Человек в стене - Ангстрём Эмма. Страница 8

Альва сидела у экрана как приклеенная. Она узнала раковину с бабушкиных картин, а еще припомнила кое-что насчет букв. Девочка просмотрела программу до самого конца, потом оставила на полу недоеденный тост и бросилась в свою комнату.

Картины по-прежнему стояли у стены. Альва уселась напротив и заправила свои длинные волосы за уши.

Она смотрела на первую картину с розовой спиралью в центре цветка. Хотя действительно ли это цветок? Альва уже не была в этом так уверена. Это могло быть нечто совершенно иное.

Она переключилась на вторую картину, ту, что с ракушками. Тут ошибка исключалась, это определенно были ракушки, окруженные букетами из цветов и папоротника. Альва внимательно вгляделась в цветы. Гвоздики — это она знала точно, потому что читала в библиотеке книги по ботанике. Их нежно-розовые и темно-красные лепестки рябили и сворачивались в воронки. Хотя один из цветков выглядел как-то странно.

Альва взяла на полке увеличительное стекло и снова улеглась перед картинами. Глядя сквозь лупу, она уставилась на этот цветок.

Внутри гвоздики была изображена буква «З». Альва осмотрела с лупой и все остальное на картине, но больше ничего не обнаружила.

Она повернулась к третьему полотну. Ее дыхание участилось.

Держа увеличительное стекло над радужным треугольником, Альва не успела хорошенько над ним поразмыслить, потому что ее обуяло странное ощущение. Она села. Возможно, она просто увидела, как что-то мелькнуло за окном, например ворона, которая опустилась на подоконник и снова вспорхнула с него. Такие вещи вечно замечаешь лишь краем глаза, но они оставляют после себя неприятное чувство.

Альва опять переключилась на картины, но по спине снова пробежали все те же леденящие мурашки. Обернувшись, она осмотрела комнату. Встала, покачнувшись.

— Ау?! — крикнула она в сторону прихожей, но колокольчик у входной двери не звонил. К тому же она знала, что Ваньи и сестер не будет еще несколько часов.

Девочка снова выглянула в прихожую. Там было темновато, уже наступили сумерки, а она еще не включила свет. Она повернула выключатель, и прихожая внезапно осветилась. Альва двинулась дальше, в гостиную.

На улице свистел ветер, и было слышно, как от него дребезжит в вентиляционных шахтах. В них гудело и пело, и Альва выключила звук телевизора, по которому в это время передавали репортаж с выставки.

Одна из картин над диваном висела криво, и Альва поправила ее. Резкий запах краски ударил девочке в нос.

Она продолжила обход квартиры. В комнате сестер царил беспорядок, повсюду валялись журналы, диванные подушки, одежда и блеск для губ. Ступая на свободные от вещей места, она подошла к комоду и подняла с него спортивный топик. Блестящая ткань на ощупь казалась очень странной. Ей бы не захотелось надеть нечто подобное.

Альва шла через кухню, и ее не оставляло неприятное чувство. Она включила свет над буфетом и принялась бессистемно открывать дверцы. Она не знала, что ищет, и в результате не нашла ничего. В шкафчиках и ящиках не оказалось ничего необычного. Однако она все равно продолжала поиски, проводя пальцами по поверхности и стыкам мебели.

— Бабушка, это ты? — прошептала Альва тихим, слабым голосом. Потом добавила громче: — Я ничего не боюсь.

* * *

Он связал ее, зажимая нос и рот своей грубой ладонью. Она сидела на металлическом стуле с кожаными ремнями вокруг запястий и лодыжек. Подвал был сырым, с белеными стенами, и с потолка временами начинало капать что-то зеленое и склизкое.

В комнате она была не одна. Вдоль стен стояли дети, двадцать или около того. Она не видела их лиц, но они были маленькими, примерно лет пяти. Все они повернулись лицом к стенам, уперевшись руками в их белую поверхность. Там, где между стоящими детьми можно было разглядеть стену, она видела маленькие отпечатки ладоней — черные, резко контрастирующие с белой краской.

