Без пощады (ЛП) - Сальваторе Роберт Энтони. Страница 36

— И тогда мы его убьём? — спросил Реджис.

В ответ Ивоннель фыркнула.

— Тогда мы постараемся найти Дзирта и помочь ему обогнать чудовище.

Она тяжело вздохнула.

— Мне следовало сделать это во время нашей прошлой встречи, но тогда я не заготовила нужные заклинания. Кроме того, это было небезопасно. Куда бы я не отправила Дзирта — захватчик устремился бы следом за ним, разрушая всё на своём пути, даже если бы пришлось прочертить борозду через пол-Торила.

— Как мило, — заметила Далия. Она подошла к Энтрери и приобняла его, помогая держаться на ногах.

Ивоннель кивнула и повела их вперёд, бесстрашно протиснувшись через узкую щель во двор крепости. Она высунула обратно голову.

— Паука нет.

— Он внутри, — предположил Атрогейт. — Туннели намного длиннее, чем вы думаете.

Ивоннель мрачно покачала головой, и когда остальные тоже протиснулись внутрь, они поняли в чём дело — посередине двора растекалась огромная пузырящаяся масса чёрной слизи, хорошо знакомые им следы демона, покинувшего этот план бытия.

Пока они шли к этой луже, вокруг не раздалось ни звука, кроме собственных их шагов. Они просто чувствовали, что крепость мертва и абсолютно беззвучна.

При ближайшем рассмотрении демонических останков предположение Ивоннель подтвердилось — шрам обладал характерной паучьей формой с чётко обозначенными восемью ногами. Земля перед чудовищными останками была разорвана, как будто от удара каким-то лучом, и к этому следу вели чёткие отпечатки голых ног. Были там и клочья хорошо знакомой друзьям одежды и сапог.

— Дзирт, — пробормотал Реджис ломающимся голосом.

— Значит, он мёртв? — спросила Далия.

По щекам полурослика потекли молчаливые слёзы. Атрогейт казался ошарашенным, его прошлая скорбь лишь приумножилась с потерей Дзирта. А Артемис, который ещё не успел прийти в себя после освобождения из мучительного кокона, опустил голову и приобнял одной рукой Далию.

Ивоннель вдруг осознала, насколько глубоко этот тёмный эльф-отступник затронул многих других — таких разных существ с разными ценностями и убеждениями. Даже Артемиса Энтрери! Будь то открытые и добрые личности, как Реджис, или обладатели куда более зловещей истории, или те, кто подобно Атрогейту был где-то посередине. Все они поникли, а Реджис даже упал на колени и закрыл лицо руками.

Связь с этим дроу превосходила простую дружбу, поняла Ивоннель — и осознала, что то, что Дзирт дал им за годы знакомства, нельзя было так просто измерить. Перед лицом этого слово «друг» действительно казалось пустым. Она поняла — то, что дал им Дзирт, касалось всех народов — полуросликов, людей, дварфов и дроу. Глядя, как храбро Реджис сражается со своей ошеломительной болью и терпит поражение, она увидела будущую реакцию Джарлакса. Прежде всего, Дзирт дарил окружающим честность и мужество — он пытался, всегда пытался делать то, что считал правильным.

И сейчас Ивоннель была глубоко тронута его наследием — хотя она едва знала следопыта-дроу, ей пришлось сдерживать слёзы, глядя на развернувшуюся перед её глазами демонстрацию искренней скорби, в особенности глядя на Реджиса — доброго полурослика, который встречал Шерон улыбкой.

Ей стало теплее на сердце, ведь Ивоннель решила, что это пример правосудия — искренняя, щедрая скорбь без ожидания личной выгоды.

Она подумала, каким же холодным и бессердечным местом был Мензоберранзан.

— Крепость большая, — снова сказал Атрогейт, позволяя себе клочок надежды. Он шагнул к Реджису и поднял его на ноги.

— Пойдём, Рамблбелли. Не будем сдаваться, будем верить в Дзирта. Крови я не вижу, и не хочу сомневаться в этом проклятом эльфе. Мы так не делаем. Мы дерёмся. Мы дерёмся, пока есть за что драться.

— Не будь глупцом, — упрекнула его Далия — слишком жестоко, по мнению Ивоннель.

— А ты, значит, готова сразу же плакать и драпать, да?

— Его больше нет.

— Мы этого пока не знаем!

— Тогда почему ушёл захватчик? — спросила Далия.

