Отдана за долги (СИ) - Пиратова Лана. Страница 17
— Ты не должна огорчать хозяина. Нельзя, говоришь, тебе? Пытаешься обмануть меня?
Вижу, как слезы собираются в ее глазах. Ещё мгновение и вот они уже стекают по ее щекам. Если она надеется так разжалобить меня, то очень ошибается. Меня уже давно не пронимают чужие слезы.
Встаю с нее и резко разворачиваю к себе. Хочу видеть ее глаза, когда буду трахать ее.
В глазах Миланы гораздо больше эмоций и чувств, чем в ее словах.
Она пытается прикрыть грудь руками. Пододвигаю ее, расстегиваю ремень и вытаскиваю его из брюк. Беру Милану за запястья, затягиваю на них ремень и пристегиваю ее к спинке кровати. Она брыкается, пытается пнуть меня.
Встаю перед ней на колени и перевожу взгляд с лица на грудь. Она идеальна. Идеальна для того, чтобы смять ее, стиснуть, выкрутить соски и просунуть туда член. Я обязательно трахну и ее сиськи. Но сейчас у меня другая цель.
Подцепляю трусики и стаскиваю их, несмотря на ее сопротивление.
— Я передумала. Я не хочу. Нет, — твердит она.
— Ты ничего не решаешь. Уже. Ты сама пришла и предложила себя, — говорю я и спускаю брюки. — Не ломайся. Ты же уже знаешь, как это бывает.
Тяну ее на себя и вытаскиваю член из боксеров.
Она опять испуганно смотрит на него.
— Нет. Прошу Вас. Мне нельзя.
Начинает надоедать. Поэтому я просто развожу ее ноги и приставляю член к дырке.
Не стерпела, сука. Позволила Стасу засунуть в себя свой отросток.
— Нет! — уже кричит она.
Одной рукой накрываю ее рот, а второй ввожу член в разведённые складки.
Протискиваюсь. Блядь, как же узко. То ли у Стаса там и правда стручок, то ли было у них не часто.
Милана пытается отодвинуться. Тогда я фиксирую ее и сильно ударяю бедрами.
Глаза Миланы расширяются. Она вскрикивает так громко, что даже моя рука не особо заглушает этот крик.
Сука. Всё-таки, похоже, что я рву ее. Стас напиздил.
Член с трудом двигается в ней. Очень узко. Слишком узко. Это трение доводит меня до предела за считанные минуты. Я едва успеваю вытащить член и кончить ей на живот.
Убираю руку с члена и вижу красные пятна. Но хуй знает, то ли это целка ее, то ли месячные.
Нет. Всё-таки, целка. Я знаю эти ощущения. Рвал не одну.
Убираю руку со рта Миланы и отстегиваю ее.
— Скотина. Ненавижу, — всхлипывает она и натягивает на себя покрывало, пытаясь прикрыть наготу.
— Большего мне от тебя не надо, — усмехаюсь, заправляя член, и, окинув ее снисходительным взглядом, выхожу из комнаты.
29. Милана
Смотрю на него ненавистным взглядом. Я. Его. Ненавижу.
Он изнасиловал меня.
Грубо взял свой долг, о котором столько разговоров, но суть которого так и не понятна мне. Также как и то, почему я должна расплачиваться за этот долг.
Вытираю слезы, которые никак не могу остановить. Внизу живота боль. Совершенно новая для меня боль.
Я абсолютно голая перед ним. Натягиваю на себя покрывало. Взгляд падает вниз на красное пятно на кровати, лишний раз напоминая о произошедшем.
Нет, я не держалась за свою девственность как за что-то особо ценное. Но ожидала, что мой первый раз будет с любимым. Будет нежным и, даже если неизбежно болезненным, то не столь мучительным.
А оказалось, что моим первым мужчиной станет зверь, которому доставляет удовольствие причинять боль. Терзать. Мучить. Зверь, которого я ненавижу больше всего на свете.
Прежде чем уйти, он бросает на меня взгляд, ухмыляется. При этом заправляет член в брюки. Член, слишком большой для меня. Мне казалось, что меня разрывают на части, когда он одним толчком, с силой вогнал его в меня.
Крик сам собой вырвался из горла. А из глаз опять потекли слезы.
Я инстинктивно сжала бедра, как будто хотела вернуть все, как было. Мое движение не осталось незамеченным.
