Слепое пятно - Холл Остин. Страница 45

Чик сел на кровати, чтобы разглядеть его поближе, и тут же упал обратно из-за легкого головокружения. Он закрыл глаза.

Вскоре он принялся изучать остальные картины. Две из них были цветочными этюдами. Уотсон и сам не знал, что больше сбило его с толку — сами растения или емкости, в которых они стояли. Ибо вазы походили на большие круговые чаши, широкие в разрезе и с ручками по обе стороны. Цвет их был ему незнаком. Что касается цветов, то на одном этюде их было шесть, и больше всего они походили на крупноцветные хризантемы. Но окрас у них был совсем другой, да и тычинки были широкие и полосатые, что придавало цветам вид совершенно самобытный. Во второй вазе было несколько экземпляров разных видов, ни один из которых не удалось опознать.

На противоположной части комнаты оказалось нечто вполне знакомое. На первый взгляд это выглядело как просто корзина с котятами в черно-белых тонах — нечто вроде пастели и в то же время напоминающее сепию. Однако рядом с корзиной лежала ложка, один конец которой покоился на краю блюдца. Именно размер ложки привлек внимание Чика — точнее, размер котят, каждый из которых мог бы уютно устроиться в ее черпаке! Соответственно, если бы это была обыкновенная столовая ложка, то котята должны были уступать в размере самому мелкому мышонку.

Чик оставил картины. Вскоре он задумался над вопросом времени и решил, что, сколько бы сейчас ни было часов, еще должно быть светло. В одной из стен комнаты было большое овальное окно из материала, который мог бы сойти за стекло, но замерзшее, не позволявшее разглядеть что-либо снаружи. Зато оно пропускало внутрь немало света.

Прямо напротив окна находился дверной проем, где вместо двери висел занавес. Он был сделан из прозрачного материала, но его темно-бордовый оттенок полностью скрывал всё, что могло за ним прятаться.

Чик ждал и вслушивался. До этого момента он не уловил ни звука. Не было даже этого слабого, расплывчатого гула в отдалении, который мы привыкли считать тишиной. Он не сомневался в том, что очутился внутри «Слепого пятна», но насчет того, где именно это место находится, знал не больше прежнего. Он мог лишь с уверенностью сказать, что лежит на кровати в каком-то здании. Где и чем было это здание?..

Только сейчас он заметил шнур, свисающий с потолка. Он заканчивался дюймах в шести от его головы. Чик потянул за него. В ответ он услышал слабый, мелодичный перезвон где-то вдали. Чик попытался проанализировать звук. Он не был похож на колокольный звон; быть может, слово «звяканье» подошло бы лучше. Чик решил, что звук можно условно отнести к ноте «ре» первой октавы.

Мгновение спустя он услышал шаги за завесой. Они были очень мягкими, легкими и неторопливыми; почти в тот же миг тонкая белая рука отодвинула полог в сторону.

Перед Чиком была женщина. Он снова лег в изумлении. Пусть не красавица, она была очень миловидна — с большими голубыми глазами, полными глубокой нежности и сочувствия, правильными чертами лица и замечательной копной густых каштановых волос, удерживаемых атласной сеточкой.

Она вздрогнула, увидев, что глаза Чика широко открыты, потом по-матерински участливо улыбнулась. Ее одежда выглядела одновременно и подобающе, и диковинно — она скрывала всю ее фигуру, оставляя обнаженными правое плечо и руку. Чик обратил на нее внимание: она была мраморно-белая, округлой формы, вся в кружеве тонких голубых вен. Он никогда прежде не видел руки, подобной этой, равно как не видел никого подобного этого женщине. На вид ей можно было дать лет сорок.

Она подошла к кровати и положила руку на лоб Чика. Снова улыбнулась и кивнула.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она.

Вот что было странно, и Уотсон никак не мог это объяснить: хоть она говорила не по-английски, он всё же прекрасно ее понимал. В ту секунду это казалось естественным, но чуть позже он был поражен.

Он ответил ей на том же языке — его мысли просто слетали с губ. Он заметил, что, если не предпринимать сознательных попыток выбирать слова, чтобы оформить в них мысль, то говорить получается без запинки.

— Где я?

