Карманник. Королевство - Накамура Фуминори. Страница 33

Из окна, зашторенного лёгкой тканью, открывался чудесный вид, но он почему-то постоянно смотрел в потолок. Я не знала, о чём думает Сёта в эти минуты.

Я выполняла задания одно за другим. У меня был талант к соблазнению и предательству. Но этот талант не делает меня счастливой…

Трансплантация ещё предстояла, но после плановой операции Сёте заметно полегчало, и он мог гулять в больничном садике. Он выходил на улицу лишь на закате, когда в саду никого не оставалось. Переобувался, меняя тапочки на кроссовки. Маленькие синие кроссовки. Сёта спускал ноги с кровати и смотрел на них, пока я завязывала ему шнурки.

Сначала он был слаб, и на прогулке я поддерживала Сёту под руку. Он не хотел передвигаться в инвалидном кресле. Наконец ребёнок окреп и стал ходить без моей помощи.

— Что это? — Сёта поглядел на цветок, росший в саду, и обернулся.

— Цветок.

— Нет же! Что за цветок?

Сейчас мне кажется, это была лилия. Наверное, я знала это в детстве, но в тот момент не смогла вспомнить.

— Давай назовём этот цветок Барри.

— Что значит «давай назовём»?

— Красивый цветок. Была такая женщина, мадам Дюбарри. Она прошла путь от проститутки до фаворитки короля Франции и даже жила во дворце.

Сёта бросил на меня обеспокоенный взгляд:

— Ничего не понял. А вот этот цветок?

— Тоже красивый. Пусть он называется Фрина. Он тоже белый.

— Что такое «фрина»?

— Когда-то давно жила такая гетера. Очень богатая, её статую даже ставили рядом со статуями властителей Греции. Разве не здорово?

— Не знаю…

Больница находилась на невысоком холме, но сад окружали корпуса, поэтому город отсюда видно не было. Где-то вдалеке выла сирена.

— Слушай…

После паузы Сёта вдруг поднял на меня глаза.

— На самом деле ты ведь совсем не богатая. Ты уверена насчёт всех этих дорогих операций?

Свет фонаря, тусклый и белёсый, падал на худенькие детские плечи. Почему-то стены больницы и плитка, которой были вымощены дорожки, казались рельефными. Я почувствовала раздражение оттого, что он всё время вспоминает про деньги.

— Да не бери в голову. Всё в порядке!

— Почему?

— Почему? Ну… потом в качестве благодарности женишься на мне.

Сёта некоторое время смотрел на меня, а потом серьёзно кивнул. Словно взял на себя какие-то обязательства за собственное спасение. Хотя его жизнь ещё и не началась толком, он уже взял на себя обязательства. В этот момент меня охватили непонятные чувства, а когда я пришла в себя, то стояла, прижав Сёту к груди.

— Я пошутила! Ты можешь любить кого хочешь! Я…

После этого я произнесла то, что не говорила никому, ни прежде, ни после:

— Ты нужен! Ты мне нужен! Поэтому ради тебя я сделаю что угодно… Этот мир был рад твоему появлению на свет. По крайней мере, я была рада. «Добро пожаловать!» — сказала я тогда… Пускай ты хмурый и вовсе не милашка, мне всё равно. Мне плевать, что думают о тебе другие. Потому что я тебя люблю.

Сёта по-прежнему серьёзно смотрел на меня. Я немного удивилась собственным словам, следовало лучше себя контролировать.

— Но я не против, чтобы ты на мне женился… Ты прикольный парень!

Я рассмеялась, и Сёта будто слегка улыбнулся в ответ. Сейчас мне кажется, что это была улыбка. Он столько времени провёл рядом с матерью, которая постепенно спивалась… Я постоянно думаю, улыбнулся он тогда или нет. Сёта робко коснулся меня. Держась за руки, мы вернулись в больницу.

Сёта не дожил до трансплантации. Мне сообщили, что его состояние резко ухудшилось, а когда я примчалась в больницу, он уже закрыл глаза. Я постоянно вспоминаю, как сдвинулись его брови. Лицо Сёты напоминало о несправедливости этого мира, о непосильном грузе, что обрушился на хрупкие детские плечи. Выражение его лица не оставляло места надежде. Эту реальность нельзя было изменить. Сёта умер внезапно, будто бы между делом. За окном висела луна. Я забыла взглянуть на её непостижимый свет и стояла, не в состоянии даже плакать. Слёзы появились несколько дней спустя, когда я увидела, как на парковке худенький мальчишка забирается на свой велосипед. Не знаю, почему это случилось именно тогда. Я стояла на узкой дороге и не могла сдержаться, слёзы лились ручьём. Я ощущала себя беспомощным человеком, который может лишь плакать.

