Обраслечена поневоле, или Чешуйчатая подстава (СИ) - Романова Екатерина Ивановна. Страница 45

Ну, нет! Не позволю ему испортить мне отдых. Приду в себя, отдохну, а потом открою этот шкаф со скелетами. Мне наверняка понадобятся силы, чтобы от них отбиваться.

Немного полежала, отдавая себя магии воды. Она бархатными волнами ласкала кожу, убаюкивала, умиротворяла. Моя магия перестраивается — я ощущала, как уходит из висков ментальное напряжение, как светло и легко становится в голове даже без ментальных атак. Настроение резко улучшилось, я даже решила поинтересоваться новостями и подхватила с журнального столика свежий номер Норийского вестника, отгоняя вспыхивающие в сознании навязчивые символы ментального блока.

"Сегодня состоялось назначение председателя Совета семи. Кресло ожидаемо досталось Верховному князю Бертоломею Мейендорф Т’аркану…". Даже не сомневалась. Что-то долго они тянули с этим назначением. Отец великолепный и преданный делу работник, умеет руководить, отдавать приказы и добиваться их исполнения. Разве что мягок по отношению к матери, она вертит им как хочет.

"Запомни, Лирей", — говорила она сестре. — "Мужчина — голова. А женщина — шея. Куда шея повернет, туда и голова. Понимаешь, о чем я?"

Лирей тогда думала, что о шапке, но я с детства понимала, что мать передает тонкие азы манипулирования мужиками своей любимой дочери. Именно ее прочили в невесты Кейлару. У меня нет доказательств, но я до сих пор считаю, что это она убедила императора расстроить наши отношения с его младшим сыном.

Я пролистала газету, по заголовкам определяя судьбу братьев и сестер. Персли получил очередную награду по службе и ему прочат блестящую карьеру. По слухам, брат внештатный консультант и аналитик Совета семи — а это близкий к императору круг. Заслуженная награда. Тихий и рассудительный, Персли единственный, о ком я вспоминаю с улыбкой, помимо Кайры.

Брейн «отличился» в нижней палате совещаний, пытаясь протащить нелепый закон, запрещающий уличным животным гадить в общественных местах. Журналисты раздобыли изображение, где на проект закона нагадила кошка, выразив, тем самым, общественное отношение животного сообщества к подобным испражнениям человеческого сознания.

Лирей и Кейлар засветились на последней постановке «Любовный дуэт для Фрейи», вот ведь вдвойне злая ирония! Судя по изображениям, это не визит вежливости и не формальная встреча, а полноценное свидание. Принц держал сестру за руку, а она краснела и улыбалась ему, трепетно глядя… на губы. Так, словно уже не раз познала их вкус!

Настроение стремительно портилось, но это же журналисты! Ты можешь подать нищему монету, а они обставят все так, словно ты его обокрала. Я еще с детства усвоила — журналисты враги.

О Кайре и Митвеле — ни слова. В общем-то, это хорошо, что хоть в одном выпуске газет Митвел не отметился своими блестящими университетскими выходками.

А вот где моя милая сестренка, та, на которую я равнялась, убегая из дома — остается догадываться. Обычно раз в месяц я встречала упоминания о таинственной незнакомке, устрашающей местных разбойников и держащей в порядке тракт и прилегающие окрестности. Сестренка тайно спасала обозы от грабителей, штабелями укладывала разгулявшуюся нечисть, возвращала в нижний мир вырвавшихся духов. Список ее подвигов можно продолжать бесконечно.

Но сколько бы я ни пыталась думать о сестре, мысли упорно возвращались к изображению Кейлара и Лирей. Искренность, нежность, страсть — все это отражалось в их взгляде и позах. Да сама постановка такой непрозрачный намек на их парные занятия… танцами в горизонтальной плоскости!

От горечи на душе сдавило сердце, будто на грудь положили камень. В бездну!

Швырнула газету на пол и с головой ушла под воду. Вот бы утопить в ней проблемы и воспоминания, но вместо этого перед глазами снова и снова вспыхивали символы ментального блока. Ярко-алые закорючки покрывались огнем и осыпались пеплом без моего вмешательства.

Медленно вынырнула и откинула с лица сырые волосы. Блок рушился так стремительно, что я не успевала контролировать процесс. Воспоминания, чувства, эмоции накатывали на меня с мощностью волны, прорывающей плотину. А, когда последняя хрупкая преграда между прошлым и настоящим рухнула, я задохнулась от боли и ушла на дно.

