Карманник. Королевство - Накамура Фуминори. Страница 3

— Почему?

Татибана встретился со мной взглядом. Я не знал, как реагировать, поэтому посмотрел себе под ноги.

— Лучше исчезни, пока тебя не взяли в оборот.

— А как же ты?

— Со мной всё будет в порядке. Думаю, если они что-то затеют, только денег на этом срублю… Я так живу. Слишком поздно уже трястись за свою шкуру.

Он рассмеялся. Я тоже рассмеялся. Будто решив, что чересчур заболтался, Татибана слегка махнул рукой и повернул на перекрёстке. Вдалеке я заприметил высокого респектабельного мужчину, однако настроения работать не было. Мне не нравились здания вокруг, я вновь вернулся к железнодорожному мосту и зашёл под него. В контейнере с полусгнившим обедом стояла грязная вода, словно здесь бил источник. Почему-то мне показалось, что она должна быть до омерзения тёплой.

3

Я лежал в постели с открытыми глазами и не мог уснуть.

В тонкие стёкла стучал дождь: там-там-там, такой неприятный звук. Из квартиры этажом выше доносились басы, время от времени музыка смолкала, но потом звучала опять. Так повторялось из раза в раз. Я думал о своей квартирке на первом этаже. Мне казалось, что дождь, падая с неба, пропитывал всё огромное пространство вокруг неё.

Басы наверху затихли, остался лишь стук дождя. Больше музыку не включали; я решил, что мой сосед уснул. Теперь я остался совершенно один. Закурив сигарету, увидел, что в пепельнице лежит старый бычок. В моей комнате была лишь кровать с металлическим каркасом, шкаф и гладильная доска, не на что даже посмотреть. Из дыр потрёпанных циновок-татами, будто колья, торчали обрывки синтетической оплётки. Я посмотрел на свои длинные пальцы, сжал их, а затем разжал, медленно повторив это движение несколько раз. Интересно, когда я понял, что могу почти одинаково работать обеими руками? Вспомнить не удалось. Может, так было с самого рождения, или способность всё же появилась со временем…

Дождь никак не прекращался, словно задался целью не пускать меня на улицу. Я подумал, какие в небе огромные облака, а затем сравнил их с тем пространством, в котором находился в настоящий момент. Решив дать отпор дождю, я сгрёб пачку сигарет, натянул носки, открыл тонкую деревянную дверь и вышел на улицу. Дождь намочил ржавые опоры здания, намочил завалившийся на бок, словно мёртвое тело, велосипед. От дождя промозглый воздух сделался ещё холоднее.

Я повернул на углу, где стоял покосившийся дорожный знак, прошёл мимо завода с поржавевшими лестницами, мимо ряда бараков и устремился налево на Т-образном перекрёстке. Встречная машина набирала скорость. Я был уверен, что она свернёт. Когда я оказался рядом, она трусливо ретировалась. За чередой электрических столбов стояла огромная башня, омываемая дождём. Я отвёл глаза, однако она всё равно была там, даже если я не смотрел на неё.

Подойдя к станции, я увидел, как под дождём такси ожидает пассажиров. Водитель расслабленно облокотился на руль, его взгляд был неподвижен, словно захвачен какой-то мыслью. Поднявшись по лестнице, я закрыл зонт. На полу лежал укрывшийся на станции от дождя и холода бомж, он посмотрел на меня. Человек выглядел вполне органично, словно ему сейчас здесь самое место. Взгляд незнакомца вдруг заставил меня вспомнить Исикаву. В сердце что-то ёкнуло, хотя выглядел мужчина иначе и был другого возраста. На самом деле он смотрел вовсе не на меня. Пока я шёл, тот, не отрываясь, ощупывал взглядом пространство за мной, словно там что-то было. Чтобы отвлечься от этой сцены, я закурил сигарету и спустился по ржавой лестнице с другой стороны железнодорожных путей.

