Ритуал. Эпизод первый (СИ) - Останин Виталий Сергеевич. Страница 17

— Понял, — качнул головой гном. Но в глазах понимания не было. — А с чего ты такой вывод сделал? Если все так, как ты говоришь, если факты на это указывают?

— Слишком явно. Образцово. Всё находится ровно в тех местах, куда посмотрит любой нормальный следователь. Словно крича: «Посмотри сюда!» Тот, кто это сделал, знал, куда будут смотреть.

— Но ты догадался? — Ноб все еще не мог понять, к чему я веду.

— Домовой.

— Чего?

— Смерть наступила когда? — я притронулся к руке женщины. — Минут двадцать, около того. Не остыла еще полностью. То есть примерно в то же время, когда Кляйн попробовал проникнуть в квартиру, используя свои способности, и не сумел этого сделать. Домовой сказал, что его могла не пустить магия. Или наговор, который сделала хозяйка квартиры. Ты, Ноб, веришь в то, что решившая убить себя и своих детей женщина так основательно подойдет к делу? Поставит наговор?

— Да бред! — уловил суть здоровяк.

— Именно. А значит, Кляйна не пустила магия. Какое-то запирающее заклинание, простенькое, которое самостоятельно развеется через полчаса и не оставит никаких следов.

— «Шатер тишины», например.

— Да, подходящее. Или «барьер» — он дешевле и найти его проще. Даже магом не надо быть, можно купить его уже в активированном гномьем артефакте.

— То есть кто-то подстраховался со всех сторон, — медленно проговорил гном. — Даже Младших учел. Чтобы в момент, когда убийца будет работать над инсценировкой, никто ему не помешал.

— Верно.

— Только один вопрос, Антон. Нахрена? Кому нужно было убивать вдову муниципального служащего?

Я кивнул. Сам думал об этом с начала дня. Не о вдове, в смысле, а о жертве вчерашнего убийства — Георгии Линькове. И никак не мог уложить его кандидатуру в преступление. Ответа так и не придумал. Мужчина мог родиться под какой-то специальной звездой — вроде, для магического ритуала это имело значение. Мог быть замешан в махинациях в муниципалитете и его убили, замаскировав это ритуалом. Мог оказаться не в том месте не в то время — так тоже бывает, но именно в эту версию я не верил нисколько.

Но до этой вот инсценировки ответа и не могло быть. Зато теперь он появился. Женщину могли убить только в одном случае — она могла что-то знать. Может, даже не осознанно, но сболтнуть что-то, что вывело бы нас на след. Черт, как же паршиво, что я сам с ней не поговорил, когда была такая возможность!

Глава 8

Было видно, что Шар’Амалайя испытывает противоречивые эмоции. С одной стороны, она была зла на то, что к убийству Линькова прибавилась еще и смерть его супруги с детьми, с другой же выражала сдержанную, хорошо замаскированную радость от того, что расследование сдвинулось с мертвой точки. Не потому, что была эльфом, а им, дескать, человеком больше, человеком меньше — все одно. Просто она, пусть и не являлась настоящим следователем, понимала, что чем больше преступлений совершит наш убийца, тем больше шансов на его ошибку, благодаря которой мы его и возьмем.

Сегодня же, говоря языком моего дворового детства, он подставился просто невероятно. Убив семью с детьми, он показал, что Линьков был не случайной жертвой, тем самым обозначив для нас направление, в котором нужно рыть дальше.

— А у нас ничего, — коротко отчиталась эльфка. — Ни на легальном рынке, ни на черном, никто не покупал нужных для Бренна или Торуса ингредиентов. Либо убийца сделал это так, что мы не смогли найти следов, либо привез все необходимое с собой. Как у вас с гастролерами?

Ноб бросил на меня короткий взгляд, желая получить подтверждение тому, что я собирался сдержать данное ему обещание. Я ответил кивком, который со стороны выглядел, как «да, говори ты», и он приступил к докладу.

— Когда мы закончили на убийстве вдовы, успели только встретиться с орком, который психолог. Антон считает, что доктор — пустышка. Задержался он в городе, чтобы навестить дальних родственников, а у них не остановился потому что с некоторыми у него не очень простые отношения. Завтра уже улетает домой — у нас нет оснований его задерживать.

