Флибустьер (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 47

На следующий день миновали мыс Фроуард. На его вершине будет стоять железный крест. Это самая южная точка материка Южная Америка. Дальше идут острова. Здесь Магелланов пролив резко поворачивает на северо-запад, опять сужается и начинает напоминать норвежские фьорды. Справа материк, слева острова. Но течение здесь слабее. Больше неприятностей доставляет сильный западный ветер, от которого есть, где спрятаться. На теплоходе не обращаешь внимания на этот ветер, а вот когда стоишь в укрытие на паруснике и слышишь его завывание, начинаешь верить в нечистую силу. Чем дальше идем на север, тем больше растительности на берегу. Сперва появляются голые кусты, потом низенькие, чахлые деревца, потом высокие и стройные. И хотя справа и слева виднеются заснеженные вершины, воздух заметно теплеет.

На девятый день мы вышли из пролива в Тихий океан. Здесь с запада шла волна высотой метров пять, от которой отвыкаешь в проливе, но мои матросы радостно крестились и грозились по возвращению домой поставить в церкви свечку и не одну. У меня тоже появилась мысль, что зря я сюда поперся. А с другой стороны — провел время нескучно, и будет, что рассказывать, сидя зимой у камина и отхлебывая теплое винцо.

Я встречал много людей, который утверждали, что западный берег Южной Америки, особенно ближе к экватору — лучшее место на планете Земля. При условии, что живешь недалеко от океана и на высоте пятьсот-тысяча метров над его уровнем. Здесь вдоль берега проходит холодное Перуанское течение, поэтому не жарко даже в тропиках. Почти отсутствуют перепады температур. Чистый морской воздух. Круглый год все зеленое. Даже в районах, которые должны быть засушливыми, влага из воздуха оседает на склонах гор и дает воду растениям, животным и людям. Поэтому получить гражданство в Чили труднее, чем в США. В Перу, Эквадоре и Колумбии с видом на жительство полегче, зато народ ленивее, из-за чего более склонен к революционным переделам собственности и наркобизнесу. Я недостаточно темпераментен, чтобы быть латиноамериканцем и, как следствие, никогда не мечтал жить здесь. Побывал во многих местных портах. Порадовался за чилийцев, которые вопреки или благодаря Пиночету живут хорошо. Запомнил молы Перу, на которых проститутки стояли сотнями. Между ними трудно было протиснуться. Низкорослые кряжистые женщины с темными некрасивыми лицами и широкими задами хватают тебя за любые части тела и с различной степенью громкости и интимности предлагают себя. Как стремительно под руководством так называемых социалистов относительно благополучный Эквадор скатился в нищету. Блеск и нищету кокаиновой республики Колумбия, где в любом припортовом баре за пару баксов можно было нанюхаться до чертиков. И кое-кто из членов экипажа нанюхивался, и с выпотрошенными карманами и без других ценных вещей, но все-таки живой, находил дорогу на судно только утром, несмотря на фонари под глазами. Впрочем, преступность есть везде, только не во всех странах мы знаем, куда не надо соваться.

В конце семнадцатого века здесь нет никаких проблем с видом на жительство и наркотиками. Как я слышал, сюда отправляют нищету из перенаселенных районов Испании, а листья коки жуют все: и взрослые, и дети, и богатые, и рабы. Последних даже заставляют есть коку, чтобы повышалась производительность труда. Населенных пунктов пока мало, и те небольшие. Впрочем, я старался не приближаться к берегу. Запасов воды и еды у нас хватало, чтобы идти напрямую к мысу Париньяс — самой западной точке Южной Америки. Там я собирался поохотиться, поскольку имел сведения, что все ценные грузы из этих краев везут в Панаму мимо этого мыса.

Буквально с каждым днем воздух становилось теплее, а океан спокойнее. Бриг довольно резво рассекал волны. Перуанское течение добавляло ему лишние пол-узла. Экипаж расстался со страхами, подхваченными в Магеллановом проливе. Матросы повеселели и обленились, как это бывает, начиная со второго месяца рейса и по нарастающей до предпоследнего. Если последний месяц рейса известен точно, то расстаются и с ленью, и с ее производной — хорошим настроением. Обычно последний месяц контракта все ходят наэлектризованные мыслью, что замена не приедет. Кто нетерпеливее ждет, тому обязательно не приедет.

