Морские гезы (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 21

Чувствовалось дурное влияние искусства, которое прививает людям способность отрываться от реальности и дорого платить за это.

— Собираешься подраться, как крестьяне в пабе?! — язвительно поинтересовался я. — Никто из твоих предков-торгашей не сумел показать тебе, с какой стороны надо держать рапиру?!

Умею я прогуляться по больным мозолям!

Милорд, слышавший наш диалог, произнес строго:

— Ричард, заткнись!

Даже если бы он проорал это юноше прямо в ухо, тот все равно бы не услышал.

— Мы будет драться на рапирах прямо сейчас, и один из нас умрет! — еще патетичнее заявил молодой англичанин.

— Прямо сейчас не получится, — спокойно сказал я и выпендрился в свою очередь: — Сперва мне надо позавтракать — я не убиваю дураков натощак — а потом подождать, когда прибудет мой секундант, чтобы меня не обвинили в убийстве безоружного.

За поединки пока не наказывают. Считается, что два мужчины имеют право выяснить, кто круче, на кулаках или с применением оружия. Лишь бы были свидетели, что бой был честным.

Милорд хотел что-то сказать, но воздержался, поняв, что уже поздно.

Петер Наактгеборен поставил передо мной яичницу-глазунью, как я просил, потому что обычно здесь готовят мешанину, подал хлеб, сыр и вино из моего бочонка, стоявшего в кладовой.

Я положил на стол дуат — медную монету, равную четверти стювера, — и сказал:

— Пошли соседского мальчишку к Яну ван Баерле. Пусть срочно придет сюда. Зачем — не говори.

Мой ученик прибыл через полчаса. К тому времени я, позавтракав, лежал на кровати в своей комнате. Не скажу, что совсем уж был спокоен — всякое может случиться, но и особо не переживал. Противник мой был слишком горяч для хорошего бойца и, как догадываюсь, не имел боевого опыта. Уверен, что Ричард еще верит, что никогда не умрет. Когда я после завтрака поднимался по лестнице, милорд сказал своему молодому подопечному, что тому придется очень постараться, чтобы остаться живым. В ответ Ричард обругал меня. Значит, боится.

Дуэль проходила в саду на дорожке. Милорд, мистер Бетсон и слуга Джон стояли возле входа в дом, а Ян ван Баерле — в другом конце дорожки, у забора. Петер Наактгеборен и его жена наблюдали из комнаты на втором этаже, которая через стенку с моей. Мы с Ричардом сняли дуплеты, чтобы не стесняли движения. Рубаха у него была не первой и даже не второй свежести. Англичане пока что даже большие грязнули, чем голландцы. Длину рапир не мерили. У кого какая есть, тот той и сражается. У противника была длиннее на дюйм или больше и руки у него длиннее моих. Преимущество вроде бы на его стороне. В чем Ричард не сомневался. Но уже по тому, как он держал рапиру, как ставил ноги, я понял, что передо мной малоопытный боец. Как рассказал мне итальянский учитель фехтования Сорлеоне ди Негро, англичане не уважают рапиру, предпочитают тяжелый меч или сражаются на палашах на худой конец, которыми, по их мнению, знай себе руби.

Милорд, с моего согласия ставший судьей, произнес спокойно, будто на кону не стояла человеческая жизнь:

— Начинайте.

И действительно, чего ему переживать?! Ведь не его жизнь подвергнется риску!

Ричард стремительно бросился в атаку. Видимо, считал, что стоит ему быстро ткнуть вперед вытянутой, более длинной рукой с рапирой — и противник, как куропатка, сам насунется на вертел. Уверен, что за плечами у него десятка два-три уроков у мастера фехтования и разминки с такими же опытными, как он сам, приятелями. Первая его ошибка стала и последней. Я сделал кроазе — выбил его рапиру, мгновенным ударом по ее слабой части. После чего сделал быстрый шаг вперед и приставил острие своей рапиры к его подбородку снизу. Там нет жизненно важных органов. Даже если острие вонзиться на сантиметр-два, это обычно не смертельно. Вот если дальше пойдет, тогда шансов выжить не останется. По моему клинку живенько потекла темная кровь. Вторая струйка побежала по бледной шее к вороту желтоватой, грязной рубахи. Юный Ричард задрал нос к небу и привстал на мысочки, после чего замер неподвижно в этом довольно таки шатком положении. Молодой англичанин пытался увидеть мою рапиру, отчего веки судорожно дергались.

