Тортоделка. Истинный шедевр (СИ) - "EvgeshaGrozd". Страница 68

Герман поднялся ко мне и провел пальцами по моим губам, скользнул ими в рот, давая почувствовать свой собственный вкус. Его поцелуи и ласки гуляли по телу, пока я переживала последствия бурного оргазма. Руки любимого нежно и страстно изучали изгибы. Тепло дыхания согревало кожу.

Муж вновь устроился между ног и, плавно массируя большим пальцем клитор, вошёл. Вскрик утонул на его губам. Медленные движения назад, резкое вперёд, ловя ртом каждый мой стон от толчков. Соитие стремительно переросло в страстный танец двух разгоряченных тел на постели.

Извивалась в его руках, чувствуя апогей мужа. Мужчина ускорился и, уткнувшись в меня лоб в лоб, придерживал за затылок. Смотрю в его синие глаза и наблюдаю, как дарю и ему эти блаженные минуты. Содрогнулся, низко зарычал и пропустил выдох. Тело обмякло, пребывая в эйфории. Слышала бешеный стук его сердца. Выдох. Ладонь по-прежнему на моём затылке, а губы коснулись виска. Позже спустились к уху.

— Я люблю тебя.

Мощный удар по всем моим рецепторам.

— Ч-что? — голосовые связки атрофировались. Я ослышалась?

— Я люблю тебя, Вика, — повторил он чётче и, приподнявшись, заглянул в глаза.

Ответить ему не смогла, лишь потому что всё отказало от счастья. Крепко обняла мужа и впилась в губы.

Сегодня Гера заставил отдыхать. На торты заказов не было, с десертами справлялись Таня и новый кондитер Алексей, на холодном цеху верховодили Гера и повар Кирилл.

Спала я пресладко до полудня. Потом нехотя высунула нос из комнаты, ведомая чувством голода.

— Доброе утро, Викуль, — из родительской комнаты вышла свекровь. Судя по внешнему виду, она собиралась уходить.

— Добрый день, — робко улыбнулась. — Уходите?

— Да. Из Испании приехала моя давняя подруга. Мы лет семь не виделись. Нельзя пропускать такую встречу. У Анны Леонидовны сегодня выходной, но она любезно согласилась приехать. Правда только через пару часов. Раз ты сегодня дома присмотри, пожалуйста, за Юрой, ладно?

— Конечно, — с готовностью кивнула.

— Он правда сегодня какой-то вялый, но все нужные лекарства принял по графику. Сейчас спит и думаю проспит как раз до прихода медсестры.

Она по-матерински чмокнула меня в щёку и поспешила:

— Давай не скучай.

— Хорошего дня, — кивнула в ответ.

Что ж, завтрак в постель?! А почему бы нет? Надежда Дмитриевна сготовила тосты, яйцо-пашот и рисовую кашу.

Включила негромко какой-то сериал на ноутбуке, стараясь увлечься сюжетом. Через полчаса поняла, что выбрала какое-то отборное говнецо. Лучше книжку почитать, но с подносом на постели как-то не "по фэн-шую". Решила отнести в кухню. Кухарке явно не до этого сейчас — нужно обед на всю нашу ораву готовить, а тут хозяйка вспомнила о завтраке. Я так делаю не часто, так что простит.

Вышла в коридор, но звуки в комнате свёкра напугали. Влетела в его покои и на секунду растерялась, увидев его на полу. Он стонал, держась за левую руку, и плотно прижимал к себе. Одышка, мокрое от пота лицо. Сердце?!

— Помогите! — крикнула в пространство, зовя прислугу.

Помня наказы Анны Леонидовны, начала действовать. Дала аспирин, следом сунула под язык таблетку нитроглицерина.

— Виктория Андреевна?! — в комнату вбежала Галина Фёдоровна. Увидела отца хозяина на полу и поспешила на подмогу.

— Помогите вернуть его на кровать! — крикнула ей. Мы рванули старика вверх, отчего он буквально закричал. — Сейчас… Сейчас мы вас уложим.

Справившись, попыталась придать мужчине полусидящее положение, подложив подушки за голову и под ноги. Растегнула ворот ночной рубашки.

— Откройте окно. Ему нужен воздух, — велела я, набирая номер телефона медсестры.

— Нужно в скорую звонить, Виктория Андреевна, — настаивала гувернантка, но я верила, что Анна Леонидовна уже рядом и всё сделает как нужно.

