Эффект зеркала (СИ) - Сойфер Дарья. Страница 34

Клетка с хонориком стояла на журнальном столике. Прямо поверх подставок для посуды и бумаг, забытых позавчера. Клетка, которую Крюкова таскала по вокзалам и переходам. Олег  не принадлежал к числу тех, кто боится микробов и все поверхности проверяет ватной палочкой. Но московское метро?! Господь всемогущий! На долю мгновения Горовому показалось, что это не клетка с хонориком, а заправский бомж свернулся клубочком на столе, куда Олег обычно ставил кружку кофе, блюдце с миндальными печеньями… Придется вызывать «чистильщиков», которые обычно убираются на месте убийства.

Пока он не сводил глаз с клетки, Крюкова в одних только джинсах и бюстгальтере стояла, нагнувшись, и без зазрения совести копалась в своем рюкзаке, выбрасывая ненужные вещи прямо на пол. Не прошло и пяти минут, как она освоилась здесь, рассекает в полуголом виде и даже не берет его в расчет.

– Чего уставился? – спросила она, поправив повязку на плече, и Олег осознал, что уже какое-то время так и стоит, не шелохнувшись.

– Я же попросил: вымой руки! И клетке здесь не место. И это… Накинь что-нибудь.

 Она цокнула языком и глубоко вздохнула.

 – И как ты еще не помер от занудства? – протопала мимо него прямо по собственному белью, на ходу натягивая красно-белую футболку, от силы пару секунд пошумела водой в ванной и вернулась обратно, демонстративно тряхнув перед его лицом ладонями. – Дай отдохнуть, а?

 – Не припомню, чтобы ты сегодня много работала… – Олег с удивлением прочитал надпись на ее футболке. – Болеешь за «Спартак»?

 – Я болею за каждого, кто даст мне переночевать, пожрать и бесплатную футболку, – она хмыкнула. – Давай уже порошок, чувствую, ты не слезешь, пока мы с капитаном не будем сверкать, как новогодняя гирлянда.

 – Смотрю, твой дар прогрессирует.

 – Ты зануднее мертвой старушки! Пойдем, Джеки. Нам тут не рады, – и Айя выпустила хонорика из клетки.

Олег рассчитывал, что она посадит питомца на поводок, возьмет на руки, в конце концов, но Крюкова просто пустила капитана в свободное плавание по квартире.

 – С ума сошла?! А если он тут все мне загадит? Пометит, сгрызет?!

 – Во-первых, у него есть горшок, – Айя указала на треугольную мисочку в углу клетки. – Во-вторых, ничего он не загадит, он лучший из всех мужчин, которых я видела. Кстати, чуть не забыла…

С этими словами Крюкова запустила руку в горшок, хорошенько там покопалась и вытащила сложенные купюры. Отряхнула, – Господи, ты это тоже видел?! – прямо над ковром и пихнула в задний карман.

 – И нечего подсматривать, у меня все посчитано, – предупредила она майора, пока Джек исследовал диван: прыгал по спинке, подлокотникам, нырял между подушками и выныривал в другом месте…

План компромиссного сосуществования рухнул, осыпался мелкой пылью. Олегу невыносимо захотелось схватиться за голову. Моргнуть изо всех сил, чтобы потом открыть глаза и понять: все это было сном. Но нет. Красноволосая девица стремительно обживалась в его квартире, и что делать дальше, Горовой не представлял.

Крюкова все же отдраила клетку, пусть и оставив в ванной серые подтеки, вымыла зверька, который, несмотря на пиратскую кличку, к воде отнесся без энтузиазма и насквозь измочил знамя «Спартака», чем только подстегнул работу неуемного мужского воображения. Потом Айя все же приняла душ сама, избавив Горового от необходимости напоминать ей об этом.

Гардероб у Крюковой оказался довольно скудным, и Олег так и не понял, по какому принципу она отделяет грязные вещи от чистых. Когда Айя попыталась выбрать новую футболку по запаху, майор забрал у нее всю охапку, швырнул тряпки в стиральную машину, а гостье выдал одну из своих старых рубашек.

Ведь говорят, что женщина может из ничего сделать салат, скандал и халатик. Закатав рукава, затянув на поясе широкий ремень, она продефилировала в кухню, будто рождена была поражать публику достоинствами своего юного тела. По крайней мере, сегодня ей это удалось.

