Колодец тьмы - Уэйс Маргарет. Страница 72

Гарет поднялся на ноги. От долгого неподвижного сидения у него затекло все тело. Он положил кинжал на стол, взял книгу и придвинул табурет к огню. Затем раскрыл книгу и начал читать.

Спустя какое-то время он оторвался от книги и взглянул на мерную свечу, деления которой отмечали часы. Гарет удивился: прошло уже два часа. Судя по звукам, доносившимся снаружи, буря слабела. По окнам уже не хлестала снежная крупа, и ветер больше не рвался в дверь. Гарету показалось, что старик не дышит

Он подошел к лежащему и тронул его руку. Холодная рука повисла, как плеть. Старик был мертв.

Накрывая мертвеца одеялом, Гарет подумал, что сейчас он должен был бы скорбеть. Ведь он тайно приходил к этому человеку без малого пять лет подряд. Однако он не испытывал горестных чувств. Он никогда по-настоящему не любил старика и потому сейчас не чувствовал ничего, кроме облегчения. Теперь у него есть кинжал. Есть книга, объясняющая, что с ним делать. Он получил силу творить антиподов Владык — существ, наделенных необычайными магическими возможностями, и эти существа будут рабски служить обладателю кинжала.

Гарет поднес кинжал к огню очага и долго зачарованно наблюдал, как языки пламени отражаются в сверкающей поверхности лезвия. Он позволил себе на краткий миг представить, что у него есть выбор. Он может избавиться от кинжала. И тогда король Тамарос, когда придет его час, скончается столь же мирно, как этот злой старик. Новым королем станет Хельмос; он будет хорошим, почитаемым и любимым королем. Все расы будут и дальше двигаться по пути нелегкого мира. Гарет ясно видел эту картину, и по его щекам катились слезы тоски по несбыточной мечте, слезы сожаления.

Потом он вытер слезы рукавом сутаны.

Выбора не было. Уже не было. Свой выбор он сделал давным-давно.

Гарет взял книгу и положил в свою сумку. Он оторвал кусок от простыни старика, обернул кинжал в ткань и запихнул его в сумку вместе с книгой. Гарет в последний раз оглядел лачугу старика и не нашел в ней ни одной годной для себя вещи. Тогда он откупорил банку с ламповым маслом, которое специально купил несколько дней назад. Гарет обильно полил маслом одеяла, простыни и матрас. Особым жестом руки он заставил пламя выпрыгнуть из очага и перекинуться на постель. Огонь жадно набросился на промасленные тряпки. Постель мгновенно превратилась в громадный полыхающий факел.

Гарет поспешил уйти, прежде чем его ноздри ощутят запах горящего тела. Послушник быстро зашагал по переулку, прячась в тени, хотя опасаться ему было некого. Никто, будучи в здравом в уме, не решился бы выйти из дома глухой ночью, да еще в непогоду. Дойдя до конца переулка, Гарет обернулся. Сквозь крышу лачуги старика уже пробивались языки пламени.

Гарет свернул на Южную дорогу. Навстречу ему не попалось ни души. Буря умчалась прочь, но с далекого бурлящего моря по-прежнему дул сильный и холодный ветер. Этот ветер быстро докончит дело. К тому времени, когда в соседних домах заметят огонь, лачуга сгорит дотла, а от старика останутся только кости.

Да приберет Пустота его душу.

Глава 6

Кинжал Врикиля

— Ваше высочество, — вполголоса произнес Сильвит, наклонившись к самому уху принца, чтобы не слышали придворные. — Гарет просит вас встретиться с ним в обеденный час в прежней комнате для игр. Он должен сообщить вам нечто чрезвычайно важное.

— В самом деле? — удивился Дагнарус, потягивая шоколад.

— Сегодня вы находитесь в особенно приподнятом настроении, ваше высочество, — сказал один из заискивающих придворных.

— Спасибо, господин Малрой. У меня действительно превосходное настроение. Возможно, потому, что за окнами прекрасная погода.

— Ночью бушевала страшная буря, ваше высочество, — негромко сообщил принцу Сильвит, убирая поднос с остатками завтрака.

