Корсар (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 40

Чего не скажешь об офицерах. У этих было все, как положено, особенно то, что отличало от солдат, которыми многие были недавно: пуговицы кафтана позолоченные, портупеи оторочены золотыми галунами, шпоры бронзовые, надраенные до блеска, перчатки с раструбами и — самое главное и бесполезное — «офицерский знак», горжет, железный воротник для защиты шеи и горла, сохранившийся с рыцарских времен. Полный комплект лат таскать тяжело, но малую часть их, чтобы все видели, что человек благородный, а не хухры-мухры, оставили. Само собой, в небоевой обстановке офицеры носили шпаги вместо палашей. Слава богу, драгунским офицерам не положены были, как пехотным, партазаны — алебарды длиной метра два, с черным древком и орлом или андреевским крестом сверху.

Мой дом уже построили. Это пятистенка наподобие той, в какой я встречался с Петром Первым, только вместо русской печи в каждой комнате по грубке. Я живу в светелке. Здесь стоит широкая кровать, стол, табурет, две лавки, шкаф и буфет, изготовленные по моему заказу, и два сундука, большой и средний, привезенные с моего судна. В большом лежит спасательный жилет. В отличие от предыдущих, этот начинен не столько монетами, сколько драгоценными камнями, чтобы по весу не догадались, что не так уж он и дешев, как кажется. В меньшем сундуке лежат деньги разных стран и навигационные карты и приборы. Я еще не расстался с мыслью удрать из России. Как у каждого русского, у меня врожденное желание жить за границей, и даже после того, как перебираешься в другую страну, желание остается. Капитану Хендрику Пельту переданы инструкции на этот счет. Шхуна должна будет весной и осенью постоянно ходить на Нарву, благо во Франции моим судам сейчас делать нечего. В Западной Европе очередная война — Людовик Четырнадцатый при поддержке Испании бьется пока с Римской империей за то, чтобы на испанском престоле сидел его внук. Подозреваю, что скоро подключатся Англия с Голландией, и французские корсары опять будут в деле. Захватят мои суда и отпустят только после разбирательства в суде, которое может продлиться несколько месяцев. Также капитану даны инструкции, что привозить в следующем году, и приказано отменить аренду моего дома в Лондоне, продать находящееся в нем имущество и отдать эти деньги Алисе Грей с пожеланием найти с их помощью идеального мужа, которые встречаются только в Англии, причем в несчетном количестве. В углу светелки у двери стоит бочка с мальвазией. В любом другом месте содержимое ее уменьшается с утроенной скоростью. Виновники ускорения живут в проходной комнате. Это слуга Энрике и мой адъютант и по совместительству соглядатай и стукач в чине поручика Мефодий Поленов — молодой человек девятнадцати лет, четыре года прослуживший в Семеновском полку. До поступления в мой полк был солдатом. Он высокого роста, белобрыс, конопат и кажется малехо придурочным, но, как и положено человеку, у которого одно полушарие не дружит с другим или оба — с мозгами большинства окружающих, парень себе на уме.

— Приставили ко мне, чтобы не сбежал? — первым делом поинтересовался я, когда он доложил, кто такой и зачем прибыл.

— Никак нет, господин полковник! — бодро рявкнул Мефодий Поленов, вперившись в меня честными голубыми глазами, в которых интеллект не рассмотришь даже с помощью микроскопа.

— Когда будешь писать доносы, уточняй у меня непонятные моменты, чтобы не вышло недоразумение, а то одного из нас повесят, особенно тебя, — предложил я.

— Так и сделаю! — заверил он, не поняв, что опровергает предыдущее свое показание.

— И не ори, как голый в бане, — приказал я.

— А я в бане не ору, — удивленно и, наверное, поэтому тихо произнес поручик.

— Вот и мне говори нормально, я не глухой, — заверил его.

Кстати, семнадцать бань (отдельно офицерскую и почти вплотную друг к другу шестнадцать — по одной на эскадрон — солдатские) на берегу Яузы — первое, что простроили для полка.

