На лоне природы - Лаймон Ричард Карл. Страница 13

И мне лучше начать поскорее.

Убирайся, пока есть возможность.

Одному Богу известно, почему я остался на месте. Я просто стоял с рюкзаком за спиной и ножом в руке, уставившись в никуда, пока пытался принять решение.

Может быть, я уже принял решение, но еще не сознался в этом.

Мне показалось, что я нахожусь в трансе.

Я чувствовал себя очень спокойным и даже не встревожился, когда раздались голоса.

Услышав голоса, я снял с плеча рюкзак и опустил его на землю. Я нырнул в одну из палаток. Она была красной. Появилось солнце, наполнив воздух красноватым светом. Моя кожа тоже выглядела красной. По сторонам палатки были расстелены два спальных мешка. Я повернулся так, чтобы смотреть вперед, лег плашмя посередине и приложил один глаз к узкой щели между клапанами палатки.

Мне пришлось немного подождать. Спальные мешки были мягкими и приятными на ощупь, но воздух был тяжелым и душным. Палатка была похожа на автомобиль, припаркованный на солнце с закрытыми окнами. Пот лил с меня градом. Было щекотно. У меня защипало глаза. От этого рукоятка ножа стала скользкой.

За щелью в солнечном свете кружились пылинки. Бурундук на покрытой тенью скале встал на дыбы и посмотрел в сторону озера. Я увидел, как листья куста у очага задрожали от легкого дуновения ветерка.

В душном воздухе пахло сосной и старым сухим деревом, смешанным со слабым, но острым запахом пластика от палатки и спальных мешков. Чувствовался также сладковатый аромат репеллента от насекомых.

Я наблюдал, как муравей ползет по ветке в нескольких дюймах от входа в палатку.

Я все слышал.

Я слышал сам себя. Каждый дрожащий вздох. Мое сердце колотилось очень громко. Я слышал, как кровь пульсирует в каждом сосуде моего тела. Мои веки издавали мягкие влажные щелкающие звуки, когда я моргал. Каждая капля пота тихо шипела, скользя по моей коже.

Кроме издаваемых мною звуков были и другие. Где-то вдалеке пронзительно кричали чайки. Ветер издавал протяжное "ш-ш-ш". Повсюду гудели и жужжали насекомые. Голоса стали громче.

Приближаются Тощий, Толстяк и Культурист. Плюс девушка в футболке и Моя Девушка.

Моя Девушка?

Как бы мне этого хотелось.

Я против пятерых.

Весьма вероятно, что меня убьют.

Я подумал о том индейце, который идя в бой (возможно, при Литтл-Бигхорн?[4]) якобы сказал: "Это хороший день, чтобы умереть”. Но я думаю, что это полная херня. Не бывает хороших дней, чтобы умирать.

Но я решил, что есть хорошие места, где можно умереть.

Это было хорошее, спокойное место. Мысль о том, что здесь можно умереть, не казалась ужасной. Не в палатке, а на открытом месте. Я был бы телом на земле, как тела мертвых насекомых, мертвых птиц, деревьев, которые упали и постепенно становились частью земли. Все мы постепенно становимся частью чего-то. Сливаемся с чем-то.

Это кажется нормальным. Это кажется почти безукоризненным.

Ну а потом они вошли в лагерь, спокойно разговаривая. И я сжался от ужаса.

Их голоса внезапно изменились.

- Срань господня! - выпалил один.

Другой закричал:

- Макс!

Они пробежали мимо палатки.

Их было двое. Тощий и Толстяк. Когда они пробегали мимо, Тощий оставил мольберт, который нес с собой. Он с некоторой осторожностью прислонил холст к камню, а Толстяк просто уронил свой деревянный ящик. Ящик был размером с небольшой чемодан, и позже я обнаружил, что он был заполнен тюбиками с красками, палитрой, кистями, тряпками и другими мелочами, которые могли понадобиться художнику для изображения горных пейзажей.

Через мгновение оба парня скрылись из виду.

Я выполз из палатки. Больше вокруг никого не было. Воздух был прохладным и восхитительным.

Они стояли на краю озера и, по-видимому, смотрели на Макс. Она лежала на спине в нескольких ярдах от берега.

Они были в джинсах, но без рубашек. Их спины и руки были покрыты зелеными, синими и красными татуировками.

