Хозяин Улицы (СИ) - Жиглата Кристина. Страница 19
- Ты ставишь мне условия?
- Пытаюсь, - уклончиво ответила я, бросив на него осторожный взгляд.
- Забавная ситуация, - ухмыльнулся он, но в глазах не было ни злости, ни предупреждения - только интерес.
- Вопрос мне – я отвечаю, потом я задаю вопрос тебе, - осторожно предложила я.
Я знаю, что играю с огнем, но такая у меня натура - всегда пытаюсь выкроить себе выгоду. Если я увижу, что ему не нравится моя смелость, тогда сразу дам задний ход. А пока буду просто выжидать и наблюдать.
- Почему ты приехала в этот город? – вдруг спросил Давид, выбрасывая окурок, и я поняла, что он согласился на такие условия.
- Ты еще не ответил на мой вопрос, - решила напомнить я. – Сколько тебе лет?
- Двадцать шесть.
Опустив взгляд на руки, я попыталась скрыть улыбку. Меня потешила та мысль, что все же этот мужчина оказался не настолько непробиваемым, как о нем говорят. Хотя, возможно, в этой ситуации он видит и свою выгоду. Ведь я знаю, что он все равно не поведает того, чего не стоит мне знать. Также он может врать или давать уклончивые ответы. В принципе, как и я.
- Я приехала к бабушке в гости, - ну, в этом есть же доля правды.
- Надолго?
- Не знаю.
- Почему?
- Моя очередь, - напомнила я про условия, понимая, что он и так подобрался слишком близко.
Давид отклонился, опираясь на спинку лавочки, и сложил руки на груди. В этой позе мышцы его напряглись, отвлекая меня от мыслей. При взгляде на него я моментально забыла все свои вопросы, которые хотела задать до этого. Бесстыдно осматривая его, я получила с его стороны вопросительный взгляд. Мне сразу в глаза бросились две татуировки на его руках, которые находились от запястья к изгибу локтя. Это были надписи на иностранном языке, выведенные красивым письменным почерком. Я схватилась за эти татуировки, чтобы оправдать свое мимолетное помешательство.
- Что означают эти надписи? - поинтересовалась я, хотя на самом деле мне было все равно на их смысл. Попалась - значит, надо выкручиваться! - Это латынь?
Давид кивнул, и черты его лица ожесточились. Я понимала, что для такого человека как Звонкий татуировки имеют большое значение. Он точно их не накалывал ради красоты или удовольствия - думаю, я затронула опасную тему. Не знаю, что он ответит, но его взгляд оставлял желать лучшего.
Он подался немного вперед и вслух произнес цитату, при этом не отрывая от меня взгляда:
– «Vivere militare est». В переводе: «Жить – значит бороться», - сказав это, он достал вторую сигарету и закурил.
Признаюсь, голос его на латыни прозвучал нереально соблазнительно. И пока он там себе предавался воспоминаниям, нервно закуривая, я судорожно сглотнула, пытаясь уравновесить сердцебиение. Какого хрена со мной происходит?! Даже Андрей не вызывал во мне таких ощущений, прикасаясь ко мне. А тут от хриплого голоса неизвестного мне языка все мои чувства дали сбой!
- А на второй руке? – мне страшно спрашивать, но я все же поинтересовалась.
- В следующий раз, - ответил Давид, жадно втягивая сигаретный дым. Взгляд его теперь поменялся, стал каким-то опечаленным и отстраненным. Видимо, этот разговор встревожил его душевные раны, от чего и смотрит на меня теперь лишая дара речи.
- Прости, - робко произнесла я, не желая будить его зверя. А ведь все к тому и шло! – Это было лишним.
- Почему?
- Потому что это твое личное, - пояснила я. – Но я подумала, раз ты лезешь мне в душу, то и я могу!
- Я лезу тебе в душу?
- Ну, когда расспрашивал меня о личном...
- И сколько правды из того, что ты рассказала?!
Мое сердце ускорило свой темп. Значит, он знал, что я многое скрываю? Я вскочила с места, улавливая его гнусное настроение. Но я не понимала, почему все его эмоции, настроение, состояние для меня были настолько очевидны, словно знаю его уже очень много лет.
- Сядь, - приказал Давид, и я медленно опустилась на место. – Я еще не закончил, - спокойно добавил он, и мне стало страшно. – А теперь давай по порядку, и рассказывай правду.