Она снисходительно улыбнулась.

— Это… это «Слепое пятно»?

— «Слепое пятно»? Я не понимаю.

— Кто вы?

— Ваша сиделка. Быть может, — успокоительно добавила она, — вы захотите побеседовать с Рамдой?

— Рамдой!

— Да. С Рамдой Геосом.

Глава XXX

Погружение

Женщина ушла.

Какое-то время Чик раздумывал над ее словами. Бодрость стремительно возвращалась к нему, и мозг работал ясно, с аналитической точностью.

Только сейчас он заметил, какой здесь напряженный, словно перегруженный чем-то воздух, почувствовал какое-то странное, скрытое течение жизни, уловил невероятно слабый, но настойчивый звук, пульсирующий и ритмичный — словно отголоски дыхания множества живых существ. Чик был городским жителем и привык к вечному рокоту, с которым бьется сердце большого города. Но это было нечто совершенно другое.

Вскоре среди всей этой неразберихи ему удалось расслышать звяканье миниатюрных колокольчиков — почти неслышное, но мелодичное. Воздух казался тяжелым от тихой музыки, будто бы пронизанной золотистой энергией колокольного звона, далекого, приглушенного, больше похожего на шепот и в то же время словно бы от этого самого воздуха неотделимого.

Происходящее напоминало сон. В царстве подсознания ему уже доводилось слышать подобные звуки, диковинные, неземные… мимолетные и хрупкие.

Мысль о снах внушила ему внезапную тревогу. Он мгновенно погрузился в методичные размышления, пытаясь более четко осознать свое положение.

Женщина говорила о некоем Рамде. Правда, она добавила уточняющее «Геос», но это было не столь важно. Геос или Авек — это по-прежнему Рамда. К этому моменту Уотсон был убежден, что это слово означает нечто вроде титула… а соответствует ли оно званию доктора, лорда или профессора, уже не существенно. Что интересовало Чика, так это вопрос тождества. Сумей он разгадать эту загадку, и ему открылась бы сама суть «Слепого пятна».

Он старался думать быстро. Очевидно, именно Рамда Авек заманил в ловушку доктора Холкомба. Зачем? Что двигало этим человеком? У Уотсона не было ответа. Он знал лишь, что на самом этом поступке лежала тонкая тень злого умысла. Что за всем этим стоял какой-то смысл, некая направляющая сила, разумное начало, безжалостное и непреодолимое.

Но в другом он был уверен: этот Рамда Авек пришел из того места, где он, Уотсон, находится прямо сейчас. Или, скорее, ему было просто неоткуда больше явиться. И Уотсон не сомневался, что неважно где, неважно как, но он найдет доктора Холкомба.

В этот момент Уотсон определился, как ему действовать дальше. Он решил не говорить ничего, ни словом, ни поведением не намекать ни на что, что могло бы послужить обвинением или поводом навредить профессору. Ему предстояло выяснить всё возможное, сделать всё возможное, чтобы добиться своего, не выдавая ничего взамен. Ему придется играть в одиночку и очень осторожно, пока он не найдет доктора Холкомба.

Осознание этой задачи его не ужаснуло. Почему-то она произвела на него впечатление прямо противоположное. Может, это оттого, что к нему вернулись силы, а с ними и свойственная здоровью живость духа. Он чувствовал окружавшую его энергию — уравновешенную, мощную, застывшую в ожидании одного лишь знака с его стороны, чтобы стать действующей силой. Причиной такого ощущения могло быть только нечто жуткое, случившееся с ним раньше. Он был готов ко всему.

Прошло пять минут. Уотсон был бдителен и насторожен, когда женщина вернулась, ведя с собой спутника. Она ласково улыбнулась и представила его:

— Рамда Геос.

Сперва Чик был потрясен. Сходство этого человека с Рамдой Авеком было практически полным. Те же утонченность и элегантность, мимолетное впечатление юности, та же очевидная зрелость вкупе со здоровой непринужденностью и изяществом манер. Вот только он был немного ниже. Глаза были почти что те же, с теми же необыкновенными радужками и зрачками, выдававшими принадлежность к многовековой культуре. Он был одет в черную мантию, которая подошла бы ученому.