Дагнарус провел эту ночь в объятиях Вэлуры. Любовники укрылись в тайных покоях внутренней части замка. Эти помещения предназначались для иностранных дипломатов и как нельзя лучше подходили для любовных утех, поскольку открывались лишь по особым, торжественным случаям. Дагнарус не слышал ни ветра, ни дождя пополам с ледяной крупой, стучавшего в окна. Купаясь в наслаждениях, принц не слышал ничего, кроме шума собственной крови. За час до рассвета любовники с большой неохотой покинули ложе. Вэлура тихо проскользнула в свою комнатку близ спальни королевы (она убедила мужа, что не должна отлучаться от ее величества, оставив господина Мабретона в одиночестве в их городском доме). Дагнарус по тайным переходам, где он играл мальчишкой, возвратился к себе в спальню. Ему тоже нужно было успеть оказаться в постели раньше, чем придворные явятся пожелать его высочеству доброго утра.

— Я, Малрой, люблю такую погоду, — сказал Дагнарус, откидывая простыни. — Я получаю наслаждение от яростного воя бури... Выпроводи их, — шепнул он Сильвиту.

Эльф исполнил приказание, выгнав придворных, словно стаю квохчущих кур. Убедившись, что они расселись в передней и занялись игрой в кости, он вернулся к принцу

— Что слышно во дворце, Сильвит? — спросил Дагнарус, собираясь купаться. — Кто-нибудь о чем-нибудь болтал?

— Про вас и госпожу Вэлуру — ничего, ваше высочество. Говорят лишь, что с некоторых пор ваше высочество пребывает в необычайно хорошем настроении и что госпоже Вэлуре досталось от королевы за рассеянность и сонливость в присутствии ее величества. Больше никто ничего не заметил.

Дагнарус улыбнулся.

— Видно, для поддержания моей репутации мне придется впасть в ярость по какому-нибудь поводу. Но ты же знаешь, Сильвит, чаще всего я как раз и бываю бодрым и уравновешенным. У меня нет склонности к мрачным раздумьям, меланхолии или вспышкам гнева. Так что сам я не замечаю в себе никаких перемен.

— Ваше высочество, любовь даже уродов делает привлекательными. Тех же, кто уже наделен привлекательностью, она превращает в неотразимых красавцев.

— Любовь, — пробормотал Дагнарус. — Я-то думал, что невосприимчив к этому сладостному недугу. Но ты прав. Я заразился, и лихорадка любви сжигает меня. Хотел бы я знать, сколько это еще продлится?

Сильвит серьезно поглядел на принца.

— С госпожой Вэлурой, ваше высочество, это так быстро не пройдет. Наши женщины не отличаются капризностью и переменчивостью, как ваши. Если наша женщина полюбит, она пронесет свою любовь до самой смерти.

— Неужели? Ты несказанно удивляешь меня, Сильвит, — сказал Дагнарус, пожимая плечами. — Сейчас я горячо люблю Вэлуру, однако никакое сильное чувство не может владеть мною долго, будь то боевой пыл или нечто более нежное. И все же, — принц вздохнул, вспомнив наслаждения минувшей ночи, — не могу себе представить, что я ее разлюблю. Наверное, моя болезнь продлится долго. Поэтому, Сильвит, перестань неодобрительно пялиться на меня, а иди-ка и подогрей мне воду для купания.

Гарет кое-как уселся на детском стульчике в их бывшей комнате для игр. Согнутые колени почти упирались ему в подбородок. В этом давно заброшенном помещении было пыльно. Раз в год служанки заходили сюда, подметали пол и снимали паутину, после чего дверь опять закрывалась. Гарет не был здесь с того самого дня, как в двенадцатилетнем возрасте стал послушником в Храме. Он огляделся по сторонам, и нахлынувшие воспоминания почему-то наполнили его непонятным страхом. Он словно вспоминал сон, который было очень приятно смотреть, но по пробуждении от него осталось тягостное чувство.

Заглядывая в старые книги, аккуратно сложенные на столе, Гарет как будто вновь слышал голос Эваристо, объяснявшего урок. Он слышал и нетерпеливый голос Дагнаруса: то насмешливый, то льстивый, то захлебывающийся потоком слов. Только своего собственного голоса ему было никак не услыхать.

Гарет был погружен в чтение одной из книжек, когда дверь с шумом распахнулась и в комнату вошел Дагнарус.

Гарет вскинул голову.

— Ну и вид у тебя, — весело произнес принц.

Поглядев на лицо друга, он поморщился.