Без пощады (ЛП) - Сальваторе Роберт Энтони. Страница 28

— Видишь? — спросила Шерон, когда последняя оса рухнула на землю и погибла. — Всегда найдётся другое имя.

На земле закашлялся Артемис Энтрери. Он скорчился, его вырвало — а потом мужчина сел, обхватив колени и сотрясаясь от дрожи. Далия и Атрогейт бросились к нему.

— Это было… интересно, — сказала Шерон, обращаясь к Ивоннель. Девочка полетела обратно по южной дороге, по пути становясь всё более прозрачной.

Реджис вышел с другой стороны кареты и с потрясением увидел, что Ивоннель бросилась бежать следом.

— Шерон! — окликнула она. — Совесть!

— Совесть? — переспросил полурослик, и его глаза широко распахнулись, когда он начал понимать.

Полупрозрачная девочка замерла и обернулась.

— Скажи мне, — попросила Ивоннель.

— Сказать?

— Небеса или ад? — спросила жрица. — Можешь мне сказать?

— Для тебя? — недоверчиво поинтересовалась Шерон, заметно потрясённая — как будто сам вопрос настолько выходил за мерки разумного, что его вообще нельзя было задавать.

— Нет, — прояснила Ивоннель. — Я знаю, что этого ты рассказать не можешь. Но… для всех. Для всех нас. Для всего мира и тех, кто в нём обитает. Я спрашиваю тебя — того, кто видит лучше всех нас, к чему всё идёт? Какая чаша весов перевесит?

Девочка рассмеялась над ней.

— Скажи мне, — умоляла Ивоннель.

— Скажи себе сама, — и Шерон полетела в ничто.

Реджис подбежал к Ивоннель, которая внезапно вздрогнула, дёрнула головой и громко охнула.

— Что? — спросил полурослик.

Ивоннель не ответила — Шерон сказала только ей. В её разуме голос девочки прошептал: «Дуга разума клонится к небесам. Тьма немногих может привести к аду».

— Что? — повторил Реджис.

Ивоннель улыбнулась и закивала.

— Что? Ты должна сказать!

— Это длинная игра, друг мой, — ответила ему Ивоннель. — Долгий путь. Но не теряй веры, ведь теперь я считаю, что его стоит преодолеть.

— Что? — снова спросил Реджис обрывающимся голосом. — Ты скажешь мне, в чём дело, или нет?

— Ты уже знаешь.

— Как её звали?

— У неё много имен.

— Совесть?

Ивоннель взглянула на Реджиса и улыбнулась, затем пошла заботиться об Энтрери.

Реджис не следил за ней. Он смотрел на южную дорогу, где полностью пропала девочка, Шерон. Он смотрел так, как будто по-прежнему видит её, и у себя в голове действительно видел — прокручивая в голове прошлые встречи.

Он взглянул в сторону — на секундочку — увидел Далию, и задумался о том, как по-разному они с эльфийкой отреагировали на призрак Шерон.

Сам Реджис был странно спокоен, но Далия — совсем наоборот.

Он достаточно знал о её прошлом, чтобы сложить вместе два и два, и закивал, вспомнив замечания Ивоннель и её диалог.

Да, подумал Реджис, с ослаблением барьеров между планами бытия орды демонов вырвались из Бездны, а вместе с ними — и это… создание. Шерон была не отдельным существом, а являлась неотъемлемой частью существования всякого разумного индивида.

Шерон была совестью во плоти.

Вскрик заставил полурослика обернуться — и увидеть, как садится на землю Артемис Энтрери, с бледным лицом, загнанными красными глазами, отвисшей челюстью, слюной на щеках и подбородке. Когда Далия стянула с него рубаху, у Реджиса снова перехватило дыхание — плечи, грудь, живот, туловище и руки целиком были покрыты мелкими красными ранами.

Осы, понял Реджис.

Осы, которые досаждали Далии, но едва заметили полурослика.

Жалящие осы совести.

На самом деле Реджис не знал, что думать или чувствовать по этому поводу. Он видел нечто, выходящее за пределы его понимания, нечто, казавшееся чудом. Пока Ивоннель читала заклинания исцеления — Артемис уже выглядел намного лучше — полурослику пришло в голову, что кокон Шерон мог быть для него огромным подарком. Предупреждением, болезненным и мрачным.

Реджис считал, что Артемис Энтрери стал куда лучшим человеком, чем раньше, и может быть — только может быть — этот жестокий эпизод подтолкнёт его к новым высотам.