Меня поглотило в водовороте чудовищных воспоминаний. Острые когти, рвущие каменные перила на крошки как хлебную мякоть, безумное дыхание на моих щеках, боль, прожигающая запястья, утробное рычание зверя и невозможность вдохнуть. Перед внутренним взором всплывали безумные глаза Гардиана, ломающего Рейна как деревянную куклу. Хруст костей, шелест крыльев.

Невидимый камень на груди давил с такой силой, что я не сразу поняла, где реальность, а где воспоминания. Распахнула глаза и задохнулась от ужаса: под водой меня окружали темно-синие тени с лицом монстра. Он щерился ядовито-черными глазами и тянул меня на дно ледяными щупальцами. Я пыталась схватить их, но пальцы упрямо взбивали воду, пыталась ударить ментально, но тварь лишь забавлялась, сильнее стягивая путы, силясь стянуть с моего запястья браслет. Пальцы нащупали монету Фрейи, я уже стиснула ее в ладони, готовая молить о помощи, но решила использовать последний шанс. Воздух кончался, я не могла вынырнуть, паника оглушала…

"Рейнхарт… Рейн!!!" — взмолилась в отчаянной попытке, выхватывая краем угасающего сознания чью-то тень наверху. Вдруг он меня услы…

Рейнхарт

Рейнхарт

Щепки только осыпались за моей спиной, а я уже тянул из ванны обмякшее тело Эйри. Элементаль до последнего держал добычу, подписав себе смертный приговор. Рывок, еще один — даже сил дракона не хватает, чтобы вырвать девчонку из водных лап, значит элементаль питается от кого-то еще — дракона или… Список возможных "или" невелик, но требует анализа, времени на который нет.

— Гардиан, твой выход, мудила ты чешуйчатая!

Дракон откликнулся не сразу, но грудь обожгло раскаленным воздухом, пронзило знакомой болью. Через мгновенье элементаль заверещал, объятый драконьим пламенем и отпустил добычу. Эйри мой огонь не повредит, пока на ней сердце дракона.

Поймал ускользающего элементаля за хвост и прорычал:

— Кто?

— Сам, я сам, — верещал он, извиваясь в жалких попытках вырваться.

Не скажет. Такого проще уничтожить на месте, что я и сделал, испепелив в обжигающий пар.

— Эйри!

Отрава не дышала. Бледнее простыни, она лежала в воде бездыханная, зажимая в ладони знакомую монету. Потом. Сейчас главное вернуть ее к жизни, пока дыхание дракона на это способно.

Вытащил девчонку из воды и уложил на пол. Ее податливое тело трепыхалось ватной куклой, повинуясь каждому моему жесту.

— Инмааш… — я не нашел сил оформить просьбу в слова, но дух и без меня понял.

Склонился к губам Эйри и, обращаясь к древней магии, медленно вдохнул в нее часть своей сущности, часть своей жизни, часть себя. По какой-то дурацкой случайности все совпало: на ней сердце дракона и родовой браслет, значит, должно получиться.

Отстранился, вглядываясь в серое лицо Эйри. Ничего не происходило. Она лежала мертвым камнем на моих коленях, зажимая в ладони проклятую монету Фрейи.

— Я знаю, ты где-то здесь, — выкрикнул, обращаясь к богине. — И ведешь свою игру. Фрейя, клянусь богами, если ты нарушишь закон мирозданья, если не вернешь душу Эйри из-за грани, я выжгу дотла весь Нижний мир и посвящу жизнь поиску способа тебя уничтожить.

— Какое скоропалительное заявление, — высокомерно заявила богиня, скидывая полог невидимости. — Рейнхарт, милый. Эта душа между мирами. Тело не живо, но еще и не умерло. Сейчас ты можешь беспрепятственно снять Шаамни. Я делаю тебе великое одолжение и, заметь, совершенно бескорыстно.

Фрейя и бескорыстно? Анекдот века.

А вот предложение снять браслет без гибели Шаамни, без Черной звезды, без одобрения матери или бабушки… Просто взять и стянуть его с тонкой ручки Эйри и уничтожить, забрав благодать духа для других, более слабых, но не менее нужных святынь… Слишком большое искушение! И жертва невелика — всего лишь одна человеческая душа. Никому ненужная, пустая человеческая душа из квартала прокаженных.