Капер (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 12
— Кого-то подожгли! — радостно произнес Ян ван Баерле, который стоял неподалеку от меня на квартердеке фрегата, повернутого кормой в ту сторону, где была испанская эскадра.
Кроме нас двоих на квартердеке стояли Дирк ван Треслонг, боцман Лукас Баккер и капрал Бадвин Шульц. Последние два — отдельно, возле трапа левого борта. Субординация, однако. Я не запрещал рядовым подниматься на квартердек, но стоило мне там появиться, как они сразу уходили, а офицеры перемещались к кормовому фальшборту или к трапам, чтобы не мешать мне прогуливаться от борта до борта. Как привык в двадцатом веке на вахте челночить на ходовом мостике, так и осталось на все мои жизни. Поскольку я стоял на месте, оба офицера подошли поближе, как будто несколько метров давали возможность увидеть сквозь туман, что происходит в нескольких кабельтовых от нас.
Вдруг загрохотало так, что у меня в ушах зазвенело. Следом прилетела взрывная волна, наполненная ядреным запахом сгоревшего пороха.
— На каком-то корабле пороховой погреб рванул! — радостно прокомментировал Ян ван Баерле.
— Вот бы на них сейчас напасть! — воскликнул Дирк ван Треслонг.
В мои планы взятие испанских кораблей на абордаж не входило, поэтому сделал вид, что не слышал молодого офицера.
Видимо, идея напасть на испанцев осенила не только Дирка ван Треслонга. Я договаривался с адмиралом Луи де Буазо, что нападем на уцелевшие испанские корабли, когда подует ветер и рассеется туман. Фрегат обстреляет их с дальней дистанции, а потом наши галеоны и буйсы пойдут на абордаж. Запах пороховой гари ударил в головы бравых голландцев. Буйсы без команды стали сниматься с якорей и двигаться в сторону испанской эскадры. Адмирал не решился остановить порыв народных масс. Наоборот, вслед за буйсами потянулись и галеоны, в том числе и флагман нашей эскадры. Один галеон прошел метрах в десяти от нас, чуть не зацепив ноками реев ванты нашей грот-мачты.
Оба моих офицера проводили его взглядами, а потом посмотрели на меня, ожидая команду сниматься с якоря. Я не давал ее. Рисковать фрегатом из-за сомнительного шанса захватить вражеский корабль без груза в мои планы не входило.
— Пойдемте в каюту, выпьем глинтвейна, а то что-то я озяб, — предложил им.
Когда Йохан Гигенгак подавал нам чаши с горячим напитком, донесся грохот пушек. Уверен, что противники обменялись бортовыми залпами на короткой дистанции. Это у них что-то типа прелюдии перед абордажем. Причем результат обстрела не очень важен. Разрядили пушки — и схватились в рукопашной. Чем ближе к врагу в бою, тем быстрее насыщается месть. Самый эффективный способ удовлетворить ее — задушить врага голыми руками, услышать, как хрипит, задыхаясь, почувствовать, как дергается в конвульсиях, расставаясь с жизнью.
— А подождали бы, когда задует ветер и рассеется туман, добились бы того же результата, если не лучшего, с меньшими потерями, — произнес я.
Мои молодые офицеры потупили глаза, будто я предложил им трусливо сбежать с поля боя. В их возрасте процесс важнее результата. Впрочем, некоторые и в зрелом возрасте не умнее.
Еще часа три до нас доносились звуки выстрелов из фальконетов, мушкетов, аркебуз. Затем стрельба стихла. Наступившая тишина казалась неестественной.
Мы вышли из каюты, поднялись на квартердек. Прилив сменился отливом, подул западный ветер, туман начал рассеиваться. Течение еще не набрало силу, поэтому фрегат развернулся носом почти против ветра и перегородил часть эстуария, по которому мимо нас медленно проплывали обгоревшие доски, а сверху приближались самосплавом несколько кораблей, сцепившихся друг с другом крепко, как в страстном танце.
— Снимаемся с якоря, — приказал я боцману Лукасу Баккеру.
Мы успели отойти в восточную протоку между островом Зюдбевеланд и материком, откуда и наблюдали, как мимо проходят победители с призами. Я послал Яна ван Баерле на флагманский галеон, который лишился фок-мачты, к адмиралу Луи де Буазо, чтобы узнать результат сражения.
