Исполнение (СИ) - Янтарный Дмитрий. Страница 68

Дитрих внимательно слушал Арнольда — и параллельно с этим в нём продолжали просыпаться воспоминания. Как он впервые познакомился со своей, как потом окажется, будущей семьёй. Как Меридия не сдержалась и покалечила его, выставив себя на всеобщее посмешище перед драконами. Как они впервые сумели сблизиться, и как легки и безмятежны были эти две самые счастливые недели в его жизни. Как они снова столкнулись с людьми Уталака, который не желал так просто расставаться с надеждой заполучить принца, и на что пошёл Мизраел, чтобы добыть против него доказательства. Как он узнал о том, что Меридию за проявленную расхлябанность выгнали из замка, и как он сам, не выдержав такого давления, сбегает с Лазурного острова. И именно этот момент настолько ярко высветился в пробуждающейся памяти, что принц даже сначала растерялся, почему. А потом понял. Потому что именно тогда он подумал об отце с искренней любовью в последний раз. «Прости, отец. Я тебя подвёл…»

— Я не смею просить у тебя прощения, сынок, — совсем тихо повторил дух Арнольда, приблизившись к Дитриху, — такое нельзя простить. Я не прошу от тебя понимания — ибо сейчас, познав многие вещи по Ту Сторону, я осознаю, каким был тщеславным глупцом. Я прошу всего лишь каплю милосердия, сынок — и даже это несоразмерно много по сравнению с тем, чего я на самом деле заслуживаю. Потому что не ты меня подвёл, Дитрих. Я подвёл тебя…

Дух исчез, и синие руны растворились в пустоте. А Дитрих, наконец, позволил себе дать волю слезам. Вспоминать такое было слишком тяжело и слишком больно. И особенно невыносимо было осознавать, что всех этих ужасных вещей можно было избежать, если бы между людьми было бы хотя бы капельку больше взаимопонимания. И особенно его нынешнее положение… Из него слепили дракона исключительно ради того, чтобы столкнуть с Убийцей. Впервые Дитрих почувствовал себя в этом теле чужим и потерянным. Он даже не знал, как точно описать это чувство. Наверное, это было сродни человеку, которого избили хлыстом до беспамятства и полусмерти, а потом дали за это мешок золота. Какой человек будет счастливее? Тот, которого избили, искалечили на всю жизнь и дали за это денег? Или тот, которого никогда не били и денег не давали?

Впервые Дитрих почувствовал, как в нём снова разгорается ярость. Как драконы могли так с ним поступить? Как посмели они так с ним поступить?! Он был обычным человеком — и никогда на это не жаловался. Он был готов жить свою недолгую жизнь и никогда не роптал по этому поводу, как бы принц ни благоговел перед драконами. Но нет… его хрупкую человеческую душу вырвали из несовершенного тела и дали ей тело драконье, хорошее, настоящее. Да ещё наверняка и обстряпали всё так, чтобы принц сам захотел возродиться. Лживые подонки!

Дракон внезапно почувствовал, как в нём просыпаются его Цвета, Сирень и Янтарь. Как они темнеют, насыщаясь проклятой силой Кошмара. Никогда Дитрих ещё не испытывал такой ненависти к драконам. Никогда ещё он так не сочувствовал Убийце и не считал его дело правым. Если учитывать, что драконы, когда имели полную власть над людьми, могли вытворять с ними вещи и похуже… даже не для дела, а просто, развлечения ради.

Дитрих ощущал, как его наполняют гнев и ярость. И понимал, что теперь хочет дойти до Убийцы совсем по другой причине. Он хотел прийти к нему и занять его пост. Взять в руки меч с душой ублюдка Играда и продолжить удерживать трещину в Скрижалях Цвета, чтобы драконы и дальше испытывали боль, всякий раз, когда они посмеют выйти за рамки своих эмоций. И чтобы эта боль бесконечно жалила их ещё сто, тысячу, десять тысяч лет! Ибо нет другого способа обезопаситься, нет другого способа спасти от их неограниченного влияния остальные расы.

