Viva la Mésalliance или Слава Мезальянсу (СИ) - Давыдов Игорь. Страница 11

— В том случае, если девушка, действительно, будет послушным инструментом, а не яркой индивидуальностью, которой ректор может позволить влиять на свои решения, — поднял палец мужчина.

Синие глаза юной слечны Глашек расширились. В них появились первые искорки осознания.

— Это игра на публику. Вы хотите, чтобы как можно большее количество важных людей заглотило эту наживку, поскольку уверены, что я тут же обо всём доложу вам?

Некромаг с улыбкой кивнул.

— И вы хотите, чтобы вся эта клоунада в достаточной степени намозолила глаза партийным деятелям ЕССР, чтобы они стали менее критично относиться к вашему стремлению “проникнуться коммунистическими идеалами”?

— Именно, — ответил пан Маллой. — Вот только мне бы хотелось, чтобы это произошло более… хм… естественно.

– “Естественно”? — скептически подняла бровь главная зануда УСиМ. — Это вы так про меня? Вы, действительно, считаете, что моё поведение может выглядеть естественно?

— Хм… справедливо, — в очередной раз хмыкнул мужчина. — Не то, чтобы я был с тобой целиком и полностью согласен, но я понимаю, откуда берётся подобная точка зрения. Пожалуй, мне потребуется некоторое время, чтобы понять шаблоны твоего поведения: сейчас я слишком часто спотыкаюсь, и мой образ теряет флёр таинственности всезнающего пана ректора.

— Вам идёт быть живым человеком, — мягко улыбнулась девушка.

— Тебе тоже, — лукаво поднял бровь собеседник. — Тебе тоже.

Броня в очередной раз почувствовала, как у неё горят уши.

3.

Синеглазка всё ещё не привыкла к обновлённому образу Ёлко.

Главный аналитик ковена долгое время радовала глаз любителей неформального стиля. С нарочито растрёпанными волосами, без минимальных атрибутов женственности, если не считать за такие гиперболизировано мрачный макияж, приближавший облик слечны Каппек к подчёркнуто-готическому. Даже волшебную палочку и державу она намеренно затемняла.

Однако в этот понедельник Ёлко представила публике свой новый стиль. Причёска больше не пыталась изобразить ежиные иголки и теперь поражала гладкостью — лишь ближе к кончикам волосам было позволено проявить своеволие. Одеяния лишились былой унисексовости и тяги к мешковатости, а к доминирующему чёрному цвету прибавились контрастные вставки розового. И если подчёркнуто-девчачья атрибутика просто ставила в тупик тех, кто давно знал эту ершистую особу, способную воспринять слово “милая”, как оскорбление, то магически изменённая радужка глаз цвета неоновой фуксии при сохранении любви к глубоким тёмным теням была находкой однозначно талантливой.

Возможно, Броня могла бы и попривыкнуть к свежим модным решениям в образе ведущего аналитика ковена, если бы за последние дни у них было больше, если уж не общения, то хотя бы совместной деятельности. Однако зимняя практика разметала третьекурсников по всей Праге и окрестностям. Кое-кто уехал в иные храбии: большинство некромагов предпочитали получать свой первый полноценный трудовой опыт на землях своих родных или сюзерена. Лишь некоторые студенты оказались слишком бедны и никчёмны в плане знаний, что им пришлось заводить аккаунт на Necrohelper и принимать заказы от челяди.

И не то, чтобы эта работа была плоха сама по себе: Броне именно благодаря этому сервису удалось заработать свои первые серьёзные деньги. Однако стоило признать, что репутацию данному приложению для фриланса активно портят вот такие кадры.

За последнюю неделю Броне уже пришлось столкнуться с причинами дурной славы Necrohelper. Да, после событий в Коваче девушка получила должность эмиссара пана Маллоя на бывших территориях Сковронского, и потому её практика проходила в рамках выполнения прямых служебных обязанностей, потому синеглазка и позволила себе снести ставшее ненужным приложение с мобильника. Чай, покровитель платил невестке заметно больше, чем та могла бы заработать на фрилансе. Но кто мог ожидать, что ей всё равно придётся заниматься подобной рутиной и, что ещё хуже, переделывать работу одного из вольнонаёмных идиотов?