— Это не он, — подтвердил я. — Все, что он нам говорил — правда. Я умею задавать вопросы так, что на них можно ответить только однозначно, но он ни разу не соврал.

— Или он очень хороший ментат, — не усомнился, а лишь обозначил данный факт Годрох.

— И психолог, — согласился я. — Нет, Годро, он даже в мелочах не юлил. И, кстати, натолкнул на любопытную мысль, когда узнал о деталях расследования…

Амалайя удивленно, даже с недоверием посмотрела на меня.

— Ты что, обсуждал с ним дело Секции? Антон, это непрофессионально!

— И попадает под множество параграфов закона об оперативно-розыскной деятельности, — не преминул ввернуть орк. Опять же, не язвительно, а лишь констатируя.

— Ну там… получилось так, — я едва справился, чтобы не показать смущение, которое испытывал.

С точки зрения профессионализма это был провал, конечно. Немного извиняло меня то, что после убийства семьи Линькова я был в некоторой прострации. Пока проводили осмотр, пока работали криминалисты, пока шел опрос соседей, я еще вполне успешно отгораживался от того факта, что неподалеку в своих кроватях лежат тела двух маленьких детей, которых хладнокровно убили только для того, чтобы замести следы другого преступления.

Я много повидал на службе — работа следователя вообще быстро избавляет от иллюзий и заставляет душу обрасти непробиваемой броней цинизма. Только к детским смертям я никак не мог привыкнуть. Мне казалось жутко несправедливым, что жизни, не успевшие толком начаться, вдруг вот так вот заканчиваются.

Короче говоря, в беседе с доктором психологии я допустил оплошность. Уже убедившись в том, что, отвечая на вопросы, он не лжет, я рассеянно разрешил ему снять свой верхний эмоциональный слой. Никакого чтения мыслей и, тем более, глубокого ментального сканирования, просто что-то вроде доверительного рукопожатия на прощание — в орочьей культуре «касание» примерно это и значит.

А у меня, напомню, прадед — орк. С которым я очень плотно общался, пока он не отбыл на историческую родину. И кое-каким правилам приличия он меня научил. Так что, когда доктор привстал, провожая нас, и совершенно рефлекторно «коснулся» меня, я на полном автомате ответил. А он, соответственно, кое-что увидел. И, будучи увлеченным своей работой специалистом, предложил помощь. Я согласился.

— В общем, док считает, что ритуал — демонстрация. Или послание, — свернул я с темы своего промаха. — Мне это тоже в голову приходило — ничего же не стоило убрать составные части обряда и потом выдать убийство Линькова за банальное ограбление, которое зашло несколько дальше, чем планировалось.

— Ну… логично, — была вынуждена признать Амалайя. — А зачем кому-то привлекать внимание Серебряной Секции?

Говоря о Секции, она безусловно подразумевала себя. Как эльф и как маг Амалайя подсознательно ставила себя выше большинства разумных. При ближайшем знакомстве я не увидел в ней какого-то особенного снобизма, но некое врожденное чувство собственного превосходства прослеживалось невооруженным взглядом. И поэтому для нее было странным, что убийца предпочел связаться с такой опасной дамой, а не группкой обычных людей.

Я замялся, не зная, как отвечать. Ноб, который при разговоре с доктором присутствовал, понял все правильно и обижаться на правду не стал. Да он себя никогда и не считал следователем, так, техническим специалистом, не больше. А вот эльфка могла расстроиться, если ей напрашивающийся вывод в лоб выдать. Мол, такие дела, уважаемая, ритуал не стали прятать, поскольку знали, что за спецы работают в екатеринодарской Секции. И предпочли, чтобы делом занимались они, а не «обычные» следователи.

Но она меня удивила. Некоторое время молча смотрела на меня, после чего тихо спросила:

— Мы настолько плохи?

И вот тут у меня неожиданно включилась та модель поведения, которую любой нормальный мужчина использует, когда слышит от женщины (не важно, своей, чужой или вообще — эльфки) вопрос — не толстая ли она.