Битва близнецов - Уэйс Маргарет. Страница 34
И наконец, самые тревожные сведения касались огромной армии, которая двигалась к Торбардину со стороны разоренной Соламнии, армии, ведомой могущественным черным магом…
— Хорошо, — прорычал король недовольно. — Ты опять оказался прав, Харас.
Скажи гномам холмов, что я встречусь с ними в Совете Танов. Посмотрим, сумеешь ли ты уломать вождей кланов, ведь я пошел на это без решения Совета, просто по твоей просьбе…
Харас с улыбкой поклонился, причем его длинная борода едва не коснулась загнутых вверх мысков ботинок. Дункан отпустил его коротким кивком и, отвернувшись, пошел прочь, звонко стуча каблуками по каменным плитам. При его приближении стоявшие на бастионах гномы-часовые кланялись своему королю, но тут же возвращались к непосредственным обязанностям. Собственно говоря, гномы всегда были независимым народом, преданным в первую очередь своему клану и только потом — кому-либо еще, пусть и наделенному самой высокой властью. Все они, безусловно, уважали Дункана и прислушивались к его мнению, и король не мог этого не знать. Но чтобы удержаться на троне, ему приходилось вести ежедневную борьбу за него.
Разговоры между гномами, ненадолго прерванные появлением короля, возобновились почти сразу же, как только Дункан скрылся в коридорах башни.
Гномы знали, что приближается большая война, и ждали ее с нетерпением. Харас, прислушиваясь к их низким голосам, вещающим о былых боях и походах, тяжело вздохнул.
Советник короля отправился на поиски посольства гномов холмов с таким тяжелым сердцем, что его можно было сравнить с гигантским боевым молотом, висевшим у него на поясе. Молот этот был настолько увесист, что мало кто из гномов смог бы его даже просто поднять. Харас тоже знал, что война неизбежна.
Его не покидало ощущение, сходное с испытанным только раз в жизни, в детстве, когда он вместе с родителями оказался в Тарсисе. Там он долго стоял на морском берегу, потрясенный до глубины души, наблюдая, как волны одна за другой разбивались о берег. Эта война была столь же неотвратима и неизбежна, как морские волны, которые он видел один-единственный раз, но запомнил на всю жизнь. И все же он был настроен сделать все возможное, чтобы предотвратить бойню.
Харас никогда не делал секрета из своего отношения к войнам, которые всем сердцем ненавидел. Его аргументы в пользу мира были вескими и звучали убедительно. Многим гномам, правда, это казалось странным, потому что Харас был живым героем целого народа. Еще молодым гномом, задолго до Катаклизма, он принимал участие в сражениях с легионами гоблинов и великанов-людоедов в Великих Гоблинских Войнах, развязанных Королем-Жрецом из Истара.
В то время еще не ослабло доверие между разными расами и народами. Гномы заключили союз с орденом рыцарей, и именно они первыми пришли на помощь своим союзникам, когда орды гоблинов вторглись в Соламнию. Гномы и люди сражались бок о бок, и именно тогда на молодого Хараса неизгладимое впечатление произвели рыцарские Кодекс и Мера. Рыцари же, в свою очередь, дивились воинскому искусству молодого гнома.
Харас был выше и сильнее всех своих сородичей. Он так умело управлялся со своим боевым молотом — сделанным не иначе как с помощью самого Реоркса, — что зачастую сдерживал врага в одиночку, не дожидаясь подхода товарищей.
За его доблесть рыцари прозвали его Харасом, что на их языке и означало «рыцарь». Высшей чести для постороннего и быть не могло.
Вернувшись домой, Харас обнаружил, что слава намного его опередила. Он мог бы стать военачальником гномов, даже королем, однако у него не было столь честолюбивых устремлений. Зато в его лице Дункан обрел мудрого советника, друга и самого преданного сторонника. Поговаривали даже, что своим стремительным взлетом к вершинам власти король во многом обязан Харасу.
Но даже если это было и так, то сей факт нисколько не омрачил их отношений. Старый король и молодой герой стали друзьями, причем практицизм Дункана уравновешивал идеализм Хараса, не давая ему отрываться от земли.
