Под британским флагом (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 75

На траверзе Барселоны развернулись и пошли напрямую к Генуе. Там, конечно, опасно, есть шанс нарваться на французский фрегат, но наверняка есть добыча.

Этот поход проходил интереснее предыдущих. Стояние лагом с судном, нагруженным рисом, аукнулось нам увеличением крысиного поголовья. Видимо, появление особей из другого региона способствовало увеличению случек и, как следствие, потомства. Везде стояли крысоловки, каждый день матросы выбрасывали за борт десятки крысиных трупов, но грызунов становилось всё больше. Это мне надоело, поэтому приказал поймать несколько штук и закрыть в высокой бочке. К сегодняшнему дню крыс в бочке осталось всего две. Остальных они сожрали. Обычно крысы жрут только трупы сородичей. Крысиное мясо у них, наверное, типа деликатеса, запретного в теплом виде. Голод заставил отведать живых сородичей. Две последние сидели на максимально далеком расстоянии друг от друга. Вроде бы не следят за соперником, но стоит одной переместится, сократить дистанции, попробовать оказаться сзади, как другая сразу же увеличивает его и поворачивается к ней острой мордой.

— Киньте им маленький кусочек сыра, — приказываю я.

Сыр падает посередине, катится к стенке. Обе крысы кидаются к нему. Одна успевает схватить сыр, наверное, радуется, но в это время другая впивается зубами ей в шею. Клубок из двух серых тел, от которого отлетел кусочек сыра, пару минут перекатывается по днищу бочки, после чего замирает. Одна крыса торопливо подбегает к сыру, быстро съедает его, а потом возвращается к трупу второй и начинает жрать с головы, не обращая внимания на крики и свист зрителей.

— Завтра утром выпустите ее, — сказал я.

Теперь другие крысы для этой — лакомое блюдо. Крысы не умеют противостоять крысоеду, только убегают. Но куда спрячешься от подобного себе?!

Люди, попробовавшие человечинку, тоже подсаживаются на нее. Во время моих скитаний по морям я слышал много рассказов о людоедстве и видел не только тех, кто съел своих собратьев по кораблекрушению, оказавшихся с ними в одной лодке или на плоту, но и тех, кто пристрастился к поеданию себе подобных на берегу, причем не обязательно в голодные годы. Случалось такое не только в прошлом, но и в относительно благополучном в этом плане двадцать первом веке. Стоял я как-то в небольшом порту на острове у западного берега Африки. Название опущу, чтобы не испортить аборигенам охоту. Рядом с нами расположился большой морозильный траулер под либерийским флагом и с интернациональным экипажем, большую часть которого составляли граждане стран, образовавшихся после распада Советского Союза. Их предупредили, что здесь лучше не сходить на берег, но бывшие «совки», прошедшие через стреляющие девяностые, плевать хотели на такие предупреждения. Пошли бухнуть втроем — вернулись вдвоем. Третьего, литовца, полиция нашла уже освежеванным и выпотрошенным.

Через день в утренних сумерках мы чуть не разминулись с французским бригом «Невообразимый». Я действительно не мог вообразить, что встречу кого-нибудь в этом районе, поэтому впередсмотрящего не было. Бриг заметил морской пехотинец, который вышел на бак, чтобы отбомбиться. Будущий приз шел в сторону Балеарских островов. По типу судна и малой осадке я догадался, что это корсар, поэтому разговор начали на высоких тонах — с выстрела двух погонных пушек, продырявивших его главный парус фок-мачты. Мы находились у брига под ветром, северо-западным, поэтому уклониться не смог, а воевать не решился, потому что не ему с восемью трехфунтовыми фальконетами тягаться с нами.

Шкипер, пожилой и со спокойным взглядом пофигиста, был, как ни странно, не из военного флота.

— Нет работы. Судовладельцы опять боятся выпускать суда из портов, ждут, когда война закончится, — пожаловался он. — Предложили побыть корсаром — и я согласился от безденежья.

— Хоть что-то успел захватить? — поинтересовался я.

— Да только два дня назад вышли из Тулона. Хотел пойти к Тунисскому проливу, а судовладелец сказал, что возле Гибралтара будет больше шансов, — ответил шкипер и поскреб ногтями щеку, покрытую наполовину седой трехдневной щетиной.