— Вижу тебе понравилось, — зло ухмыляется он. — Обязательно повторим.
Испуганно смотрю на него. Повторим?!
Не успеваю ничего сказать, как он выходит за дверь.
Склоняюсь на кровать и просто лежу, глотая соленые слезы. Провожу ладонью по лону. Больно. До сих пор больно. Убираю руку и вынимаю ее из-под покрывала. Красные разводы на ладони. Кровь. Моя кровь.
Ее запах смешивается с чем-то ещё. Какой-то новый, незнакомый ранее запах. Терпкий. Звериный.
И тут понимаю, что это запах спермы. Весь живот в ней. Втягиваю носом этот ни на что не похожий запах. И чувствую приступ рвоты.
Заставляю себя встать и бегу в душ.
Несколько раз натираю себя гелем для душа. Натираю и смываю. И снова — натираю и смываю. Как будто это поможет мне смыть не только запах, но и воспоминания.
В конце концов, успокаиваюсь и выхожу из душа. С опаской заглядываю в комнату. Его нет. Иду к кровати, срываю простыню с красными пятнами и яростно пытаюсь порвать ее. Ничего не получается. Бросаю ее на пол, заворачиваюсь в покрывало и как будто в коконе засыпаю. Погружаюсь в темноту.
Во сне ко мне приходит мама и гладит меня по голове. Я хочу взять ее за руку, но вдруг из ниоткуда появляется черный волк и кусает меня. Кричу от страха и боли и просыпаюсь.
В окна бьёт солнечный свет. Уже утро. Сердце до сих пор колотится от ночного кошмара. Натягиваю свою высохшую одежду и иду к двери.
Дёргаю ручку, но она не поддается. Дверь закрыта. Я заперта.
Начинаю колотить в дверь. Слышу, как щелкает замок. Дверь открывается и я вижу женщину, которая вечером привела меня в эту комнату и дала сухую одежду.
Она с улыбкой, по-доброму, смотрит на меня.
— Доброе утро, — говорит она, — завтрак уже готов. Сейчас Вам все принесут.
— Мне надо домой, — произношу я и пытаюсь пройти между косяком и этой женщиной.
— Дамир Зарипович просил Вам передать два слова, — неожиданно говорит она. — Деньги на операцию.
Я останавливаюсь. Я не глупая и отлично понимаю намеки.
Опустив голову, возвращаюсь к кровати.
— Завтрак принесут через пять минут, — говорит женщина и уходит, закрыв за собой дверь.
30. Милана
Так проходит два дня. В бессмысленном ожидании. Сижу в этой комнате — тюрьме. За это время познакомилась с женщиной, которая каждое утро приветствует меня. Рузана. Милая и дружелюбная, она никак не вписывается в стены этого дома.
Каждое утро она приносит мне еду. Мило общается на отвлеченные темы. Но стоит мне завести разговор о хозяине дома или о себе, сразу же уходит.
У меня нет никакой связи с внешним миром. Телефон отобрали. За окном — огороженная высоченным забором территория, по которой периодически проходит охранник.
Я в клетке. Но как долго это продлится? Мне хочется знать ответ лишь на этот вопрос. Я хочу к маме. В больницу. А вдруг ей стало хуже?
На третий день дверь в комнату открывается. Без привычного стука горничной.
Появляется он. Входит и закрывает за собой дверь. И опять этот ледяной пронизывающий взгляд черных глаз. Но я выдерживаю его. Даже не моргаю.
Он молча снимает пиджак и бросает его на стул. Делает шаг ко мне.
Инстинктивно отступаю назад.
Он останавливается и ухмыляется.
— Я могу уйти? — спрашиваю, заставив себя не дрожать от своей смелости.
На секунду его глаза расширяются, но потом он снова берет себя в руки.
— Нет, — отвечает жёстко и расстегивает ворот рубашки.
— Но я должна навестить маму! Вдруг ей хуже? Она же в больнице!
Он вдруг зажмуривается на мгновение и быстро открывает глаза. Огонь в них способен испепелить все вокруг.
— Восемь лет назад, — сквозь зубы цедит он, — мне сообщили, что моя мать умерла.
Я чуть не вскрикиваю, но в последний момент сдерживаю себя.
— Я не смог ни проститься с ней, ни кинуть горсть земли на ее гроб, — продолжает он и смотрит уже не на меня, а на стену за мной.