— Никто не хочет прислать сотню золотых ангелов, чтобы душа грешника не отправилась в ад? — шутливо задал я вопрос.

— Я пришлю, — произнес милорд спокойно, будто не сомневался, что именно так и закончится дуэль.

Я убрал острие своей рапиры от подбородка Ричарда, после чего подцепил им рукоятку его рапиры, подкинул ее в воздух и поймал на лету левой рукой. Не умеешь биться — не достоин оружия. Покупай новое.

Молодой англичанин молча взял свой дублет со скамьи и стремительно ушел в дом. Наверное, если бы его тяжело ранили, отнесся бы с меньшим огорчением. Я одел свой дублет во дворе. После чего поднялся в свою комнату, оставил там обе рапиры и взял винтовку, сумку с боеприпасами и сагайдак. Винтовку я собирался только пристрелять. Тратить порох и пули на уток нецелесообразно.

Ян ван Баерле ждал меня внизу, сидел за одним столом с милордом, который говорил с ним на голландском языке, медленно подбирая слова. Обсуждали погоду — вечную английскую тему.

— Подождите немного, — попросил меня милорд.

Я сел напротив него и приказал Петеру Наактгеборену:

— Подай нам вина.

— Мигом, сеньор! — произнес трактирщик с таким видом, будто только сейчас узнал, что в облике его скромного постояльца скрывался не меньше, чем граф.

Вчера вечером Петер Наактгеборен считал, что англичане более достойные люди, чем я.

— Молод еще, — сказал милорд о своем подопечном. — Язык обгоняет ум.

— Этим в молодости страдают все, но некоторые успевают повзрослеть, — поделился я собственным наблюдением.

— Спасибо, что не убили его! — поблагодарил английский сеньор.

— Моего сына звали Ричард, — произнес я словно бы в оправдание своего милосердия. — Умер восьмилетним от чумы.

Я поймал себя на мысли, что верю тому, что говорю.

— Дети попадают в рай, — сказал милорд.

В таких ситуациях люди обычно говорят банальности. Может быть, потому, что другого от них не ждут, а может, потому, что банальность не требует душевного напряжения от обеих сторон.

К нам подошел мистер Бетсон и положил на стол кожаный кошель, набитый монетами. Это были золотые «ангелы». Они стали легче, но стоили полфунта или десять шиллингов. Я отсчитал девять десятков и пересыпал их в карман штанов, сшитых по моему заказу именно с внутренними карманами, а последний десяток переместил по столу к Яну ван Баерле.

— Твоя десятая доля, как секунданта, — сказал я.

На самом деле такого обычая нет, а секунданты — всего лишь свидетели. Может быть, выкуп кто-то когда-то и берет, но уж точно не делится ни с кем. Мне надо было позолотить руку Яну, чтобы поменьше прислушивался к сплетням о своей матери, которые уже поползли по городу. Деньги имеют удивительную способность уменьшать недостатки того, кто дарит их тебе. Ян ван Баерле понятия не имел, есть такой обычай или нет, но, как истинный голландец, считал существующим и правильным любой обычай, который делает богаче.

— Хочу купить пистолет, — поделился он планами на полученные деньги. — Научишь меня стрелять?

— Конечно, — согласился я. — Купим три: один тебе, а два мне. Так дешевле получится. Закажем с нарезными стволами, чтобы метче стреляли.

— Здорово! — обрадовался юноша.

Он еще не наигрался с оружием. В его возрасте это простительно.

14

Вернулись с охоты мы во второй половине дня. Набили два десятка уток, крякв и чирков. Поскольку Рита вам Баерле встала на текущий ремонт, я не пошел в гости. Пусть сын расскажет ей о моей победе. У него лучше получится: скромность не будет мешать. По пути зашли на улицу оружейников и заказали три пистолета с колесцовыми замками и нарезными бронзовыми стволами. По поводу стволов пришлось договариваться с литейщиком, изготавливавшим мелкие поделки из цветных металлов.