Новобранцы начали поступать, когда казармы еще не были готовы, поэтому первым делом освоили строительные специальности, в основном переноску и распиливание бревен. Когда набрались все две тысячи, я приказал построить солдат на плацу — части выгона, засыпанного песком, а сверху — гравием. Выехал к ним на коне, чтобы смотрели на начальство снизу вверх, и толкнул речь. Понимал, что оказались эти люди здесь не по своей воле. Надо было отсеять тех, кому армейская служба противопоказана не по здоровью (все прошли продвинутую по нынешним меркам медкомиссию), а по морально-волевым качествам, и мотивировать остальных. В отличие от них, я знал, как нелегко будет солдатам в ближайшие месяцы во время учебы и еще труднее — на войне.

— Первое время вам будет тяжело, потому что будете учиться всякой, казалось бы, ерунде. В бою поймете, что учили вас нужному, что эти знания и умения спасут вам жизнь. Так что верьте своим офицерам и сержантам. Они прошли через все то, что предстоит вам. И у вас будет возможность стать офицерами. Местничества отменяется. Каждого будут ценить по заслугам его, а не предков. Царь собирается ввести такой порядок, что человек любого сословия, дослужившийся до офицера, получит личное дворянство, а до старшего офицера — потомственное. Само собой, с чинами придут и деньги, и вотчины, — посулил я и решил сыграть на слабо: — Я считаю, что лучше иметь мало хороших солдат, чем много плохих. Мне нужны сильные и смелые, настоящие мужчины, воины. Кто знает, что он баба, что в бою струсит и сбежит, пусть удирает сейчас. Оставляйте казенное имущество и идите, куда хотите. В розыск подам через неделю. За это время успеете добежать до Дона, откуда выдачи нет, а самые резвые — до Сибири, откуда выдавать нет смысла, там еще хуже. Только вот от судьбы все равно не убежишь. Кому суждено умереть, тот умрет. Или в бою, как герой, или на плахе. Так что решайте, а если останетесь, не ропщите.

Сбежало всего двадцать шесть человек, в основном сыновья священников. Мошеннику плаха ближе меча или орала.

Китайский опыт помог мне быстро и четко организовать обучение полка. Я приказал оборудовать четыре зоны: строевой плац, стрелковый полигон, фехтования и кавалерийскую. Каждый батальон занимался на одной из них день и переходил на другую. Отдельно обучаются артиллеристы. Пушки пусть и малого калибра, но зато их восемь, усиленная батарея. Для них изготовили по моим чертежам лафеты на высоких колесах и двуколки с зарядными ящиками. Пусть учатся, в том числе, с марша вступать в бой. Также сделали по моему требованию полевые кухни на каждый эскадрон. Такого нет даже в нынешних западноевропейских армиях. На обед и ужин у моих солдат горячая еда, пусть и не шибко вкусная, потому что поставляют нам продукты не самые лучшие. Подготовкой артиллеристов и руководством поваров занимается подполковник (здесь их называют полуполковниками) Магнус фон Неттельгорст в свободное от ругани с чиновниками время. Мое участие сводится лишь к ежедневному объезду всех зон. Стараюсь лишний раз не появляться, потому что при моем приближении офицеры начинают напрягать солдат, вырабатывая у них отрицательный рефлекс на меня.

На строевом плацу первый батальон марширует поэскадронно, перестраивается в каре по отдельности и все вместе. К левой голени каждого солдата привязан пучок сена, к правой — соломы. Большинство из них никак не запомнит, какая нога у них левая, а какая правая. Раньше им это было ни к чему. Обувь, если носили ее, была одинаковая, на любую ногу. Теперь вышагивают под команды сержантов: «Сено! Солома!..». Подумал, что большинство горожан в двадцать первом веке не отличит сено от соломы. Если придется вдруг учить их различать эти два вида фуража, буду привязывать сено к левой руке, а солому — к правой.

Стрельбище с трех сторон ограждает земляной вал высотой метров пять, насыпанный солдатами, чтобы пули не летали по селу и не только. Мишени деревянные, в рост человека. Каждый эскадрон готовит их для себя. Доски привозят крестьяне, отрабатывая оброк царю. Построившись в две шеренги, драгуны палят по очереди со ста шагов. Иногда попадают. Но пока что очень иногда.