— Потопили девять кораблей и захватили шесть: два галеона и четыре каравеллы. По словам пленных, их флагманский галеон был подожжен брандером и взорвался. Командующий дон Хулио Ромеро вплавь добрался до берега. Остальные испанские корабли успели удрать к Антверпену. Закончившийся прилив не дал нам догнать их, — рассказал, вернувшись, мой шурин. — Адмирал Луи де Буазо передал, что он доволен результатами сражения, что обязательно упомянет в докладе князю о твоей роли в победе. В ближайшее время испанцы вряд ли нападут, так что мы может вернуться в Роттердам. В случае надобности нас позовут.
Так понимаю, Луи де Буазо решил, что дальше он справится и без моей помощи, не придется отдавать мне часть добычи, что увеличит его долю. Или славы побольше захотелось.
— А что адмирал сказал по поводу призовых? — поинтересовался я.
— Как только призы будут проданы, нашу долю передадут в Роттердам, — ответил Ян ван Баерле.
Видимо, адмирал решил напасть на испанцев в ближайшее время. Не хочет, чтобы я даже случайно принял участие в этом мероприятии. Что ж, не буду ему мешать в таком благородном деле.
9
На полученные призовые я в начале весны нанял рабочих, чтобы осушили два болота неподалеку от Роттердама. Это очень выгодное вложение денег. Во-первых, осушенные земли на тридцать лет освобождаются от всех налогов. Во-вторых, когда-нибудь город поглотит их, и мои потомки, если не продадут раньше, хорошо заработают на этих участках. Да и сейчас цены на землю здесь очень высокие. Арпан (примерно треть гектара) целины стоит от тысячи двухсот даальдеров, пашни — от двух тысяч, сада — от двух с половиной тысяч. Распорядился засеять осушенные земли льном, который пока что здесь редкость, любит более теплые места. Из льняных семян давят масло, а стебли идут на изготовление тканей, которые очень ценятся в жарких странах. Да и на севере тоже, особенно летом. По цене льняные ткани уступают только шелковым.
В конце февраля Людовик Нассауский с армией из трех тысяч кавалеристов и шести тысяч пехотинцев пошел на помощь старшему брату. Он не смог переправиться через Маас из-за ледохода. Испанцы потрепали его войско, заставили отступить, а когда он в середине апреля сделал вторую попытку, разбили в пух и прах возле деревни Моок. Людовик Нассауский погиб в этом сражении, что, по моему мнению, сыграло положительную роль в освобождении Голландии от испанцев. Теперь князю Оранскому не надо было надеяться на брата, тратить деньги на наемников, от которых никакого толку, а пришлось положиться на гезов, лесных и морских.
Я собирался отправиться в поход после Пасхи, которая в этом году поздняя, но в конце апреля прибыл гонец от адмирала Луи де Буазо. До меня доходили слухи, что его флот сжег брандерами еще два испанских галеона и захватил одну каравеллу. Потом испанцы приняли меры — стали перегораживать реку бонами, изготовленными из бревен, соединенных цепями. Боны охраняли баркасы с фальконетами и мушкетерами. Да и флот испанский находился неподалеку, имел возможность подержать своих артиллерией и десантом. Гезы пару раз попытались прорваться через боны, но потеряли много людей и несколько лодок и буйсов.
Голландский флот стоял на якорях возле юго-восточной оконечности острова Зюдбевеланда. Он пополнился трофейными галеонами и одной каравеллой, видимо, захваченной недавно. Кораблей было так много, что перегораживали эстуарий от острова до материка на юге. Становилось понятно, почему испанцы даже не пытались прорваться к осажденному Мидделбургу или в открытое море. Флагманский галеон стоял посередине эстуария и чуть впереди остальных кораблей, демонстрируя готовность первым вступить в бой. Я поставил фрегат позади него и сразу приказал спустить на воду катер, чтобы отправиться к адмиралу Луи де Буазо, превратившемуся в последнее время чуть ли не в самого знаменитого флотоводца. Жаль, что случился разгром турецкого флота при Лепанто, затмивший подвиги голландских моряков.