Тощий услышал меня первым. Когда он начал поворачиваться, я рубанул его по шее своим охотничьим ножом. Лезвие издало мягкий стук. Я без труда вытащил его. Оно оставило глубокий лишенный кожи клин, из которого брызнула кровь.

Он закричал, схватился за рану и продолжал поворачиваться. Я оттолкнул его локтем с дороги. Когда он отшатнулся, я бросился на Толстяка. Тот завизжал по-женски, протянул руки и попятился от меня. Он был почти таким же неуклюжим, как и Макс.

Я пошел к нему. Он говорил что-то вроде:

- Что с тобой?

и

- Зачем ты это делаешь?

и

- Оставь меня в покое!

и

- Не делай мне больно! Пожалуйста, пожалуйста, не делай мне больно.

Он держал руки перед собой, чтобы защитить себя от ножа.

Я их ужасно изрубил. Он потерял несколько пальцев. На его большом старом животе была вытатуирована голова кричащей женщины. Она была похожа на Медузу. Когда я наконец-то закончил с руками, я всадил лезвие прямо в рот Медузы.

Его собственный рот сложился в маленькое "О", и он сказал:

- Оооооо.

Я вытащил нож, и он упал на задницу.

Потом Тощий подошел ко мне сзади. Он был весь в крови и мокрый от падения в озеро. Он был уже не в лучшей форме. Я всадил нож ему под подбородок с такой силой, что он приподнялся на цыпочки.

После этого я прикончил их обоих.

Трое убиты, осталось еще трое.

Я чувствовал себя прекрасно. Может быть, даже лучше, чем когда-либо чувствовал раньше. И еще более возбужденным.

Я должен был бояться идти за остальными – особенно за Культуристом. Парень был большим и накачанным и, вероятно, мог разорвать меня голыми руками. Я должен был испугаться. Но мне не терпелось пришить его. Мне очень понравилась эта идея.

Впрочем, не так сильно, как мне нравилась идея заполучить двух девчонок.

Я не мог ждать.

Поэтому, смыв с себя кровь, я отправился на их поиски. Я несся стремглав и бесшумно полз как дикарь. И нашел остальных в бухте у южной оконечности озера.

Но не всех. Только Культуриста и девушку в футболке. Девушки, которую я хотел больше всего – моей бывшей пленницы – не было.

Те двое, которых я нашел, находились на гранитной плите, наклонно уходящей в воду.

Сегодня девушка была одета в ярко-оранжевую футболку. Она сидела, выпрямив спину, скрестив ноги и держа в руках удочку. Леска была в воде. Она использовала один из тех поплавков, которые похожи на маленький пластиковый шарик. Он дрейфовал по воде в нескольких футах от скального выступа, на котором она сидела.

Она не смотрела на свой поплавок. Ее голова была повернута к Культуристу, правее.

Он делал отжимания.

На нем были плавки из леопардовой кожи. С каждым отжиманием мускулы вздувались и скручивались под его блестящей загорелой кожей.

Я дрожал, глядя на него.

Он был гладким и сильным зверем. Моя добыча.

Он сделал сорок отжиманий, пока я смотрел, и он все еще был там, когда я поспешил прочь.

Немного погодя я зашел в воду, таща за собой Макс. Она очень хорошо плавала на спине. Я направил на нее нож и вонзил ей под лопатку. Из ее тела получился хороший упор для ножа, а из ножа - хорошая рукоятка, чтобы толкать ее рядом с собой.

Я удерживал ее тело между собой и берегом.

Моя голова была у нее под мышкой, совсем близко к телу. Там я мог укрыться не только из-за толщины ее торса, но и из-за огромных холмов ее красиво украшенных грудей.

Моя голова была практически втиснута между ее толстой рукой и боком. Ее кожа была скользкой и очень холодной рядом с моим лицом.

Укрывшись за своей баржой из татуированной женской плоти и жира, я направился к бухте.

Мы выглядели необычно.

Я не видел ничего, кроме Макс. На боку у нее не было татуировок. Здесь был чистый кусок блестящей кожи, такой же белой, как рыбье брюхо.

- Как вода, Максин? - спросил голос, который я принял за голос девушки в футболке.

Максин, разумеется, не обратила на нее внимания.