Счастливчики (ЛП) - Райз Тиффани. Страница 13
— Нет, нет, нет! Ты не посмеешь! — Она кричала, и смеялась, и смеялась, и кричала.
— Не хочешь водички? — спросил он.
— Я в замшевых ботинках!
— Ладно, — сказал он, вздыхая, а потом поставил ее на ноги на сухой песок. — Но только из-за замши. Тебе, наверное, не помешает окунуться в холодную воду. Хотя в последний раз это не помогло, — поддразнивал он ее.
— Не моя вина, что ты был так сексуален в шестнадцать. Я потеряла голову. И не сделаю это снова, обещаю, — сказала она.
— Хорошо. — Он ущипнул ее за нос. Они вели разговор, который должен был состояться тринадцать лет назад. Лучше поздно, чем никогда.
— Только если ты сам этого не хочешь, — добавила она, улыбаясь.
— Веди себя прилично, грубиянка. Я… недоступен.
— Десять минут назад ты сказал мне, что не женат и детей у тебя нет, — напомнила она ему. — И не называй меня грубиянкой, хам.
Он рассмеялся, и сердце у нее в груди запрыгало от радости. Она была слишком счастлива. Такое счастье ее пугало.
— Все… немного иначе.
— Теперь я заинтригована, — сообщила она, больше нервничая, чем любопытствуя.
— Я расскажу тебе, но пообещай, что не станешь вести себя странно после этого, — попросил он. — Все ведут себя странно после того, как я об этом рассказываю.
— Я не стану вести себя странно, — заверила Эллисон. — Обещаю. Я расскажу тебе странности о себе, если ты расскажешь странности о себе. Идет?
— Идет, — согласился он. Они официально пожали друг другу руки.
— А теперь рассказывай.
— До того, как приехать сюда, чтобы заботиться об отце, я жил… в монастыре, — сказал он.
— Ты жил в монастыре? Ладно. Почему?
Он улыбнулся ей, почти извиняясь.
— По той же причине, по которой живут в монастыре, — объяснил он. — Я монах.
Глава 7
— Срань господня.
Это был самый неправильный для Эллисон ответ или самый правильный. Она не была уверена.
Роланд лег на спину на песок, сцепив ладони на затылке и молча улыбаясь. Должно быть, он привык к подобным реакциям. Сложно представить, что действительно красивый тридцатилетний мужчина будет монахом. По крайней мере, она не представляла. Эллисон засмеялась, но не от радости. Пятнадцать минут назад ей казалось, что единственное, что изменилось с момента ее отъезда — это их рост, вес и возраст. Но пока Роланд лежал рядом на песке, ожидая, что она скажет что-нибудь, что-то не глупое… она осознала, что все изменилось. Абсолютно все. Она понятия не имела, кто этот мужчина.
— Я не знала, что монахи, ну, знаешь, еще в моде, — заметила Эллисон, пытаясь скрыть шок под дерзостью.
— Мы еще в моде, — подтвердил он.
— Просто…. Я никогда раньше не встречала монахов.
— Ты когда-нибудь была в монастыре? — спросил Роланд. — Потому что это лучшее место, где их можно встретить. Довольно часто единственное место.
— Ты смеешься надо мной.
— Немного. Но тихо и внутри.
— Ты действительно монах. Настоящий живой монах.
— Все так. Я принадлежу монастырю Святого Брендона Клонферсткого. Это в паре часов езды по побережью.
Выбор глагола Роланда ужалил. Он не был членом монастыря Святого Брендана. Он не жил там. Он им принадлежал. Крошечная часть Эллисон когда-то думала, что он принадлежит ей. Большая ее часть однажды мечтала, что она принадлежит ему.
— И каково это — быть монахом? — поинтересовалась она, стараясь заглушить боль.
— Ты умеешь творить чудеса? Цитируешь Библию? Поешь монашеские песни? Монахи ведь поют, да? Они поют и размахивают этой дымящейся штукой?
— Не пойми меня неправильно, дитя, но ты рождена, чтобы быть младшей сестренкой.
— Больно, — сказала она, качая головой. — Очень больно.
— Я шокировал тебя, да? — спросил он. Он перекатился с песка и сосредоточенно посмотрел на нее.
— Да, — ответила она искренне. Он шокировал ее, и это было больно, как удар током. — Я бы тоже могла тебя шокировать, если бы хотела. Но не хочу.
