Вкус яблока - Хиккетс Роберта. Страница 20

— Значит, твой бывший муж не женился? — Поймав недоуменный взгляд хозяйки, Гард пояснил: — Ты же сказала, что других внуков у Питера не будет.

Мэйбл смущенно отвела взгляд в сторону.

— Реджи сейчас не до женитьбы. А уж про детей и говорить нечего.

— Поэтому он и с сыном никогда не видится?

Гард смотрел ей прямо в глаза, но взгляд все равно скользил куда-то вниз, на ее ноги. Они были так близко — длинные, стройные. Только руку протяни, коснешься шелковистой кожи… И представил себе, как эти великолепные ноги обвиваются вокруг его бедер, сжимая их все крепче, крепче…

Совсем с ума сошел, оборвал он себя. Нашел время для воспоминаний. Вот вернешься домой, тогда думай и вспоминай сколько влезет. Но не сейчас, когда она, слепо уставившись в пустоту, рассуждает о своем бывшем муже — человеке, денежки которого пришлись ей куда больше по душе, чем его, Гарда, открытая душа.

— Они не видятся, потому что Реджи живет от нас за тысячу миль. Это во-первых. А во-вторых, у него сейчас другие проблемы.

— Неужели более важные, чем собственный сын?

Ни секунды не раздумывая, она коротко ответила:

— Да.

Гарду очень хотелось знать, что же это за проблемы, которые дороже собственного ребенка, но придержал язык. Не станет она ему отвечать. Вон какое изобразила непроницаемое лицо!

— Скучаешь по Мемфису? — сменил он тему разговора.

— Нет. — По лицу ее пробежала легкая улыбка, и оно стало еще красивее. — А ты скучаешь по тем местам, где приходилось служить?

— Нет. Только по сослуживцам. И еще по собакам.

Он тосковал по всем собакам, с которыми ему довелось работать — и по Джокеру, и по Голду. Первый отличался самым смирным нравом, Голд — самым злобным. Пес в припадке ярости запросто мог и покусать своего наставника. Но самой любимой собакой был Бизон.

— А в каких штатах тебе доводилось работать?

— В Южной Каролине, Алабаме, Джорджии, Теннесси.

При упоминании о последнем штате собеседница встрепенулась. Какая ирония судьбы, подумал Гард — уехать из Флориды подальше от нее и поселиться в Теннесси, о котором у него сохранились не самые теплые воспоминания. Он приехал туда, когда выписался из госпиталя после ранения. Чувствовал себя еще не вполне здоровым и, если бы знал, что Мэйбл живет всего в нескольких десятках миль от него, здоровья ему это вряд ли прибавило бы.

— А где в Теннесси?

— На военно-воздушной базе в Форт-Уэсте. Недалеко от Лекланда. Там я закончил школу кинологов.

Он несколько месяцев не мог решить, подавать ему документы в эту школу или нет, но после того, как его чуть не убили, раздумьям пришел конец — подавать, и чем скорее, тем лучше. Если он собирается и дальше служить в военной полиции, ему нужен напарник, которому можно доверять целиком и полностью, иначе не в силах будет преодолеть страх. А таким напарником мог быть только четвероногий друг.

— Ах, да… Ты же работаешь с собаками.

Мэйбл снова улыбнулась. На сей раз теплой, ласковой улыбкой, которая всегда трогала его до глубины души, вселяя надежду, что все будет хорошо.

— На Алана произвело неизгладимое впечатление, что собаки тебя так слушаются, — заметила она. — У него в Мемфисе был великолепный ирландский колли. Он пытался обучить его простейшим командам, ну, типа «сидеть», «лежать»… Но учитель из него оказался никудышный.

— Собака с вами живет? — поинтересовался Гард.

Кинология была одной из немногих областей, в которых он знал толк. Можно было бы помочь мальчишке выдрессировать колли. От этого их отношения только выиграли бы. Не исключено, что и мать почувствовала бы к нему большее расположение…

Но оказалось, рановато он размечтался.

