Драконы Погибшего Солнца - Уэйс Маргарет. Страница 36

Во всем был виноват он сам. Ему следовало находиться рядом с Миной. Тогда, если бы ему и не удалось спасти ее, он, по крайней мере, мог бы умереть рядом с ней. Но он не сумел к ней пробиться: как раз тогда, когда он увидел, что она упала с коня, его ударили сзади. Когда же он пришел в себя, битва была уже окончена. Ему сказали, что победу одержали Неракские Рыцари.

Едва не теряя сознание от боли, он подошел к тому месту, где видел ее в последний раз. Тела врагов громоздились огромной грудой, но ее тела среди них не было.

Ее не было ни среди живых, ни среди мертвых. Галдар стал думать, что, наверное, эта странная девушка приснилась ему, что ее образ был создан его жаждой подвига. В это время кто-то коснулся его руки.

— Минотавр, — услышал он, — извините, я все еще не знаю, как вас зовут.

Галдар не мог понять, кто стоит перед ним. Лицо человека было закрыто ужасной окровавленной повязкой, но, приглядевшись, он узнал капитана лучников.

— Вы, наверное, разыскиваете ее? — спросил Самоал. — Мину?

Мина! Ее имя громом прозвучало в его сердце. Галдар лишь кивнул — говорить в эту минуту он не мог. Он слишком устал и отчаялся.

— Пойдемте со мной, — сказал Самоал. — Я вам кое-что покажу.

Они вдвоем заковыляли по долине, двигаясь к той ее части, где несколькими часами раньше кипел бой. Солдаты, не пострадавшие в битве, восстанавливали лагерь, почти полностью разрушенный в суматохе отступления. Люди работали с необычным в таких обстоятельствах рвением, не слышно было понукающих команд офицеров и свиста кнутов. Галдару случалось видеть этих людей в предыдущих битвах, и он знал, как это бывает. Прежде, стоило окончиться бою, солдаты тут же равнодушно бросали оружие и отправлялись к кострам хлебать свое варево, жадно тянуть крепкое гномово зелье. И предаваться хвастовству, безудержной похвальбе собственной жестокостью, с которой они кромсали врагов.

Сейчас же, проходя мимо занятых делом людей (кто ставил палатку, кто чинил доспехи, кто подбирал стрелы), он слышал их совсем иные речи. Никто не рассказывал о себе. Говорили только о ней. О благословенной, заколдованной. О Мине.

Ее имя было на устах у каждого солдата, ее подвиги пересказывались снова и снова. Совершенно новый дух вселился в людей, словно тот шторм, из которого вышла Мина, зарядил каждого из них невиданной энергией.

Галдар слушал и удивлялся, молча проходя мимо. Капитан Самоал тоже погрузился в глубокое молчание. В эти минуты они вместе переживали пьянящее чувство победы, чувство, подобного которому они дотоле никогда не испытывали. Им удалось переступить через самих себя, совершить то, на что они прежде считали себя не способными. Они сражались ради одного общего дела и, несмотря ни на что, одержали победу.

Стоило капитану Самоалу споткнуться, Галдар протянул руку и помог ему выпрямиться. Когда минотавр поскользнулся в луже крови, капитан Самоал, в свою очередь, поддержал его. Так вместе они добрели до поля сражения. Самоал прищурился, пытаясь что-то разглядеть сквозь затянувший долину дым. Солнце уже скрылось за горами, в небе угасало бледно-красное зарево.

— Здесь, — сказал наконец капитан и вытянул руку, указывая на что-то.

Ветер, поднявшийся после заката, раздувал языки огня и клубы дыма, свивая их бесконечными лентами. Внезапно густая пелена поредела, и они увидели перед собой стройного жеребца цвета бычьей крови и коленопреклоненную человеческую фигуру рядом с ним.

— Мина! — выдохнул минотавр. Облегчение, которое он испытал, увидев ее, едва не лишило его рассудка. Что-то жгло глаза, ему казалось, что это раздражение от едкого дыма. Минотавры не знали, что такое слезы.

— Что она делает? — с трудом выговорил он через минуту.

— Молится, — ответил Самоал. — Она молится.