Трубку сняли не сразу. Без лишних слов доложила ей о происходящем, ожидая спасательных инструкций.

— Да, это сделала, — присела возле него осматривая. — Хорошо. Горчичники?! — на меня лился поток информации, в суть которой не могла вникнуть, но запоминала до мельчайшей детали. — Поняла. Да. Через пять минут повторю. Да. Прошу вас поторопитесь!

Адреналин и страх за отца Германа бил в голову.

— Я умираю? Вик… Передай детям, что я их очень… люблю, — старик смотрел на меня, выпучив глаза.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ещё чего?! Вы не умрёте! Сами им всё скажете, — резко рявкнула, сражаясь с горчичником. Прикрепила на область сердца. — Всё будет хорошо. Держитесь!

— Больно! — застонал старик.

Оценивающе смотрела на него: жуткая бледность, черты лица заострились. Старику не хватало воздуха.

Паника охватывала каждую клеточку моего тела. По инструкции медсестры, сунула мужчине под язык повторную дозу нитроглицерина. Синюшность губ пугала не на шутку. Взяла его за ледяную руку.

— Поможет… Должно помочь. Пожалуйста! — молила всех Всевышних об этом.

— Вика, — прохрипел старик и его глаза закатились.

— Нет, нет… Не смейте! В скорую! — крикнула гувернантке, уже основательно виня себя, что доверилась только медсестре. Надо было сразу набрать, идиотка!

Взобралась на кровать больного, приступив к массажу сердца, как знаю, как помню, как могу.

Диспетчер приняла вызов, а мне оставалось продолжать реанимацию и в панике ждать, чтобы кто-нибудь компетентный уже приедет.

В висках стучало лишь одно — папа Геры, это отец моего мужа… С каждым повтором этих слов, жала на область сердца, отсчитывая количество раз.

Из комнаты меня сразу же выставили, когда приехала реанимация. Адреналин отпустил тело и меня начало болтать из стороны в сторону. Галина Фёдоровна сунула что-то противное и ментоловое в водном растворе, заставив выпить.

Бригада неспеша вышла из комнаты свёкра. Почему они молчат? Почему уходят? Из комнаты веял жуткий холод. Внутри остался лишь один с папкой документов, который с дежурным сочувствием смотрел на меня из глубины покоев.

— Нам очень жаль.

Смогла услышать только это. Дальнейшее ушло в вакуум, и я осела на пол.

37. С меня хватит

ГЕРА

Звонок, поступивший от мамы лишил меня возможности дышать, думать и двигаться.

"У твоего отца случился сердечный приступ. Его больше нет с нами, родной…"

Я не помню, как доехал до дома, как устремился вверх по лестнице, как влетел в комнату родителя. Оглядев лица присутствующих, понял, что узнал о смерти папы самый последний. Здесь уже были все близкие: брат с сестрой, мама с какой-то женщиной, Вика и даже Таня с Антоном.

Жена тут же поднялась со стула, ступила ко мне, что-то промямлив, но пока я не мог никого воспринимать. Видел лишь обездвиженное тело отца. Он не повернулся ко мне. Не сказал "Здравствуй, сынок". Даже не шевельнулся. Стальными ногами дошёл до изголовья кровати, не спуская с него глаз. Он бы просто казался мне спящим, если бы не заострившиеся черты лица, чуть отвисшая нижняя челюсть и начинающие развиваться бледные трупные пятна. Сухие старческие кисти сложены на груди, которая больше не хочет подниматься и опускаться, не хочет снабжать тело жизненноважным кислородом.

Ком давил в горле, словно пытаясь взорваться изнутри, слёзы сдерживать больше не получалось. Взял в ладони безжизненную руку и прижался к ней лицом.

— Пап… папа? — Сердце, вновь как у пятилетнего мальчика, который просит у отца игрушку или разрешить погулять с братом, но в этот раз иначе — важней, сильней и рьяней и без надежды быть услышанным. — Папа…

Упал на колени возле постели, отдаваясь эмоциям утраты и безвозвратности. Уткнулся лицом в его плечо. Зубы свело от непоправимости. Закусил ткань одеяла, готовый рвать всё в клочья, лишь бы выпустить эту жгучую боль, избавиться от неё, опустеть и выбиться из сил. Сдавил рванувшее изнутри рыдание. Цеплялся за бездушную фигуру, чтобы не потерять себя в пространстве.