Мы проводили приз до Гибралтара, чтобы тридцати девяти членам его экипажа не пришло в голову задурить. Заодно отдохнем от трудов праведных.

84

Отдохнуть нам не дали. Я готовился встать на якорь, когда к борту подошла шлюпка от капитана порта. На борт корвета поднялся по штормтрапу бравый лейтенантик с тонкими, лихо закрученными вверх усиками, которого я пару раз видел в салоне Дороти Деладжой.

— Вчера утром милях в десяти на восток отсюда на наш левантийский караван напал французский приватир, захватил одно судно. Повел в сторону Малаги. Капитан порта приказывает вам догнать его, — сообщил он.

Я поставил на якорь бриг «Невообразимый», забрал призовую команду и отправился догонять его собрата. После захвата корсаром приза прошло более суток, так что и для нас это судно станет призовым, если отобьем.

Я заходил в Малагу несколько раз. Город расположен на берегу большой бухты. Порт в будущем будет защищен двумя длинными брекватерами. Помню, что будет девять причалов, причем восемь под номерами, а девятый назовут Восточным. Все восточное у западноевропейцев на особом счету. Уделить внимание остальным частям света не считают нужным. Перед портом будут два оффшорных терминала с подводными трубопроводами для танкеров и газовозов. Грунт на рейде хороший, песок с мелкой галькой. Стоять опасно только при юго-восточных ветрах, которые нагоняют в бухту высокую волну. Сам город показался мне в будущем наименее испанским, что ли. Вроде бы в старой части такие же дома, как в других испанских городах, но постоянно натыкаешься на какой-нибудь новодел, который тут ни к селу, ни к городу. Величественный храм расположен посреди бедного района. Остатки римского амфитеатра — всего лишь место для ночных тусовок молодежи. За старинными стенами, которых сохранится несколько километров, причем от разных эпох, начиная с финикийцев, никто не следил, при мне местный житель выковырял из раритета пару каменюк на хозяйственные нужды. Это родина Пабло Пикассо, поклонником которого я не являюсь, поэтому в музей с его картинами не ходил. Боялся, что приму за граффити хулигана-школьника. Мне тогда больше понравилась старинная крепость, построенная арабами немного выше римского амфитеатра. За исключением археологического музея и части дворца, по крепости можно ходить без экскурсовода, где хочешь и когда хочешь, трогать все руками. В ней столько разных переходов! Насколько у меня хорошо развит внутренний компас, но и то несколько раз не мог определить, куда надо идти, чтобы выйти их крепости, тыкался наугад.

В конце восемнадцатого века брекватеров еще нет, крепостных стен, за пределы которых город уже вылез, сохранилось больше, а на берегу сооружен бастион для двенадцати двадцатичетырехфунтовых пушек. Еще одна батарея из шести орудий находилась в небольшой крепости на мысу, ограничивающим вход в бухту с юго-запада, с гарнизоном которой мы обменялись сигналами. Предоставленные мне шкипером капера «Невообразимый» оказались правильными. Наверное, есть батарея и на северо-восточном мысу, но мы до него не добрались.

Солнце уже заползало за горизонт, когда корвет под французским флагом и с баркасом на буксире медленно и спокойно вошел в бухту. Ветер был северный, шли курсом крутой бейдевинд правого галса, делая от силы узла полтора. Я рассчитывал добраться до рейда во время навигационных сумерек, чтобы никто не поперся в темноте проверять нас, встать на якорь, а ночью сделать черное дело и смыться. Меня интересовали два судна на рейде — бриг и флейт голландской постройки, оба под французским флагом. Корсар стоял мористее, словно боялся, что приз сможет удрать. Возле него я и собирался «кинуть яшку».

— Парус на мачту! — приказал я.

Корвет, быстро терять скорость, продолжил движение вперед, к французскому корсару, на главной палубе которого стояли десятка два членов экипажа. Настроение у них было приподнятое. У ребят праздник — такую богатую добычу отхватили. Как мне сказали в Гибралтаре, флейт далеко не новый, третий десяток разменял, но водоизмещением восемьсот пятьдесят тонн и груз ценный: специи, кофе, ткани, стеклянная и керамическая посуда, выделанная кожа. Кое-кто из французов махал нам рукой, приняв за своих. Я помахал им в ответ.