Их любимая малышка (СИ) - Горячева Ирина Александровна. Страница 61

— Домой! Быстр-ро! — рявкнув на пилота, я заскочил в аэромобиль.

Мы стрелой взмыли в небо и вскоре были на месте.

Один из воинов ке-тари уже ждал меня в холле моего же дома. Я ощущал себя довольно странно, пока он провожал меня туда, где его сослуживец охранял пленника.

Мы пришли в комнату Киннока. Бывший учитель под присмотром второго воина полусидел-полулежал прямо на полу, привалившись боком к стене.

Его руки были связаны за спиной плетью, один глаз почти заплыл, а морда была расписана кровоподтёками.

— Слегка оглушить, значит? Он хоть стоять-то сам сможет? — Я с укором посмотрел на обоих воинов.

Они старательно изображали абсолютное раскаяние.

— Я честно предупредил, что сопротивление не доведёт до добра. — Один из двух воинов спокойно пожал плечами. — Не моя вина, что он не послушал.

Второй воин в это время шагнул ко мне и протянул отнятый у Киннока медальон:

— Подозреваю, ему это больше не понадобится.

— Благодарю, — кивнул я, косясь на Киннока. Сейчас он напоминал скорее не до конца протрезвевшего пьянчугу, чем расчетливого главаря повстанцев. — Оставьте нас.

Воины не двинулись с места, так и продолжая стоять, как статуи.

— Эм-м… Господин наместник, — обратился ко мне один из них. — Нам хотелось бы заранее знать, чего ожидать по возвращении в Ставку. Если командующий сочтёт нас дезертирами…

— Вам не о чем беспокоиться. Командующий Диррон арестован по личному приказу Императора, — успокоил я воинов ке-тари. — Скоро на его пост будет назначен кто-то другой. А каждому из вас помимо личной благодарности за службу я предоставлю трёхдневный отпуск.

Оба воина ке-тари поклонились и, дружно гаркнув слова клятвы в своей вечной преданности, скрылись за дверью комнаты.

Я приблизился к Кинноку и, рывком подняв его с пола, поставил на ноги.

— Рассказывай!

Бывший учитель не проронил ни слова.

— Хорошо. — Я на всякий случай снова прислонил его к стене и отошёл от него на пару шагов. — Ты ведь знаешь законы и понимаешь, какая участь тебе уготована?

Конечно, он знал. Не мог не знать.

— Знаю, — снизошёл Киннок до ответа. — Мои признания эту участь не облегчат.

— Тебе не избежать казни, — тряхнул я головой. — Но ведь казнь может быть либо долгой и мучительной, либо настолько быстрой, что ты не успеешь ничего почувствовать.

— Я могу подумать?

Понятия не имею, над чем там Киннок собирался думать. Возможно, он надеялся выиграть некоторое время и придумать, как сбежать; возможно, что-то ещё. Только я не собирался давать ему шанс.

— У тебя одна минута. — Я скрестил руки на груди. — Думай.

Думать Киннок не стал.

— Ваша взяла. Что вы хотите знать?

— Всё. С самого начала.

Бывший учитель всё-таки на несколько секунд задумался. Я почти не сомневался, что он начнёт с момента своего появления в моём доме. Но он после недолгих раздумий тихо произнёс:

— Начну, пожалуй, с того дня, когда в вашем доме появилась Хлоя.

Пожалуй, мне стоило бы сразу придушить гадёныша и не тратить время на выслушивание его откровений. И ведь где-то на краю подсознания я понимал, что всё не так просто. Да и с чего бы Кинноку вдруг быть откровенным?

Однако я надеялся узнать, что-нибудь полезное для себя из его болтовни.

— Я тогда был одним из самых молодых лидеров повстанцев. Но уже имел небольшой учительский опыт и пользовался доверием двуликих, — начал Киннок свой рассказ. — Можно сказать, я стоял у истоков борьбы за права и свободу людей. Искренне хотел улучшить их жизнь… Идиот!

Киннок вздохнул тяжело, а я не смог удержаться от язвительности.

— Неужели люди не оправдали твоих ожиданий?

— Большинству нравилось так жить. Жаловаться, страдать, унижаться, служить захватчикам. Но не бороться. — Он, покачиваясь, переступил с ноги на ногу. — Я не терял надежды. Но однажды так вышло, что один человек узнал мою тайну.

— О том, что ты руководишь повстанцами? — предположил я самое очевидное.