– Что видела тогда, без сознания? – осторожно поинтересовался Олег, когда Айя насытилась макаронами с сыром и принялась задумчиво вырисовывать узоры на пустой тарелке.

Она размякла, осоловела и, по расчетам Горового, должна была выдать, наконец, нужную информацию на раз-два. Однако услышав вопрос, Крюкова резко вздернула голову и впилась в него острым взглядом.

 – Все не успокоишься?

 – Я должен знать, – произнес он тем тоном, которым обычно успокаивают буйных.

 – Ты пойми… – она откинулась на спинку, изучая Олега, будто впервые. – Тебе это ничего не даст.

 – Рискни.

С минуту она сверлила его глазами, вызывая стойкое моргнуть или отвернуться, но Горовой терпеливо ждал. И терпение было вознаграждено.

 – Он бил женщину. Видимо, свою жену. Зверски избивал. И, кажется, пытал утюгом.

 – Это было то же видение, что и со свечами?

 – Да, – ее взгляд, наконец, переместился в сторону, и Олегу даже дышать стало легче. – Только я оказалась там. В его квартире. Сразу скажу: женщину опознать не смогу. Но квартиру – да.

 – Если он пытал ее утюгом, на ней должны остаться следы и без твоего опознания.

 – Понимаешь… – Айя закусила нижнюю губу. – Я не очень верю в ваше это правосудие. Ну, типа… Вы сажаете, конечно. Но человек потом выйдет, и будет еще хуже. Она его жена. Черт ногу сломит в этих мусульманских тонкостях… Только ведь у них от мужей не уходят, разве нет? Он решит, что это она его сдала. И просто на ремни разрежет.

 – Это ты тоже видела?

 – А ты разве не видишь? Зачем тебе видения, если у тебя есть глаза? Он ее за пятно на рубашке чуть калекой не сделал. А что будет за тюрьму? Сколько там ему дадут? Два? Пять? Ну, семь…

  – Больше, – Олег вздохнул и встал, чтобы собрать грязные тарелки. – Ему хотят вменить старушек. А это уже тянет на вышку.

 – Ты же понимаешь, что это не он? – Айя порывисто вскочила и схватила майор за локоть. – Он – зверь, но ведь это не он!

– А ты знаешь наверняка? – место, где она его коснулась, жгло, будто он сунул руку в заросли крапивы, но Олег старательно делал вид, что ничего не произошло.

 – Нет. А ты – знаешь.

И снова этот взгляд, который все внутренности выворачивает наизнанку.

 – Я знаю только то, что могу доказать, – Горовой отстранился и отошел к раковине от греха подальше. – Ты сама говоришь, что не можешь ни подтвердить, ни опровергнуть.

 – Вот как мне понять, откуда это все берется? – она постучала пальцем по голове. – Было бы легче, если б ты сразу сдал меня в дурку. А раз ты веришь… То и мне приходится. И почему я вижу, например, именно эту жертву, а не другую? Вот представь: старушек тоже он… Того… Убил, короче.

 – Допустим, – Олег завязал за спиной фартук, что вызвало очередную гримасу недоумения. – Да, я зануда. Так что с Алиевым?

 – Так вот, почему я видела именно жену, а не их? Ведь по идее убийство – более тяжкое преступление, разве нет?

 – Я пока пытаюсь переварить, что ты вообще кого-то видишь. А ты спрашиваешь, почему, – он потер лоб запястьем, чтобы не намочить волосы. – Может, ты видишь те преступления, которые были наиболее болезненными для жертвы? Или при которых был зрительный контакт… Потому что даже если он – наш Раскольников, то старушки перед смертью могли его даже не увидеть. Просто раз – и темно. Никаких страданий. Я сам чувствую себя психом, когда рассуждаю об этом… – он тряхнул головой. – Но может, твой дар  – чувствовать страдания, которые кто-то причинил?

 – Поди знай… – она потерла плечо и поморщилась. – Теперь вообще никогда не заживет.

 – А кто тебя просил…

– Только не начинай! Я не жалуюсь. Просто… У тебя нет таблеток или мази? Или пластырей специальных? Футболисты только ими и спасаются.

 – Кто из нас двоих целительница: ты или я?

 – Смешно, да.

 – Растеряла флакончики с нимесулидом?

 – Ха-ха. Все сказал? – она поджала губу. – Тогда я спать. Это ведь можно?

 – Ладно, не дуйся, – Олег выключил воду и вытер руки. – В холодильнике был меновазин.