Войдя в круглосуточный магазин, я купил сигареты и горячий кофе в банке. Я протянул деньги, продавец взял их и громко выпалил, словно ненормальный: «Большое спасибо!» Эти деньги я вчера вытащил у извращенца в метро, а в чьих карманах они лежали прежде, я не знал. Я подумал: эти купюры на мгновение становились свидетелями жизни каждого из владельцев. Возможно, они были на месте преступления, а потом от убийцы перешли к продавцу или просто какому-нибудь добропорядочному гражданину…

Выйдя из магазина, я почувствовал, как бесчисленное множество дождевых капель атакует меня. Огромные плотные тучи накрыли меня с головой; сердце билось всё быстрее; я согнул пальцы в карманах. Я представил, что сейчас поймаю такси, доеду до оживлённого торгового квартала, засуну руки в карманы прохожих. Я в людской толпе, хватаю один кошелёк за другим, пальцы двигаются быстро и чётко, насколько это возможно. Дождь продолжался, сердцебиение не утихало; я думал о том, что мне придётся ехать в торговый квартал, однако старался успокоиться. Я ещё раз поднялся по лестнице на станции, убеждая себя, что шаги за моей спиной — всего лишь эхо, и закурил ещё одну сигарету. Бездомного там больше не было. Сердце билось глухо, тяжело, я прошёл через станцию и вновь спустился по лестнице. На круглой площади передо мной под дождём стоял мужчина в плаще; белые фары проезжавших мимо машин отражались в мороси, подсвечивая острые золотистые капли. Я почувствовал, что в дожде сокрыта острота игл. Я нашёл взглядом спящего бомжа, но человека в плаще больше не было видно.

Я не оборачивался; наверное, не стоило мне вообще выходить на улицу. Я чувствовал огромную, невидимую отсюда металлическую башню, чувствовал, что этот дождь никогда не закончится, чувствовал огромные тучи и себя самого, бредущего под ними.

4

— Если украсть сто тысяч у тех, кто обладает миллиардом, считай, что ты ничего и не взял.

Это было присказкой Исикавы. Он радовался, когда воровал у богатых, а я помогал ему в этом. Он брал кошельки, но не был особо зациклен на деньгах, поэтому тратил их легко и быстро.

— Но зло всё равно есть зло!

Когда я так говорил, он кивал головой, однако с улыбкой продолжал рассказ. Мы вели подобные беседы в тесной кабинке бара, в котором были завсегдатаями. Владелец заведения в прошлом входил в преступную группировку, однако никогда не распространялся об этом. Тонкие руки и ноги, слегка скривлённый на бок торс, неопределённый возраст…

— Не будь на свете понятия частной собственности, так и воровства не было бы. Пока в мире остаётся хотя бы один голодающий ребёнок, всё имущество является злом.

— Не нам использовать это в качестве оправдания!

— А я и не ищу оправдания. Просто ненавижу типов, которые считают себя во всём правыми.

Исикава как-то украл огромную сумму при помощи нехитрого приёма.

Услышав, что один старик ходит в частный клуб с большой пачкой наличных, он купил такой же портфель, как у того толстосума. Старик был важной шишкой в какой-то религиозной организации и любил хвастаться достатком перед молодыми особами. После собраний в своей организации он не находил лучшего способа справиться с возбуждением, как ходить вместе с секретарями в клуб и трахать девиц. Старик был худой, глаза навыкате; он смеялся, обнажая дёсны.

Как-то раз Исикава дождался, пока дед появится в клубе, и, когда тот выходил из машины, столкнулся с секретарём, державшим драгоценный портфель. Исикава молниеносно совершил подмену: спрятал добычу под пальто и уронил портфель-обманку, набитый пачками бумаги. Старик поднял муляж, понося на чём свет стоит извиняющегося Исикаву, а затем исчез в сером здании клуба вместе со своими секретарями.

В портфеле было десять миллионов иен!

— Наверное, ему нравились круглые суммы вроде десяти миллионов. Хотя он вовсе не плохой человек. Может, как и обещал на своих религиозных сходках, он и правда хотел строить школы в Судане и помогать беженцам. Подсознательно. Поэтому я просто помог осуществить его интуитивный порыв.

Исикава смеялся, зажмурившись, словно ребёнок.

— В бедных странах куча народу подыхает сразу же после рождения. Только потому, что они там родились. У них даже нет времени, чтобы сопротивляться. Не хотел бы я быть тощим, как скелет, и облепленным мухами.

Не знаю, правда это или нет, но Исикава говорил, что передал миллион иен своей сообщнице, иностранке из того самого клуба, ещё миллион он потратил в тот же день, а всё, что осталось, пожертвовал какой-то некоммерческой организации. Там работала его бывшая подруга.