— Нет, — грустно проговорила Мэйбл. — Реджи продал ее, когда мы с сыном от него уехали. Мы сначала снимали квартиру, и места для собаки было маловато. Договорились, что она какое-то время поживет у Реджи, а он избавился от нее. — Она взглянула Гарду прямо в глаза. — Алан думает, что она убежала. Сын не знает…

— Чего не знает, Мэйбл? — Она попыталась отвести взгляд, но Гард лишил ее этой возможности — подошел и встал прямо перед ней. — Всякий раз, когда речь заходит о Роллинсах, ты замыкаешься в себе. Что ты скрываешь?

А что она может рассказать ему? Выложить все до мельчайших подробностей? Он служит в полиции, наверняка всего повидал, и ему легче, чем кому бы то ни было, будет понять, каким кошмаром были для нее последние несколько лет. Облегчить душу? Она терпеть не могла хранить тайны, а последние три года только этим и занималась, чтобы ни сын, ни друзья и знакомые не узнали правду о Реджи. Рассказала только родителям и сестре.

Более того, если Гарду станет известно, что ее бывший муж наркоман, это польстит его самолюбию. Ему приятно будет осознавать, что тринадцать лет назад ее родители и она сама жестоко ошиблись. И что та безоблачная жизнь, которую она ждала от мужа, так и не сложилась.

Но Мэйбл молчала. Что же удерживало ее от признания? Жалость к Реджи? Не исключено. В конце концов он отец ее сына. Репутация семьи? Еще более вероятно. Многие люди — и Гард, по всей вероятности, не исключение — ждут любого удобного случая, чтобы вылить на Роллинсов ушат грязи. Кроме того, нравится ей это или нет, проблемы Реджи не могут не сказаться на ней самой и на сыне, хотя они нисколько этого не заслуживают.

И все же, вероятнее всего, ее удерживал от признания элементарный стыд. У нее язык не поворачивался рассказать Гарду, на какую низость оказался способен ее бывший муж. Дело в том, что собаку он продал, чтобы купить себе наркотики. У колли была великолепная родословная, так что денег муженек выручил достаточно, чтобы продержаться несколько дней. И вот этого-то предательства по отношению к бессловесному существу Мэйбл не могла ему простить.

А еще было стыдно от того, что в данный момент ее волновал не Реджи с его проблемами и не Алан, на котором могут отразиться выкрутасы отца, а Гард. Что он подумает, если узнает правду? Он же полицейский, и в его обязанности входит арестовывать таких, как Реджи, и сажать их в тюрьму. Станет ли он после этого общаться с ней и перевоспитывать ее сына? Вряд ли…

— Если ты со мной не согласен, скажи, — тихо начала она, спокойно встретив его взгляд. — Но, по-моему, нет ничего странного в том, что мне не хочется обсуждать проблемы моего бывшего мужа. Особенно с тобой.

Гость отошел в сторону и прислонился к перилам. Мэйбл опустила ноги на пол и вновь принялась раскачиваться, но, услышав новый вопрос, замерла.

— Почему он с тобой разошелся?

Сердце больно сжалось, но она и вида не подала, ответила со всей непринужденностью, на которую только была способна.

— Значит, ты считаешь, что муж сам подал на развод, потому что я ему стала больше не нужна?

— Вот именно. Судя по тому, как долго ты добивалась его руки, маловероятно, что добровольно от него отказалась.

А может, все же рассказать ему все, подумала Мэйбл вставая. Пусть знает, как он к ней жесток и несправедлив!

Но ведь и прав, считая ее жадной и эгоистичной. Она сама приложила немало усилий, чтобы о ней так думали.

С крючка над дверью свисала кормушка в виде домика для колибри. Хозяйка коснулась ее рукой — на пальце осталась капелька густого красного сиропа. Почти месяц ни одна колибри к ним в дом не залетала. Нужно будет почистить кормушку и убрать до весны. На этой же неделе займется…

Мэйбл отвела взгляд от птичьего домика и подошла к гостю почти вплотную.

— Ты прав, — безжизненным голосом произнесла она. — Я ни от чего не отказываюсь добровольно. Реджи я теперь мало волную. У него появилось кое-что получше. То, что ему дороже меня. Он забрал все, но у меня остался Алан, его единственный сын и единственный внук Питера.

Женщина помолчала, чтобы до него лучше дошел смысл ее последних слов — пока сын живет с ней, Питер проследит, чтобы они ни в чем не нуждались, — отошла и села в качалку. — Уходи, Гард, — устало проговорила она. — Оставь меня в покое!