— Нет, — резко дёрнул головой Киннок. — О том, что я, пусть недолго, но был учителем в доме двуликого. И о том, что таких как я делают евнухами. Очень скоро об этом узнал и мой отец. Я ждал от него поддержку. Но он насмехался надо мной вместе со всеми, и это было больнее всего. Я не мог понять причину…

Я уже догадывался, что именно услышу. Должно быть, от отца Киннок узнал, что он не родной сын.

— А потом отец заболел. На смертном одре он признался, что усыновил меня, — подтвердил догадку бывший учитель. — Он специально взял из Центра Планирования незаконнорожденное дитя двуликого. И специально отправил учиться в Школу учителей. Он прекрасно знал, что когда-нибудь меня сделают евнухом.

Тот, кого я знал, как своего отца тоже никогда не был добр со мной. Ке-тари вообще были скупы на проявление чувств. Отцы воспитывали наследников в суровых условиях. Но до такого цинизма даже они никогда не доходили.

Впрочем, Киннок был явно похож на приёмного отца. Он так же окружал себя людьми, которых планировал использовать.

Киннок замолчал, то ли стараясь заглушить воспоминания, то ли просто переводил дыхание. Спустя несколько мгновений он возобновил рассказ:

— Узнав правду, я испытал ненависть не только к людям, но и к сородичам. В моих жилах текла кровь ке-тари. Во мне было больше от двуликих, чем от землян. Я мог бы стать воином, как мой великий предок, а стал евнухом. Я должен был прислуживать своему соплеменнику! — Киннок снова прервал рассказ и поднял голову. — Вы ведь знали?

Я сразу понял, о чём именно он спросил, но на всякий случай уточнил:

— О том, что ты полукровка? Я понял, когда Марина рассказала об «уроке» в Центральном парке и о твоём медальоне. Я знал, что медальон срабатывает лишь на ДНК своего хозяина. И тому, что он работал в твоих руках, могло быть лишь одно объяснение. Ты — потомок того воина, для которого медальон был создан.

— Хм. Значит, она всё-таки рассказала, бесстрашная, — усмехнулся Киннок. Мне даже на миг показалось, что он сказал это с гордостью. — Из неё получилась бы отличная помощница.

Мысль о том, что Марина могла принять предложение Киннока и стать сообщницей повстанцев, была мне крайне неприятна.

Поморщившись, я предпочёл проигнорировать признание и вернуть разговор в нужное русло.

— Как к тебе попал медальон?

Киннок неопределённо пожал плечами.

— Наверное, это моё наследство. Сколько себя помню, столько он висел на шее. — Он дёрнул головой, словно отбрасывая прочь болезненные детские воспоминания. — Но мы отклонились от сути. Я собирался рассказать о том, как Хлоя попала в этот дом.

Я молча кивнул, и Киннок продолжил:

— Вы тогда только стали наместником. И я от друга узнал, что вам нужна савари. Это был идеальный шанс для меня. Я обрисовал Хлое шикарное будущее в роли женщины наместника. И когда она согласилась, подстроил вашу встречу. Через неё я мог бы влиять на ваши решения.

Тут я не выдержал.

— Глупец! Ты всерьёз думал, что я стану слушать Хлою?!

Киннок оставил мой эмоциональный вопрос без ответа.

— Но эта дура влюбилась в вас по уши. Однажды к вам по каким-то делам прилетал командующий Диррон. Хлоя случайно столкнулась с ним и почему-то решила, что он проявил к ней интерес. Тогда я рискнул и рассказал ей о повстанцах. О том, что можно использовать двух высших сразу. А Хлоя испугалась и пообещала в тот же вечер рассказать вам.

— Поэтому ты решил избавиться от неё?

Я сжал кулаки, чувствуя прилив ярости. Не только из-за Киннока, но ещё и из-за того, что в ушах неожиданным эхом зазвучали слова Рисая: «я твою савари пальцем не тронул».

— Я подменил противозачаточные капсулы, которые принимала Хлоя. — Киннок отошёл от стены и на шаг приблизился ко мне. — Затем от вашего имени отправил сообщение командующему и попросил срочно прибыть к вам домой. Отправить к нему наивную Хлою под безобидным предлогом было проще всего. Оставалось сделать так, чтобы вы увидели их вдвоём. Расчёт был двойной. Либо застав их вместе, вы не захотите видеть и слушать Хлою и вскоре прогоните. Либо рано или поздно она забеременеет…