Она не видела его лица. Он стоял за ней, все еще зажимая ей рот рукой. Другой рукой он делал что-то еще, судя по звукам, точил о камень какой-то предмет. Вертеть головой она не могла, голова тоже быстро оказалась привязанной, и ее попытки освободиться ни к чему не привели.

Тишина была ужасающей. Свет мигал, и руки детей на стене мелькали в его вспышках. Внезапно она почувствовала у себя на плече его заскорузлую и тяжелую руку.

Он обошел вокруг стула и встал напротив нее. Его лицо было длинным и тонким, бледным до полупрозрачности, а глаза мерцали серым. Когда он раскрыл рот, оттуда полезли пауки, они пробирались между губ, облепляя всю его голову. Они были большими, с волосатыми лапками, они падали с его лица на ее тело. Они карабкались ей по лодыжкам, забирались под одежду. Она снова посмотрела ему в глаза. Его лицо изменилось, превратившись в нечто совершенно иное. Нечто животное… Нечто ужасное…

Анита проснулась от собственного крика. В комнате было темно, как в могиле. Затемняющие шторы исправно не пропускали свет с улицы. Карл по ее просьбе повесил их в тот недолгий период, когда они были вместе. Наверное, вот и вся польза, которую принесли ей отношения с ним.

Сердце все еще частило, когда она шарила по прикроватной тумбочке в поисках стакана воды. Она кляла перегоревшую накануне лампочку, потому что запасных у нее не было. Хотелось бы ей быть из тех людей, кого не тревожат подобные вещи, но увы… Ее психотерапевт говорил, что нужно иметь разумные представления о себе и принимать себя, иначе неизбежны сплошные разочарования, и больше ничего.

Из темноты начали проступать неясные очертания предметов. У двери, не доходя до платяного шкафа, выстроился ряд комодов, необходимых, чтобы вместить всю ее одежду. Шопинг был сейчас основным ее занятием, уж, во всяком случае, она посвящала ему больше времени, чем до развода, хоть денег и стало меньше. Она знала, что, возможно, ей следует поговорить об этом с психотерапевтом, но избегала этого. Наверное, потому, что в глубине души не испытывала желания остановиться. Походы по магазинам и примерка новой одежды делали ее счастливой хотя бы ненадолго. Неужели она не заслуживает хоть немного счастья сейчас, когда ее жизнь сделала такой неожиданный поворот?

Кошмарный сон медлил, напряжение сковало тело и не собиралось покидать душу. Часы на тумбочке показывали без четверти четыре. Слишком рано, чтобы вставать, но задремать тоже никак не получалось. Она залезла поглубже под одеяло. Если бы лампочка для чтения работала, она почитала бы газету и переключилась на что-то менее удручающее.

Кошмары начались у нее несколько недель назад, после того как она в последний раз поужинала с Йеспером и Фридой. Когда Фрида отлучилась в туалет, Йеспер наклонился к ней над столом и объяснил ситуацию. Потом допил капучино до последней капли, махнул официанту и расплатился. Он ушел до того, как вернулась Фрида. Аните пришлось объяснять ей, что Йеспер их оставил, пришлось делать это прямо в ресторане, не плача и не устраивая несуразных сцен.

Но Йеспер все равно был самым лучшим из них. После развода с Лукасом Анита встретила целую череду мужчин, которые поначалу казались фантастическими, но под конец неизменно разочаровывали.

Подобные сны означали, что она не может спать как следует, и часто у нее возникало чувство, будто за ней наблюдают. Раньше она ничего подобного не испытывала, но полагала, что происходящее — всего лишь симптом ее одиночества. Никогда прежде она не оставалась одинокой так долго, и спать одной в огромной двухспальной кровати было странно, почти страшно.

В голове Аниты мелькали образы: темный подвал, черные отпечатки ладоней на белых стенах, дети, молча стоящие к ней спиной. Эти образы напомнили ей фильм, который она посмотрела давным-давно. Какую-то якобы документальную историю о подростках, прятавшихся в заброшенном доме посреди леса, вот только название ускользнуло из памяти.

Анита лежала на боку, вытянувшись. Пожалуй, она все-таки могла бы расслабиться и еще поспать. Сердце стало биться медленнее, холодный пот на груди высох. Она еще один, последний раз посмотрела на часы.