Берег мечты - Гиррейру Виктория. Страница 27

Глава 13

Рита никогда не сидела, сложа руки, стряпня её славилась на всю округу, и она, то пекла пирожки на именины, то готовила сласти для свадебного стола. Это был её приработок. Убедившись, что скорая и ловкая Жудите тоже очень вкусно стряпает, Рита стала приглашать её себе в помощницы, а заработанные деньги потом делила пополам. За тестом и овощами женщины вели долгие разговоры и очень подружились, Только Рите Жудите призналась, что ждёт второго ребёнка.

— Я не хочу говорить Жаку, — пояснила Жудите, — боюсь, он никогда не уйдёт от Эриберту. Будет говорить, что нужно кормить семью. А я только и мечтаю, чтобы он расстался с этой бородатой акулой! Кооператив рыбаков был бы для Жака спасением. Но он не хочет! Держится за эти проклятые деньги, а их ведь всё равно нет!

Рита обняла Жудите:

— Милая моя! Не знаю, что тебе и посоветовать! Мужчины так упрямы! Но твою тайну можно хранить до поры до времени, разве нет?

Женщины рассмеялись.

— Найди самый удобный момент и сообщи ему эту новость! Не бойся. Знай, что у тебя есть ещё один дом, что я тебя всегда поддержу.

— Спасибо, тётя Рита.

Рита не могла сказать этой девочке, что и у неё есть своя тайна, куда более страшная и мучительная, и что она, взрослая, умудрённая годами женщина не знает, что ей делать, как поступить.

Селминья вернулась в Порту-дус-Милагрес и опять прогуливалась вместе с Гайде Коальей по портовым улочкам. Вернулась она, потому что соскучилась по родным местам и лицам, а ещё, потому что влюбилась в Родолфу, который работал крупье в казино в Салвадоре, но однажды взял и уехал в Порту-дус-Милагрес. За ним поехала и Селминья. С собой она привезла чемодан книг. Живя одна, она пристрастилась к чтению, покупала себе всевозможные романтические истории и такую же сочинила про себя и красавца аристократа Родолфу: он влюблялся в неё, предлагал руку и сердце, и она становилась настоящей графиней. Целыми ночами сидела Селминья, любуясь морем при лунном свете и мечтала. Гайде ругала её за лень и нерасторопность. Руфину чурался её, зато Рита очень обрадовалась возвращению Селминьи. Она могла налюбоваться красавицей дочкой и слёзно молила Господа, чтобы вывел Селминью на честную дорогу. Но Риту ожидал ещё один удар. Когда она ласково заговорила с Селминьей, та от неё отвернулась.

— Что с тобой, девочка? — всплеснула руками Рита. – Разве не я растила вас с Руфину?

— Вы! Но вы всегда предпочитали Руфину и были с ним заодно! – отозвалась Селминья. – Я на вас обижена!

Ответ полоснул Риту по сердцу. «Как же ты обидишься, когда узнаешь всю правду?» — подумала Рита, но положилась на Божью волю, как всегда поступала в трудных случаях.

— Нужно уметь справляться с обидами, — сказала она вслед Селминье, но не знала, услышала та её или нет.

Попробовала Рита ещё раз поговорить с Руфину, но тот снова от неё отмахнулся. Он был занят завоеванием Эсмералды, она одна в целом свете его интересовала. А для Эсмералды существовал в целом свете только Гума, и она не теряла надежды заполучить его в мужья. Наглядевшись дурацких фильмов по телевизору, Эсмералда возомнила, что единственное, чего ей недостает для того, чтобы Гума в неё влюбился, — это красивого платья.

— Я должна стать принцессой, — сказала она себе, — и тогда мой принц будет со мной!

Она съездила в Салвадор, облюбовала себе неимоверно дорогое платье и принялась кокетничать с Руфину, добиваясь, чтобы тот ей подарил его.

Руфину почитал за счастье порадовать Эсмералду, дела в кооперативе шли хорошо, в кармане у него завелись денежки, и он рад был потратить их на возлюбленную. Но узнав стоимость платья, он рассмеялся:

— Нет, Эсмералда, и не мечтай! Таких денег у меня нет!

— А какие есть? — поинтересовалась Эсмералда. — На мороженое?

— На платье попроще, — честно признался Руфину.

Эсмералда только плечом насмешливо дёрнула.