Мина стояла на коленях перед бездыханным телом солдата. Стрела пронзила его грудь и прошла насквозь, пригвоздив тело к земле. Мина взяла его руку, прижала ее к своему сердцу и склонила голову. Если она и произносила какие-то слова, Галдар не слышал их, но он знал, что Самоал прав. Она молилась своему Богу, Единственному, Истинному Богу, который рассказал им о ловушке, который обратил сегодняшнее страшное поражение в блистательную победу.

Наконец молитва была окончена. Мина положила руку солдата ему на грудь рядом со страшной раной, наклонилась, поцеловала его в лоб и встала.

Она едва могла передвигать ноги. Одежда, лицо, руки девушки были залиты кровью, ее и чужой. Постояв некоторое время с бессильно поникшими плечами и опущенной головой, она подняла голову к небу, откуда, казалось, черпала силы. И действительно, плечи ее распрямились, и она уверенным шагом двинулась дальше.

— Она ходит так с тех самых пор, как окончился бой, — вполголоса объяснил капитан Самоал. — От тела к телу. Она разыскивает тех, кто погиб от наших собственных стрел, становится перед павшими на колени, не обращая внимания на кровь и грязь, и молится. Я никогда раньше такого не видел.

— Она решила вознести за них молитвы, — хрипло произнес Галдар. — И это правильно. Эти люди своей кровью принесли нам победу.

— Это она их кровью принесла нам победу, — тут же возразил капитан. Повязка мешала Гайдару рассмотреть выражение его лица, но минотавру показалось, что Самоал нахмурился.

За спиной Галдара раздались какие-то звуки, вызвавшие в его памяти Песнь Смерти в долине Гамашинох. Но сейчас песня лилась из живых уст. Вначале она звучала очень тихо, словно ее выводили два-три голоса, но постепенно все больше и больше голосов вплетались в хор, и вот песня полилась мощным потоком, будто ее исполняло шедшее в бой войско.

— Мина... Мина...

Начавшись чуть слышным благоговейным распевом, песня вскоре стала триумфальным маршем, победным гимном, который сопровождался звучанием тимпанов, звоном мечей, топотом сотен ног, рукоплесканием сотен ладоней.

— Мина!.. Мина!..

Галдар обернулся, чтобы посмотреть на остатки армии, уцелевшие после сражения. Раненые, которые не могли держаться на ногах, стояли, опираясь на плечи своих товарищей, и смотрели на Мину. Окровавленные, в рваных мундирах, солдаты скандировали ее имя.

Голос Галдара влился в многоголосый хор, и минотавр высоко поднял штандарт. Теперь марш превратился в клич, который раскатывался над горами подобно грому и сотрясал землю и груды лежавших на ней тел.

Мина снова опустилась на колени для молитвы. Но песня отвлекала ее, и она повернулась к войску. Лицо девушки было белым как кость, янтарные глаза были прикрыты пепельными от изнеможения веками, губы высохли и потрескались, на бледных щеках и губах горели пятна запекшейся крови умерших, которых она целовала. Мина пристально смотрела на сотни выживших, которые скандировали ее имя.

Она подняла руку.

Голоса мгновенно умолкли. Стихли даже стоны и крики раненых. Единственным, что нарушало тишину, было эхо, разносившее по окрестным горам ее имя. Наконец замерло и оно, и над долиной повисло безмолвие.

Мина вскочила на лошадь, чтобы множество тех, кто собрался на поле боя, отныне называвшееся «Слава Мины», могли видеть и слышать ее.

— Вы не правы, когда величаете меня! — заговорила она. — Я лишь только сосуд. Честь и слава сегодняшнего дня принадлежат Богу, который вел меня по этой тропе.

— Тропа Мины — тропа каждого из нас! — закричал чей-то голос.

И снова раздались неистовые крики приветствия.

— Слушайте меня! — Теперь голос девушки звучал сильно и властно. — Древние Боги ушли! Они оставили вас, чтобы никогда не вернуться! Миром правит Единый Бог! Единственный Бог! Тот, который даровал нам победу!

— Как имя этого Бога? — прокричал кто-то.

— Его имени я не смею произносить. Оно слишком священно и слишком могущественно.

— Мина! — вдруг снова раздался крик. — Мина, Мина!

Толпа подхватила этот крик и снова начала неудержимо скандировать имя девушки.

С мгновение Мина казалась растерявшейся и даже рассерженной. Затем она подняла руку, положила ее на медальон, и ее лицо смягчилось и просветлело.