Я бросила на него испуганный взгляд, понимая, что все это время он со мной играл. Все эти ответы-вопросы просто ради любопытства. Просто, видимо, хотел знать, что меня может в нем интересовать.
Я не хочу ему ничего рассказывать, но понимаю, что мне придется, если он действительно этого захочет.
- Алеста! – услышав голос бабушки, и вздрогнула.
Обернувшись на зов, я увидела её в халате и домашних тапочках около подъезда, в руках палочка, на которую она опирается при ходьбе. Взгляд испуганный, но поза уверенная и воинственная.
- Бабушка! – вскочив с места, я бросилась к ней. – Почему ты спустилась? Ведь на улице холодно!
- Увидела тебя в окно, - спокойно сообщила она, не отрывая помутневшего взгляда от Давида, который в это время, раскинувшись на лавочке, беззаботно покуривал сигарету.
- Пойдем в дом, - попросила её я, ведь мне стало неловко от сложившейся ситуации - я соврала ей.
- Подожди, - остановила она меня, не отрывая взгляда от угрозы. – Звонкий! Что тебе нужно от моей внучки?!
- Это не ваше дело, Антонина Михайловна, - спокойно ответил он.
- Оставь её в покое, иначе…
- Иначе что?
- Бабушка, - умоляюще обратилась я к старушке. – Пожалуйста, не надо!
Но она была непреклонна, смотрела на Давида, как на чёрта воплоти.
- Алеста еще совсем девчонка! – крикнула бабушка, пытаясь вразумить его. – Она и так столько горя пережила, только родителей потеряла, а тут еще и тебя нечисть принесла! – бабушка продолжала кричать, а мое сердце будто на мгновение остановилось.
Посмотрев на Давида, я уловила его застывший взгляд в ответ. Видимо, теперь ему многое стало понятно, и он получил ответы на все свои вопросы. А бабушка как человек, который считает себя ответственным за мою безопасность, выдала меня как раз не вовремя. И что теперь? Ну, вот он знает мою боль, и что теперь?! Пускай! Может, теперь, поняв, что я не несу его городу опасности, оставит меня в покое.
- Бабушка, пойдем, - сердито настояла я, уводя её постепенно в дом.
Я не оглядывалась. Мне все равно. Зайдя в дом, мы медленно поднимались на третий этаж, и всё это время, я слышала причитания бабушки. Мне пришлось выслушать все опасения по отношению к Давиду. А потом, получила запрет говорить с ним, видеться и вообще хоть как-то пересекаться. Но мы обе понимаем, что от меня это мало зависит. Хотя я надеюсь, что он оставит меня в покое, получив, наконец, ответы на все интересующие его вопросы.
Мне с трудом удалось уложить бабушку спать, дважды напоив её валерьянкой. Зайдя в комнату, я устало рухнула на кровать и лежала так некоторое время, отписав Анжеле о том, что со мной все в порядке. Затем, скинув с себя всю одежду, я укуталась в полотенце, собираясь принять ванну, но в этот момент случайно заметила у себя на подушке отблеск некоего предмета. Подойдя ближе, я сразу узнала свою подвеску в форме сердечка, которую мне подарили родители на день рождения.
Моей радости не было предела, и я схватила ее, сжав крепко, словно она могла исчезнуть. После чего открыла кулон, проверяя, на месте ли фотографии родителей, и улыбнулась, увидев родные лица. На глазах выступили слезы, но я попыталась их удержать. Сжимая кулон в руках, я бросила взгляд на балкон.
Давид был тут, и ему совсем не помешала защелка на балконе. Я была настолько благодарна, что даже не испугалась этого.
Набросив поверх халат, и вышла на балкон. На нем никого нет, но внизу, во мгле, среди деревьев мне сразу бросился в глаза тлеющий уголек сигареты. Я смотрела на него несколько секунд, не веря в случившееся. Почему он мне вернул кулон? Ему стало жаль меня или все же я отдала долг тогда в клубе, и он решил вернуть мне мою вещь? Тогда почему он это не сделал еще вчера, когда приходил ко мне на балкон впервые?
Несмотря ни на что, он вернул то, что мне действительно было дорого. Я, конечно, не забыла того, что он со мной сделал в клубе, и этот его поступок не перекрывает насилие… Но…