Лич из Пограничья (СИ) - Лебедева Жанна. Страница 11

Тропа почти отвесно увела на холм, в самый залитый рассветным солнцем небесный зенит. На вершине с утоптанной ровной площадки было видно, как стекающая вниз по склону дубрава разрывается надвое широкой дорогой. Но добраться до этой дороги оказалось тем еще приключением. Склон, по которому спускались, в отличие от противоположного, обращенного к Иминому селишку, обрывался слишком круто. Видимо, когда-то злая буря обглодала его до самых каменных костей, что торчали теперь валунами и скалами меж деревьев, словно в напоминание о позабытом катаклизме.

Спуск получился неторопливым, а для Браслета и вовсе тяжким. Иногда ему приходилось почти что на зад садиться — таким резким был уклон. И все же они сошли с холма без потерь.

Там, где тропа вливалась в дорогу, Моа остановился. Има тоже резко встала.

— Что это? — спросила, отследив напряженный взгляд спутника.

— Оленеголовый, похоже.

В воздушно-кружевном малиннике, действительно, лежали кости. И слишком уж сильно они были покрошены — издали почти не разобрать. Лишь в оглодках рогов, торчащих из-под листьев, угадывалось нечто знакомое.

— Пойдем, взглянем?

Има, со свойственной ей восторженностью, первая ринулась опознавать останки. Моа с конем в поводу отправился следом. Он предположил верно — разномастная мешанина костей подтверждала, что упокоился в малиннике именно многоголовый знакомец. И все же, узнать его оказалсь непросто. Все черепа были расколоты, а, скорее, раскусаны на мелкие куски. Твердые рога, что далеко не всякому хищнику по зубам, были измельчены небрежнее остального — видимо, нападавшего они не интересовали.

Пока Моа прикидывал габариты того, кто так ловко разделался с их ночным врагом, неосведомленная Има бодро порылась в обломках и выудила неполную берцовую кость, на которой остались два четких следа.

— Смотри, — округлив глаза, приложила к находке руку. Между откусами уместилось расстояние в локоть длиной. — Это что же за пасть такая тут отгрызла?

Отложив кость, девушка бросилась к остаткам пары не превращенных в труху черепов и нашла на них подобные отметины.

Лич не стал больше держать спутницу в неведении.

— Ночью кто-то оленеголового по холму гонял, и мы его почти не интересовали.

— Кто же? — Има сперва изумилась, а потом подхватила кость и принялась приставлять к следам чудовищных зубов руку то так, то эдак. — Как думаешь, в мою ладонь эти зубки будут?

Она посмотрела на лича многозначительно, и Моа без слов понял, что кроется в этом взгляде.

Подтвердил догадку:

— Неведомое создание из Герцогова подвала.

— Как-то выбралось, — согласилась Има. — Эх, жаль я его из-за непроглядного мрака так и не рассмотрела. При новой встрече точно бы узнала. Интересно, кто это?

— Рано или поздно выясним, — рассудил Моа.

— Удивимся, наверное, когда увидим. Вот, ты каким его представляешь?

— Никаким. Обычным.

— Обычным? — Има, кажется, даже немного расстроилась. — Не может такое создание быть обычным. Прояви же фантазию! — С этими словами она бодро вычертила что-то острым концом кости на земле. Получилась горбатая, щетинистая кракозябра с пастью в пол собственного тела и тощим хвостиком. — Я его примерно так представляю. А ты что-то хочешь добавить к портрету?

Лич пожал плечами. Фантазия… У мертвых она за ненадобностью практически полностью отсутствует. Просто лишняя эмоция, загружающая дурацкими картинками мозг…

И все же…

— Нарисуй копыта.

Правда, это была никакая не фантазия. В наличии копыт у подвального монстра Моа не сомневался.

До самого вечер они двигались на юг.

За это время солнце успело взлететь в небеса из-за восточного края земли, пересечь небосвод и рассыпаться на западе ало-лиловыми всполохами вечерней зари. Дубрава сменилась смешанным лесом. Благородные буки и ясени гордо возносили над дорогой пышные кроны. Степные клены стояли, обсыпанные алыми серьгами. Надувались шарами пушистые приземистые грабы и бересклеты, еще не набравшие положенной красноты.