— Как с тобой дело иметь, если ты любимой женщине даже подарка сделать не можешь!

Руфину схватил Эсмералду за руку, повернул к себе, обнял и прошептал:

— Любимая! Самая любимая!

Он поцеловал её, и поцелуй был для него как хмельной напиток.

— Будет у тебя платье! Будет всё, что ты захочешь! — сказал он и убежал.

Торопился Руфину к Рите, ей на хранение он отдал золотой шнур, — единственное, что оставил ему отец на память. Он задумал продать его в Салвадоре и купить Эсмералде платье, как у принцессы. Разумеется, Рите он не сказал, для чего берёт отцовскую память, но Рита сердцем почувствовала, отдавая шнур, что речь идёт о взбалмошной прихоти Эсмералды.

— Подумай ещё, Руфину, тот ли это случай? Стоит ли расставаться с отцовским наследством? У тебя ведь больше ничего от отца не останется!

— Не учите меня, тётя Рита! — услышала она в ответ. — Сами разберёмся!

Беря шнур из шкатулки, взглянула Рита и на кольцо Гумы: придёт и для него время, и, как видно, скоро придёт…

Гума продолжал ездить с рыбой в Салвадор. Вся выручка от первых поездок ушла на выправление бумаг и уплату налогов. Но никто не жаловался. Главным был кооператив. Теперь всё шло глаже, ровнее, появились у рыбаков и денежки, все были довольны.

— Пора с парнем кончать! — заявил Феликс. — Ходит гоголем, раздулся от гордости, самое время его прихлопнуть. Ты понял меня, Эриберту?

— Как не понять, — кивнул Эриберту.

— Но ни один волосок с головы Гумы не должен упасть. Погибнуть должен грузовик, разбиться вдребезги! Тут-то на него и навалятся кредиторы! Самое интересное, чтобы было кому ответить за разбитый грузовик! — Феликс засмеялся.

— Сложную задачу вы мне задали, хозяин, — почесал в затылке Эриберту. — Я…

— Ты с ней справишься, — заключил Феликс, давая понять, что разговор окончен.

Эриберту отправился на причал, размышляя, как бы половчее взяться за дело. И понял, что через Жака. Этот парень ходил у Гумы в приятелях, так что вполне мог поставлять ему все необходимые сведения.

А Жак всё продолжал воевать с Жудите. Чем настойчивее она убеждала его покончить с контрабандой, тем упорнее Жак настаивал на своём.

— Риск — мужское дело, — твердил он. — Главное для мужчины — это зарабатывать деньги.

А потом с этими деньгами он отправлялся в «Звёздный маяк» или, как называли его рыбаки, «Маячок», набирался там до положения риз и спускал всё, что заработал.

Жудите плакала всё чаще и чаще, не зная, как ей поступить. Пасока страдал от этого, и в один прекрасный день нашёл выход: отправился к бабушке Ондине за помощью.

— Они всё ссорятся и ссорятся, — печально сказал он. — Никогда раньше такого не было. Может, ты поговоришь с папой или мамой?

Внук смотрел на бабушку с такой надеждой, что у той сердце перевернулось.

Ондина отправилась навестить сына, размышляя, что ему скажет. Она и раньше терпеть не могла Эриберту, а теперь и вовсе возненавидела. Это он оплёл её Жака, замутил ему голову и душу. Она знала о кооперативе рыбаков и решила убедить сына сотрудничать с Гумой.

Обсудив всё между собой, Ондина и Жудите решили поставить Жаку условие: Жудите рожает второго ребёнка, а Жак работает в кооперативе.

Узнав о втором ребёнке, Жак принялся целовать и обнимать Жудите, он кружил её по комнате, а она повторяла:

— Ты не можешь оставить детей сиротами, ты больше не будешь рисковать своей жизнью!

— Послушайся матери, сынок, — вторила невестке Ондина. — Еманжа послала Гуму помогать вам всем! Не иди против Еманжи, сынок!

— Уговорили! — в конце концов, откликнулся Жак. — Но сначала мне нужно присмотреться!

— Присматривайся, — отозвались хором обрадованные женщины.

Жак решил отпраздновать столь важное для него решение в «Маячке», но по дороге повстречал не друзей-приятелей, а Эриберту.

— Я думаю завязать с твоими поручениями, старик, — сказал ему Жак с ходу, — пора к кооперативу присматриваться.