больше охотником чем жертвой, хотя под тонким флером цивилизации, который окутывал большинство наших действий, не всегда можно было их различить. 

Стоять на обдуваемом ветерком крыле мостика было приятно, но меня ждала бумажная работа в жаркой тесной канцелярии. Я допил свой кофе и отправился вниз. Нужно было проверить подготовку старшим стюардом вечернего приема и удостовериться в том, что Да Сильва нашел мне чистую белую рубашку.

Стоя у входа в кают-компанию, я окидывал критическим оком моих офицеров по мере их появления. Лотер, худой и высокий, почти элегантный в поношенной, но свежевыстиранной и накрахмаленной рубашке с тремя золотыми полосками на погончиках и орденской планкой, где среди прочих  была и ленточка креста "За боевое отличие". Обычно в это время он нес вахту, но сейчас его подменил Гриффит, который присоединится к нам позднее. Мак-Грат, выглядевший очень юным в новой белой рубашке с одной полоской на каждом плече. Старший механик Фрейзер, полный, румяный, седовласый шотландец из Лейта, остроумный и вспыльчивый, уже держал в руках полный бокал своего излюбленного виски. Несколько младших механиков столпились вокруг сервировочного столика, осушая стаканы с охлажденным пивом, которое стюард принес прямо из холодильника. Со своими неотесанными манерами, грубыми с въевшимся маслом руками они никак не гармонировали с белыми рубашками, которые некоторые из них надели чуть ли не первый раз в жизни.

Вскоре, ровно в девятнадцать ноль-ноль, появился Вольфганг Эберхардт рука об руку с супругой. Несмотря на тропическую жару и будничный, потрепанный вид судна, они оделись как на пышный прием. Можно было восхититься сделанным на заказ белым смокингом Эберхардта — не то чтобы я чувствовал себя комфортно в таком одеянии — и черным длинным вечерним платьем его жены, которое великолепно сочеталось с ее бледным видом и пышными седыми волосами.

— Добрый вечер, капитан Роуден, — произнес он, крепко схватив мою руку. — Надеюсь, мы не заставили вас долго ждать. Джентльмены, разрешите представиться — Вольфганг Эберхардт. — Он выпрямился и слегка поклонился. — А это моя жена, миссис Амелия Эберхардт. Благодарю вас за то, что позволили нам сопровождать вас в этом рейсе домой, в Вевак. — Он говорил сильным, ясным голосом с резким акцентом и четкостью, указывающими на северо-германское происхождение.

— Совершенно не за что, мистер Эберхардт, — ответил я. — Мы с удовольствием  принимаем вас. Разрешите представить моих офицеров.

Я назвал каждого из них, сознавая, что некоторые молодые люди, для которых пассажиры были вне обычной морской жизни, не имели представления о галантном общении и глазели на супружескую пару как на существ с другой планеты. Я с облегчением повернулся к Лотеру: он, по крайней мере, был подлинным изделием — офицером и джентльменом.

— Позвольте представить коммандера, достопочтенного лорда Питера Лотера, моего старшего помощника.

— О, вы лорд, коммандер Лотер?  

Интонация в голосе Эберхардта явно показывала удивление при виде того, что среди экипажа потрепанного старого парохода находится настоящий аристократ. Затем он быстро восстановил самообладание:

— К вам следует обращаться милорд?

При упоминании титула его жена сделала скромный книксен.

Сконфуженный упоминанием титула, о котором, насколько я знал, ему хотелось забыть, Лотер принужденно улыбнулся:

— В этом нет необходимости, мистер Эберхардт. Мистер Лотер или даже Питер будет вполне достаточно. В этом профессиональном окружении для формальностей нет необходимости.

Эберхардт внимательно присмотрелся к орденской планке на груди Лотера:

— Если я не ошибаюсь, мистер Лотер, вы носите ленточку креста "За боевое отличие". Значит, вы служили в военно-морском флоте и совершили какой-то выдающийся подвиг?

— Я имел честь служить в королевском флоте, — чопорно ответил Лотер. — Награду я получил после Ютландской битвы.

— Ach, Ютланд, — произнес Эберхардт, его глаза загорелись интересом. — Мне бы очень хотелось послушать ваше мнение об этой битве, если вы не против и время позволит. Но, капитан, — повернулся он ко мне, — не будем задерживать ваших офицеров. Не пора ли присесть?

Лотер, с мрачным лицом и крепко сжатыми кулаками, что-то прошептал Да Сильве, и пиратского вида старый стюард бросился в буфетную и вернулся с большим стаканом розового джина. Я провел гостей к столу, стоявшему в центре обшитой красным деревом, но уже довольно обшарпанной кают-компании, подвинул кресло для миссис Эберхардт и помахал рукой Лотеру и Фрейзеру, чтобы присоединялись, отметив, что Лотер уже осушил полстакана и сигнализировал Да Сильве наполнить его.

Стол был покрыт белой накрахмаленной скатертью, на которой стояли незнакомые приборы из серебра и фарфора. Бог знает, где старший стюард сумел приобрести их и где прятал. Я заметил, что кое-кто из юнцов недоуменно уставился на столовые приборы, явно размышляя, как их использовать. Прости господи, но их матери должны были научить их хоть каким-нибудь манерам за столом. Не то чтобы мои в их возрасте были чем-то лучше, несмотря на все усилия исправительной школы вколотить их в меня.

— Прошу не ожидать от нас слишком многого, миссис Эберхардт, — сказал я, надеясь, что у ней достаточно такта, чтобы не замечать вилок, используемых как лопаты, рук с въевшейся в кожу угольной пылью, словно они неделями не видели мыла. — Мы на трамповом пароходе и проводим наши дни, доставляя грузы в не самые здоровые места Дальнего Востока, и пассажиры у нас на борту крайне редки. Но мы постараемся сделать ваше пребывание здесь как можно более приятным.

— Прошу не беспокоиться за меня, капитан, — ответила она. — И Вольфганг, и я живем и работаем в отдаленной части Новой Гвинеи без каких бы то ни было даров цивилизации. По сравнению с тем, я уверена, ваше судно вполне комфортабельно.

Да Сильва, в чистой, отглаженной белой куртке, с новенькой блестящей повязкой на глазу, разлил по тарелкам гостей суп, который, как проинформировал нас старший стюард, назывался малиготони. Не знаю, пришелся ли им по вкусу этот густой острый суп с тамариндом, но Эберхардты опорожнили тарелки без комментариев. Вторым блюдом последовали жареные цыплята с пряностями, обжаренным рисом и распаренными овощами. Эти цыплята были доставлены на борт в Сингапуре в плетеных клетках, и кок свернул им шеи и ощипал этим утром.