За день пути им не попалось никакого человеческого жилья. Лишь тихий, светлый, радостный лес был кругом, и изредка кто-то из его обычных жителей пересекал путникам дорогу. Вихрем пролетел заяц. Ёж протопал, сопя и фыркая. Неспешно проползла золотистая, с мелким бисером синего крапа, веретеница.

Чем гуще ложилась ночь, чем чаще оборачивалась Има. Все высматривала — не нагоняют ли преследователи. Мертвяками и не пахло. Должно быть, путники оторвались от них на приличное расстояние.

— Вчера с вечерней зарей пришли, — поделилась тревогой девушка. — Тьма еще не пала, а мертвяки уже от Герцоговых развалин до села добрались.

— Сейчас мы хорошо от них оторвались, — успокоил ее Моа, но Има все еще сомневалась.

— Они ведь не только сами нападают, так еще и всех окрестных неупокоенных себе в компанию будят.

— С небольшого расстояния. Когда на меня оленеголовый бросился, твоя погоня уже у самого холма была. А до этого оленьи черепа просто кучей лежали. Кстати, не знаешь, кто и зачем их в пирамиду сложил.

— Не знаю. В наших лесах такое нечасто, но встречается. Все по-разному объясняют. Дед, вот, считал, что это Герцога проделки. Лайма-охотница говорила, что это лесной дух такие костяные горки складывает в тех местах, куда людям соваться не следует.

— Понятно. — Взгляд Моа упал на Имину руку. Покус от мертвяка алел вздутым полумесяцем. — Как рука?

— Болит.

— Так полечи еще.

— А магия? Она ведь пригодится.

— Не пригодится, если свалишься с заражением.

— Твоя правда, — согласилась Има, остановилась и принялась за лечение.

Все-таки живые — такие нежные существа. Даже странно, что многие из них умудрялись давать жесточайший отпор мертвой армии Мортелунда. У Моа подобное всегда вызывало уважение. От мыслей, что и сам он когда-то был таким же слабым и уязвимым, собирался в душе неприятный осадок. Хотя, именно слабость и уязвимость жизни к нынешнему состоянию его и привели. Как же просто быть ожившим мертвецом. И не знать прошлого, в общем-то, тоже довольно неплохо. Помнится, в начале их знакомства Има сказала, что боится узнать про своих родителей нечто плохое.

Моа не хотел узнавать подобное о себе.

Кем он был в прошлом? Боевым магом или сельским травником? Личем ведь любой чародей при случае может возродиться. Гораздо важнее, хорошим ли был человеком? Вдруг, плохим? Убийцей? Предателем? Вором? Подлецом… Не хотелось бы.

И все же он должен был узнать правду о прошлой, настоящей жизни.

Обязан.

Има закончила обработку раны и спросила:

— Моа, а кто она — та, что ждет нас в Кутанае?

— Ведьма. Ее зовут Засуха.

— Засуха? — глаза девушки тут же загорелись интересом. — Ведьма? Моя бабушка тоже была кем-то вроде ведьмы…

— Ты помнишь ее?

— Нет. Она умерла почти сразу после того, как я появилась в их с дедом доме.

— А колдовать тебя кто учил?

— Сама. От бабушки книги в чулане остались. По ним я и училась. Ты только не думай, я колдунья вовсе не великая. Всего и умею — защитные круги чертить, раны лечить да еще по мелочи. Самоучка… — И тут Иму осенило. — Может, эта твоя ведьма меня чему-нибудь полезному научит?

— Вряд ли, — усомнился Моа. — Она странная и очень-очень старая. И слышит плохо. И видит.

— А тебя зачем наняла? Зачем ей нужно, чтобы ты чудищ бил? Какая ей от этого польза?

— Никакой. Я к ней с вопросом, как выяснить свое забытое прошлое, пришел. Она сказала, что если королевскими райсами нужную сумму наберу, то минувшее само откроется. Сказала, есть для этого два пути — честный и нечестный. Можно пойти и деньги силой взять, а можно заработать — эффект все равно один и тот же будет.

— И ты выбрал честный путь? — улыбнулась Има. — Я думаю, это был верный выбор. И нелегкий, наверное. — Она тут же нахмурилась. — Людей ведь убивать… проще, чем чудовищ?

— По-разному, — ответил лич, который встречался на поле боя и с людьми, и с чудовищами. Как среди тех, так и среди других, ему попадались поистине могучие противники.