А потом разразился Катаклизм. В первые, самые страшные годы, когда земля тряслась едва ли не каждую ночь, мужество и отвага Хараса стали примером для всех его соплеменников. Это он произнес зажигательную речь, которая заставила танов всех племен объединиться и назвать Дункана королем. Даже девары, которые вообще никому не доверяли, признавали Хараса, ибо только объединение гномьих племен помогло им в эти трудные годы не только уцелеть, но даже несколько увеличить численность своего клана.
Ныне, через сто лет после Катаклизма, Харас все еще оставался гномом в расцвете сил. Когда-то он был женат, но его любимая погибла во время катастрофы, а гномы если женятся, то на всю жизнь. На Харасе обрывался его род, у гнома не было сыновей, а он, предвидя уготованное миру мрачное будущее, был даже отчасти рад этому.
— Регар Огненный Горн из племени жителей холмов со товарищи!
Глашатай трижды стукнул о каменный пол тупым кон-том своего церемониального жезла. Делегация гномов вступила в зал, с гордо поднятыми головами и, торжественно ступая по гладким гранитным плитам, приблизилась к трону. Тронный зал Пакс Таркаса назывался теперь залом Совета Танов, ибо за троном стояли в ряд шесть кресел, в которых сидели представители остальных шести кланов союза горных гномов. Они ничего не решали, потому что в военное время вся власть (если точнее — вся власть, которой обладал Совет) переходила к королю, но были глазами и ушами своих танов, которым они подробно докладывали, что сказал и что сделал король.
Одновременно все шесть представителей были командирами воинских подразделений своих племен. Предполагалось, что в случае открытых столкновений армия гномов будет действовать как единый организм, однако оказалось, что войско Торбардина состоит из семи совершенно самостоятельных отдельных отрядов.
У каждого гномьего полка был собственный командир, каждое племя старалось жить своей собственной, обособленной жизнью. Стычки между ополченцами из разных племен были отнюдь не редкостью — сводились старые счеты, причем вражда зачастую Уходила корнями в глубокое прошлое. Как ни старался Дункан поплотнее закупорить эти кипящие котлы, из-под крышек нет-нет да и выплескивались кровавые пузыри древних распрей.
К счастью, перед лицом общего врага кланы все-таки объединялись. Даже одетый в лохмотья и, по обыкновению, пренебрегший утренним умыванием капитан деварского батальона Аргат, в бороде у которого были на варварский манер завязаны десятки узелков, отчаянно боролся со скукой, подбрасывая и ловя острейший кинжал и наблюдая за всем происходящим без обычного для него насмешливого пренебрежения.
Был здесь и капитан батальона овражных гномов по имени Хан-гуг. «Гуг» на языке этих гномов означало «солдат», и, таким образом, «хай-гуг» был всего лишь старшим солдатом, что сделало его посмешищем для всей армии. Для овражных гномов, однако, это было высшим отличием, и соплеменники почти боготворили Хай-гуга. Дункан, проявив незаурядную политическую прозорливость, неизменно был вежлив с капитаном овражных гномов и этим сумел завоевать если не любовь, то верность последнего до гробовой доски. Тем же, кто считал овражных гномов скорее помехой, чем реальной силой, король отвечал, что никогда не знаешь, что может понадобиться тебе в следующую минуту.
Итак, Хай-гуг тоже был в зале Совета Танов. Его кресло, правда, стояло в самом темном углу, а самому капитану строго-настрого велели сидеть тихо и молчать. Подобным инструкциям Хай-гуг способен был следовать буквально, а однажды он просидел в своем кресле два дня кряду, пока о нем наконец не вспомнили и не разрешили встать.
«Гномы есть гномы, и этим все сказано!» — гласила старая пословица, имевшая хождение среди всего остального населения Кринна. Вспоминали ее, как правило, когда речь заходила о различиях между горными гномами и гномами холмов, однако различия эти действительно существовали. Посторонний наблюдатель мог бы, конечно, их и вовсе не заметить, но для самих гномов разница была огромной.