У Брони просто в голове не укладывалось, насколько надо быть ушибленным, чтобы так усложнить простую процедуру оживления домашнего пса? Всё, что требовалось, это омолодить и реанимировать тушку помершего от старости чихуа-хуа, а не пихать ему в тело деградировавшую душу повесившегося этажом выше сумасшедшего. В итоге слечне Лешей пришлось лично исцелять пострадавших от этого карманного Куджо, лишать посмертия самоубийцу путём уничтожения его призрака, а затем ещё и восстанавливать сознание домашнего питомца из чудом оставшегося на расчёске волоса. Разумеется, всё это бесплатно: девушка просто не могла себе позволить брать деньги с жертв чужой бездарности, пусть даже те явно не бедствовали. Благо, у неё самой в кармане было отнюдь не пусто.

Вот тогда Броня впервые и столкнулась с обновлённой Ёлко. Аналитик проходила практику под управлением Даркена Маллоя на территориях в непосредственной близости от здания УСиМ. То есть там, где будущий муж слечны Глашек любил устраивать собрания ковена.

Столкновение вышло весьма забавным: Лешая попросту не узнала ту, к кому обратилась за помощью, а та этим воспользовалась и около пятнадцати минут водила гостью за нос, изо всех сил пытаясь не взорваться хохотом. Последний кстати и выдал Ёлко: аналитик даже в новом образе сохранила свой высокий голосок и неповторимую манеру смеяться.

Надо сказать, что встреча та прошла успешно. Броня была человеком, привыкшим либо молчать, либо говорить, что думает, так что, даже искренне веря, что общается с незнакомкой, не сказала ничего, что могло бы повлиять на их с Ёлко отношения в худшую сторону. Да и изначальная цель визита оказалась достигнута: аналитик без труда выяснила, как зовут ответственного за превращение милого домашнего пёсика в злобное чудовище, и где он обучался. Увидев герб конкурирующего с родным УСиМ учебного заведения, девушки разом расплылись в кровожадных улыбках, да составили открытое письмо-претензию. И было оно столь разгромным, что мигом завирусилось. Это обеспечило серьёзный репутационный ущерб ответственному за подготовку катастрофически безрукого некромага преподавательскому составу ВАТИ, а самому некромагу — пинок под зад с запретом на работу с заклинаниями.

Для низкородного дворянина это хуже смертной казни с развоплощением души.

Броня не ощущала никакого чувства вины оттого, что фактически сломала человеку жизнь из-за одной единственной ошибки. Девушка считала, что идиотизм должен хотя бы иногда причинять неудобства носителю. Особенно, если этот носитель, помимо прочего, обладает силой и правом власти над жизнью и смертью. Можно сколько угодно говорить о том, что мальчик всего разок оступился, однако синеглазка была уверена, что путь к этому “невинному промаху” был длиной не в один шаг.

Да и цена ошибки отнюдь не была равна нулю. Кто-то должен был её заплатить: не недоучка, так семья, заказавшая его услуги, а если не семья — так Броня. А в обществе некромагов считалось позором платить и не требовать сатисфакции, и этот позор, в отличие от сакраментального “что скажут соседи?”, всегда влёк за собой ощутимые негативные последствия, игнорировать которые не было никакой возможности: будь ты хоть десять раз интровертом, у тебя не получится закрыть глаза на срывающиеся торговые контракты с недавними партнёрами и вражеских бойцов на своих землях.

Иными словами, состоявшая в холле усадьбы Маллоев встреча с преобразившейся Ёлко не должна была шокировать Броню.

Но шокировала.

Конечно, было бы как-то глупо полагать, что на важный приём у короля слечна Каппек заявится в повседневном, однако синеглазка при виде хорохористой неформалки, одетой в самое настоящее в платье, ошарашенно застыла на месте, не в силах перестать разглядывать девушку, в сопровождении которой предстояло явиться на суд высокой шляхты.

Разумеется, Ёлко всё ещё оставалась верна себе, а потому платье, всё же, было готическим. Чёрное, мрачное. По всем признакам — траурное. Вплоть до вуали, сквозь которую, впрочем, без труда можно было увидеть лицо, украшенное весьма броским макияжем: привычные тёмные тени стали ещё глубже и обзавелись двумя “подтёками”, как у молодой вдовы, не сдержавшей слёз на похоронах любимого мужа, а вот губы отчаянно сверкали ярко-розовым, словно бы не просто отражая тот свет, что проникал через прозрачную чёрную ткань, но и многократно усиливая его.