Собранные деньги мы отдали детям с аналогичным диагнозом.

В тот день, когда я увидела лицо Сёты со сдвинутыми бровями, внутри меня поселился мрак.

Я продолжала принимать заказы Яды. Я не могла ни на чём остановиться. Я не могла принять факт смерти Сёты. Но время шло. Безразличное ко мне, оно просто текло мимо.

У меня больше не было уязвимого места. Когда нет надежды, ты не чувствуешь жестокой грусти и горя утраты. Остаётся лишь твоя жалкая жизнь…

6

В просторном зале стояло несколько кожаных диванов. В центре — огромный стол с выпивкой и закусками. Рядом с каждым мужчиной сидели женщины в платьях. Мужчин — человек десять, женщин — в несколько раз больше. В зале было довольно темно для обычной вечеринки. На полу — ковёр с причудливым узором из сложно переплетённых линий. Отель «Релдурант», тридцать первый этаж.

Мужчины тихо переговаривались между собой, дамы кивали. Все женщины выглядели очень ухоженными. Показав карточку неопределённого цвета, без надписей, которую передал мне Яда, я под видом девушки из клуба проникла сюда. Мужчина странного вида, который, судя по всему, и организовал эту вечеринку, сказал, что я должна выполнять любые пожелания гостей. Я не знала, что за типы здесь собрались, но сразу отметила, как дорого они одеты. Не похоже, чтобы такие испытывали недостаток в женском внимании. Никто из них даже не прикасался к девушкам, сидевшим рядом.

В углу зала на огромном диване расположился тот самый человек по имени Кидзаки. Несмотря на царящую в помещении темноту, он не снимал солнцезащитные очки. В окружении молчаливых красоток он беседовал с каким-то мужчиной арабской наружности. Кидзаки находился довольно далеко от меня, но я сразу же поняла, что это он. Взяв бокал шампанского, я с улыбкой направилась прямо к нему. В груди стучало. Я решилась на отчаянный шаг.

Ни по фотографии, ни теперь, вживую, я не могла с уверенностью сказать, что это Кондо. У директора детского дома была совсем другая аура, однако слова незнакомца, который вытащил мой нож, не давали покоя. Задание Яды, взломанная почта, заказ от неизвестных, труп в гостинице, телефонный звонок человека, который знал мою старую фамилию… Таких совпадений не бывает. Я не понимала, зачем Кидзаки пытается приблизиться ко мне, но у него определённо была какая-то причина. И если тогда, в баре, он представился Кондо, выходит, Кидзаки известно, кто я.

Я не сказала Яде, что этот тип, возможно, знает меня. Думаю, Яда попытается использовать это обстоятельство против меня, и я попаду в ещё более сложную ситуацию.

А теперь мне нужно кое-что похитить у человека, который знает, кто я такая и какова моя цель. Я не очень-то цепляюсь за жизнь, но и оказаться жестоко убитой совсем не хочу. Нужно выкрутиться и убедить Яду, что задание выполнено.

Внезапно внутри меня зашевелилось нечто, по телу разлился жар, и я начала погружаться в зыбкую субстанцию. Я сделала вдох. Следовало сохранять спокойствие, чтобы обернуть ситуацию в свою пользу и выбраться отсюда.

Аккуратно поправив короткое платье, открывавшее голые ноги, я села рядом с арабом, прямо напротив Кидзаки. В то мгновение, когда я бросила на него взгляд, внутри всё задрожало. Широкоплечий, высокий, в его облике сквозила властность. Араб улыбнулся и приподнял бокал. Кидзаки пристально смотрел на меня.

— Всё ясно…

Он по-прежнему не сводил с меня глаз.

— А вы знаете, почему женские персонажи в книгах маркиза де Сада несчастны? — На его лице играла лёгкая улыбка.

Судя по мимике и голосу, Кондо! Но если бы мне об этом не сказали заранее, в полумраке я бы вряд ли догадалась. Всё же он не был связан с приютом. Я ничего не понимала. Кажется, он знает меня, но никак этого не показывает. Я тоже сделала вид, что мы не встречались прежде, и улыбалась, глядя на него. Сердце стучало всё быстрее.