На мгновение Дитрих даже представил, какие будут лица у Старших Хозяев, когда они поймут, какой выбор сделал Дитрих. Представил, как Мизраел бессильно опускает голову, как Геярр отказывается верить своим глазам, как тихо рычит от ярости Тарган, как отворачивается, будучи не в силах вынести горечь поражения Уталак. Когда они поймут, что их дочери никогда не очнутся от Кошмара… Нет, такое всё-таки слишком жестоко. В конце концов, все принцессы родились уже после Убийцы, и они не виноваты в том, что всё это происходило. Так что он, вероятно, позволит им очнуться и жить дальше. Но чувствовать боль никто из них не перестанет никогда. Ибо он понимал, что именно это будет самым страшным ударом по Уталаку, Мизраелу, Таргану и Геярру: когда они увидят, что у них в очередной раз ничего не получилось, и им всё придётся начинать сначала.

Дитриху почему-то доставляло особое злое удовольствие представлять себе поражение именно Мизраела. Потому что воспоминание о том, как его, напуганного и беспомощного, ведут к этому проклятому устройству, а потом копаются у него в голове, жгло даже сильнее, чем ложь Уталака. В сторону своего приёмного отца Дитрих, хоть и скрипя зубами, но вынужден был признать, что обязательства любящих родителей Уталак и Ланире исполняли полностью, придраться было не к чему при всём желании. Но Мизраел… Мало того, что он залез к нему в голову, так ещё после этого и лишил его единственного источника утешения, выгнав из замка Меридию… Меридия… Меридия…

Это имя заставило Дитриха, наконец, очнуться от ненависти, которая уже почти поглотила его. Заглянув внутрь себя, он с ужасом увидел, что его Янтарь и Сирень потемнели до такой степени, что уже с трудом можно было отличить один Цвет от другого. Нет. Терять над собой контроль нельзя. Он узнал всю правду — и это было хорошо, ибо ею можно будет многократно воспользоваться в своих интересах. Но терять голову недопустимо. Ибо в противном случае вместо объекта манипуляции драконов он станет объектом манипуляции Убийцы. Дитрих не знал, какое он примет решение, но знал одно: оно будет его собственное, и никто не посмеет на него давить.

Глава 4

Наконец, чёрный коридор закончился. И уже издали Дитрих видел силуэт того, к кому так стремился всё это время. Черный силуэт, стоявший на одном колене и державший в руках чёрный клинок, по лезвию которого бегали синие искры. И, когда Дитрих вошёл в пещеру, искры на клинке словно забегали быстрее.

— Я бы на твоём месте не сильно радовался, — едва слышно прошипел Убийца клинку, — скоро он станет твоим тюремщиком вместо меня.

После чего Убийца… начал вставать. С огромным трудом, с глубоким вздохом, он явно впервые за очень долгое время поднимался на ноги. Не отпуская, впрочем, рукоятки меча.

И — невероятно — когда он поднялся, чернота, казалось обволакивающая его и стирающая любые черты, отступила. Можно было снова разглядеть образ, уже увиденный в воспоминаниях: длинные запутанные волосы, каштановый отблеск в глазах, нос с крупной горбинкой… и улыбку. Несмотря на то, что улыбка явно выходила располагающей, Дитриха она напугала, хотя тот и не мог понять, почему. Но в этот момент Убийца заговорил:

— Ну что ж, здравствуй, дорогой Дитрих. Я долго наблюдал за тобой… Пожалуй что с самого твоего рождения. Потому что любое колебание Цвета я способен почувствовать. Когда каждый дракон молится своим цветным господам ради какой-либо мелочи — мне становится об этом известно. Когда любой из этих четырёх идиотов взывает к мудрости своих астральных господ — я это знаю. И осознаю, насколько же драконы, такие живучие и долгоживущие, ничтожны сами по себе. Они — древние ископаемые, которые не передохли ещё до возникновения других рас по той лишь причине, что сумели установить связь с Цветами. И превосходство их над остальными лишь связью с Цветом и объясняется. Отними у них это знание или сделай его достоянием всех — и через пару сотен лет драконы опустятся до уровня ездовых животных. Ибо по-хорошему это всё, на что они годятся.

— Так что когда ты пережил Тургор, — продолжал он, созерцая Дитриха, — то всколыхнул Цвета так, как этого не делал никто со времени моего заточения. Разве мог я не обратить на тебя внимания? Разве мог не наблюдать за тем, над кем тряслись эти четыре маразматичных придурка? И разве мог позволить тебе прийти сюда, не поведав тебе всю правду о том, кто и откуда ты на самом деле?