У мыса Париньяс мы легли в дрейф на таком расстоянии, чтобы бриг было не так заметно с берега, но видны все проходящие вдоль него суда. В первый день отправил баркас, с которого возле берега, на малых глубинах, поставили сети, намереваясь обеспечить экипаж свежей рыбой. Сети были порваны тюленями. Их здесь много. Не такие большие, как на дальнем востоке. Самцы всего метров до двух и весом килограмм до двухсот. Гривастые. Наверное, морские львы. Самки меньше раза в три. Некоторые тюлени выбирались на берег, но лежбищ мы не обнаружили, хотя прошли вдоль берега в обе стороны миль по десять. Может быть, не сезон. У нас были гарпуны, поэтому вместо заготовки рыбы занялись заготовкой тюленьего мяса, жира, шкур и клыков. Кстати, возраст тюленя определяют по количеству кругов у основания клыка. В желудке у каждого камни, иногда несколько килограмм. Наверное, как и уткам, эти камни помогают усваивать пищу. Тюленье мясо с сильным рыбьим вкусом, на любителя, но зато свежее, а свежее мясо — лучшее лекарство от цинги. Впрочем, благодаря запасам вина, эта болезнь пока обходит нас стороной.

Мне приходилось пробовать тюленье мясо и в будущем, и когда жил у датчан. Последние его просто варили или жарили, а вот в будущем мне предлагали в одном из дальневосточных ресторанов попробовать деликатесы: свежие мозги тюленя и гренландский кивиак. Для приготовления кивиака берется туша молодого тюленя, у которой отрезается голова (и вынимаются и съедаются свежие мозги) и удаляется часть внутренностей, а затем в живот напихивают общипанные, непотрошеные тушки чаек и закладывают в лед на семь месяцев. После чего, без дальнейшей обработки, подают к столу. Мозги я попробовал, несмотря на то, что были дороже. Не вставило. Наверное, я недостаточно изысканный гурман. Есть более дешевый кивиак не решился. У меня настороженное отношения ко всем блюдам, в приготовлении которых участвует процесс гниения. В том числе и к омулю или лосося с душком.

Добыча тюленей шла так успешно, что я подумал, что будь это место поближе к большим городам, можно было бы неплохо зарабатывать этим промыслом. Топленый жир заберут изготовители свечей и мыла, шкуры — кожевенники, клыки — резцы по кости, а мясо с удовольствием купят монахи и прочие, строго соблюдающие пост. Впрочем, мясо можно было бы и выбрасывать. Так, видимо, и будут делать лет через сто-двести, когда эту часть Южной Америки обживут получше, потому что к двадцать первому веку тюлени станут большой редкостью, попадут в Красную книгу. Весь экипаж будет сбегаться, чтобы посмотреть и снять на мобильный телефон, если тюлень проплывет неподалеку.

Это судно мы чуть не пропустили. Наблюдатели так привыкли, что океан пуст, что заметили испанское судно, когда оно приблизилось к нам мили на две. Это была двухмачтовая каравелла-латинас (с латинскими парусами) длиной метров семнадцать и шириной около пяти с половиной. В Европе сейчас такие не встречаются. Я еще подумал, не вернулся ли в пятнадцатый-шестнадцатый века? Вроде бы нет. Хотя бы потому, что на парусах не было красных крестов. Здесь некому сообщать, что это поданные короля Испании. Другие здесь не ходят. За редким исключением, на которое и нарвалась каравелла.

— Пленных не брать, — приказал я.

Продавать рабов здесь некому, тащить их в Европу нет смысла, а отпустить глупо. Я не хочу, чтобы в Испанию пришло сообщение, что такой-то корабль, довольно приметный, грабил подданных короля. У меня нет корсарского свидетельства, а обвинений в пиратстве не должно быть. Нет свидетелей — нет преступления.