И с какой стати ей переживать, монах он или нет? Это интересная работа, да, но какое ей до этого дело?
— Монах, — повторила она. — Это не входило в первую сотню моих догадок. Ты монах сейчас? Или бывший монах?
— Я монах в отпуске по болезни по разрешению настоятеля монастыря.
— Так ты планируешь вернуться? Я имею в виду, после своего… Когда сможешь? — спросила она, желая услышать в ответ: «Нет, конечно, нет».
— Таков план, — не стал скрывать он. — Хотя я пытаюсь не думать об этом. Чем дольше я пробуду, тем лучше.
Она кивнула.
— Верно.
— Ты огорчена? — спросил он.
— Почему я должна быть огорчена?
Он перевел взгляд на океанские волны. — По той же причине, по которой был огорчен папа. Думаешь, я трачу жизнь на сказку. Считаешь, это средневековье. Думаешь, я был бы счастлив, делая тысячу других вещей со своей жизнью… — Эллисон могла поклясться, что он слышал эти аргументы тысячу раз. — Папа не религиозен. Он почитает науку. Я разбил ему сердце, когда сделал это.
— Не мое дело, чем ты занимаешься, — сказала Эллисон. Роланд посмотрел на нее, изогнув бровь, словно она что-то не так сказала.
— Такие вежливые слова говорят незнакомцы. Мы через многое прошли, чтобы быть вежливыми незнакомцами.
— Что мне сказать? Роланд, я училась на кафедре английского. Многие считали, что я разбрасываюсь своей жизнью. Я не стану осуждать тебя.
— На кафедре английского нет обета безбрачия и бедности, — заметил он.
Она издала драматичный, дразнящий смешок.
— О, поверь мне — английская кафедра и бедность берут свое начало так же давно, как монахи и безбрачие.
— В таком случае, это же фальшивые бриллианты у тебя в сережках? — Он дотронулся до ее ушей, и она убрала его руку, все еще играя роль взбалмошной младшей сестры.
— Это был подарок, — объяснила она. — Я бы не смогла купить их себе сама. Я трачу все свои деньги на книги. — Это МакКуин купил ей все драгоценности и одежду, включая ту, в которую она была одета: замшевые ботинки, дизайнерские джинсы, кожаная куртка, что стоило для МакКуина столько же, сколько и небольшая подержанная машина, и нижнее белье «Ла Перла5». Если бы она попыталась сойти за голодающую художницу, то не слишком преуспела в этом.
— Я верю, — сказал Роланд. — Нам приходилось забирать книгу у тебя из рук, чтобы заставить поесть. Ты любила их больше всего.
— Ты не начинаешь изучать английскую филологию, потому что любишь книги. Ты делаешь это, потому что нуждается в книгах. Это взаимозависимые отношения.
Он улыбнулся.
— Весьма поэтично. Как речь филолога.
— Почему ты стал монахом?
— Думаю, по той же причине, что и ты филологом. Я не любил Бога, но я нуждался в Боге.
— Я даже не знала, что ты был религиозен.
— По-своему, — сказал он. — В монастыре проводятся концерты все лето. Папа иногда брал нас туда, если ему нравился композитор. Мы познакомились с несколькими монахами и… я не знаю, они мне понравились. Мне понравилось быть там. Я чувствовал себя в безопасности там. Когда я совершил ошибку, пошутив с братом Амвросием, как сильно мне у них нравится, он пригласил меня на выходные. Они жестко вербуют.
— Ищут новых монахов, да?
Роланд улыбнулся.
— Они дали мне прочесть несколько книг. Одна из них была написана цистерцианцем6, Томасом Мертоном.
— Это монах из Кентукки, верно? Я знаю этого парня. Не лично, конечно же. Думаю, он умер.
— Несколько десятилетий назад, — подтвердил Роланд. — В любом случае, в своей книге он сказал, что истинное Я — это духовное Я. Я не знал, кем было мое истинное Я. Я подумал, что, если бы понял, кто мое духовное Я, то понял бы.
— Ты нашел истинное Я? — спросила Эллисон.
— Я узнал, кем я не являюсь, — ответил Роланд. — И я обрел маленький мир, что само по себе было больше, чем было у меня раньше. — Он повернулся к ней лицом и улыбнулся. — Поэтому я должен вежливо попросить тебя не набрасываться на меня. Теперь твоя очередь.