По крайней мере, можно было на это надеяться.

Конечно, все эти размышления полагались на то, что подозрения Ивоннель были верными. Вполне возможно, что это маленькое создание, Шерон, было всего лишь злобным и лживым демоном.

Однако в глубине души Реджис в это не верил.

Несмотря на всё — на хаос, разрушение, огромного паука, боль Энтрери — в походке Реджиса была лёгкость, когда он присоединился к остальным на обочине.

— Пойдёмте, — сказала всем Ивоннель. — Терновый Оплот совсем рядом, у воды.

— Ох, не ходите туда! — предупредил Реджис. — Там чудовище.

— Огромный паук, — подтвердила Далия. — Он залез по стене. Его размеры так велики, что мы увидели его издалека.

— Не паук, — сказал Атрогейт. — И да, мы видели, как он перемахнул через стену.

— Захватчик, — объяснила Ивоннель. — Огромный демонический конструкт. Скорее всего, в Терновом Оплоте не осталось никого в живых.

— И вы всё равно хотите туда отправиться? — вздёрнув бровь, поинтересовался Реджис.

— Захватчик почти наверняка сгинул, — ответила Ивоннель.

— Загнал туда Дзирта! — сказал Атрогейт, и Реджис охнул. — Он дал мне эти вещи на сохранение, затем увёл эту тварь за собой через полмира и за стену.

— Пойдём посмотрим, — сказала Ивоннель.

Она двинулась в путь, и другие пошли следом. Далия помогла Энтрери подняться на ноги. Однако мужчине потребовалось всего мгновение, чтобы выпрямиться. Затем он наклонился, поднял свой плащ и оружие, и пошёл вровень со всеми.

— Я рад, что с тобой всё хорошо, — сказал Реджис, когда он прохромал мимо.

Энтрери скептически оглянулся на полурослика, но кивнул и продолжил путь.

Реджис узнал его скептицизм и не принял его на свой счёт. Нет, Реджис понимал истинную причину — ведь, по правде говоря, совсем не казалось, что с Энтрери всё хорошо.

Он освободился от кокона ос, но не был свободен.

Он до сих пор слышал их жужжание. Чувствовал их крохотные лапки на коже. И хотя свирепые демонические насекомые перестали его кусать, он всё равно отчётливо ощущал их жала.

Он посмотрел на Ивоннель далеко впереди, решительно пересекавшую каменистую местность у старой крепости. Он подумал, что у неё могут найтись ответы.

Но так ли они ему необходимы?

В разуме Артемиса Энтрери его жуткий опыт казался вполне очевидным. Только один вопрос беспокоил его по-настоящему: это какое-то чистилище, какое-то вынужденное, болезненное искупление, или это ад?

Вечный ад?

Он надеялся на первое и боялся второго, но понимал, что варианты именно таковы. Внутри кокона, пока его кусали и жалили — или что там делали эти насекомые, чтобы причинить такие ожоги — он ничего не видел физическим зрением, но не мог развидеть многочисленные преступления, которые совершил. В этой бесконечной петле зверств ему являлся не каждый бой и не каждое убийство.

Нет, только те, которые были несправедливыми.

Несправедливыми.

Артемис Энтрери никому в этом не признавался — ни Дзирту, ни Джарлаксу, ни первой возлюбленной, Калихе, ни даже Далии.

В незатухающей злобе, которая пожирала его большую часть жизни, признавался ли он в этом самому себе?

Теперь ему казалось, что он не спрячется от этих воспоминаний. Теперь они повисли на душе тяжким грузом и молниями сверкали в мозгу, вспыхивая между слишком отчётливыми воспоминаниями о невыразимой, непрекращающейся, неотступной боли.

Он знал, что заслужил боль.

Он мог лишь надеяться, что эта боль очистит его от тех старых, мёртвых событий, как огонь пожирает гнилые стволы бесполезных деревьев.

Он услышал настойчивую фразу Далии и посмотрел на неё.

— Теперь ты свободен, — говорила она. — Мы нашли тебя. Мы вытащили тебя. Мы вытащили тебя оттуда.

Энтрери не знал, что ответить, и вместо этого спросил:

— Чистилище или ад?

Далия странно посмотрела на него и не ответила.

Но она тяжело сглотнула, и по побледневшему лицу женщины Артемис Энтрери увидел, что она поняла.