— Может, этот дроу убил его насмерть в поединке! — настаивал Атрогейт.

— Захватчика? — мягко спросила Ивоннель, качая головой.

— Не сомневайтесь в нашем парне, — сказал Атрогейт. — Я видал, как он убивал и больших тварей.

Реджис приободрился. Он глубоко вздохнул, прочистил нос и расправил плечи.

— Хорошо, посмотрите, — сказала им двоим Ивоннель. — Позовёте нас, если что-то найдётся.

Она пыталась показать свою поддержку, ведь эти самые дорогие друзья Дзирта не заслуживали меньшего, но услышав собственный голос, различила в нём ноты обречённости.

Атрогейт и Реджис направились к выбитым дверям крепости. Далия, после того как помогла Энтрери опуститься на землю, поспешила за ними.

— У тебя бывали деньки и получше, — сказала ему Ивоннель, усаживаясь рядышком.

— Просто боль, — ответил он. — Всё время, пока я был внутри — и до сих пор. Не могу привыкнуть. Невыразимая боль, которая не отступает и не слабеет.

Ивоннель кивнула и положила руку ему на плечо.

— Возьми мой кинжал и воткни мне в сердце, — попросил он. — Забери у меня душу, отправь в забвение, умоляю — ведь если вечность приготовила мне такие мучения, я лучше превращусь в ничто.

— Ты думаешь, что твоя книга уже написана.

— Я только что прочёл её. Концовка печальная.

— Но так не должно быть, Артемис Энтрери, — заверила его Ивоннель. — Это были только прожитые тобой главы. Ещё остались страницы, которые необходимо заполнить.

— Что ты об этом знаешь? — с сомнением спросил он.

— Я знаю, что если бы твоя судьба была предрешена, а история — уже рассказана, у Шерон не было бы причин позволять тебе вернуться.

— Может быть, это лишь ради того, чтобы истязать меня знаниями о грядущем.

— Нет, это не её цель. Хотя в последнее время она оказалась не на своём месте, подобные бессмысленные насмешки не подходят её роли во вселенной.

— Её роли?

— Её роли в сердце любого разумного существа. Она — причина правосудия, но не судья. Она не получает удовольствия от добра или зла. У неё нет предпочтений.

— Тогда кто же судья? — спросил Энтрери. — Какой-нибудь бог, которого я никогда не признавал? Некое высшее существо, сделавшее нас пешками в своей странной игре?

— Ты сам себе судья, — объяснила Ивоннель, — в тех местах своего сердца, души и памяти, где не можешь спрятаться. Ты знаешь об этом. В этих тёмных и тайных местах ты знаешь, чего заслуживаешь.

Фырканье Энтрери выражало нечто среднее между насмешкой и отрицанием.

— А разве Дзирт заслужил такую судьбу? — спросил он.

— Мы пока не знаем, какая судьба его постигла.

— Разве? — спросил Энтрери, кивнув на лужу в форме паука.

— В посмертии, — ответила Ивоннель. — Мы говорим о божественном правосудии или о слабости смертных? Я сомневаюсь, что они похожи. Каждый день многие получают то, чего не заслуживают — хорошее и плохое. Каждый день. Тысячу раз на дню.

Она замолчала и какое-то время просто разглядывала мужчину. Он столько перенёс — его боль была очевидна. Его лицо превратилось в маску гнева, но в глазах стояли слёзы.

— Ты дорожил им, — сказала она.

— Это сложно.

— Разве? Или ты делаешь это сложным, чтобы скрыть своё собственное… эго?

Энтрери бросил на неё презрительный взгляд, но лишь на мгновение.

— Смотреть на Дзирта было всё равно, что смотреть в зеркало — но в ином свете. Его кожа была тёмной, а моя — светлой. Но его душа…

Он замолчал и беспомощно рассмеялся.

— Мне говорили, что однажды он сказал, будто глядя на меня, на то, чем я стал, боится того, чем может стать сам. Уверен, Дзирта До'Урдена не ждут коконы с жалящими осами.

— И поэтому ты оплакиваешь свою жизнь?

— Нет, — резко ответил он, не успела она закончить. — Нет, — повторил он мягче. — Я о многом сожалею, но из-за того, что я принёс другим, моя собственная судьба проклята… если она проклята.

— Что ж, Артемис Энтрери, в таком случае Дзирт показал тебе, кем ты надеялся стать — по крайней мере, в каком-то смысле.