Стражи утраченной магии - Уэйс Маргарет. Страница 12

— Ну а я, значит, пеквей, — с гордостью представился коротышка.

Он полез в сумку, висевшую у него на заплечном ремне, и достал оттуда несколько украшений, вспыхнувших на солнце. Пеквей выложил вещицы на прилавок.

Эльф никогда прежде не видел таких изящных пеквейских изделий. Он даже охнул от удовольствия и протянул руку, желая коснуться прекрасных украшений.

— Небесный камень, — пояснил коротышка, гордясь тем, с каким вниманием эльф разглядывал на солнце его ожерелье.

— Ошеломляюще! — выдохнул эльф.

Даже дворф, равнодушный к драгоценностям, был потрясен мастерством. Хотя Вольфрама и не интересовали украшения, он понимал толк в самоцветах. Такой удивительной бирюзы он никогда не видел. Каждую бусинку оплетали тончайшие серебряные нити. Их цвет был сродни цвету летнего неба, отражающегося в зеркальной глади озера. У Вольфрама буквально зачесались руки самому потрогать ожерелье, и ему пришлось усилием воли удержать себя, чтобы не выхватить ожерелье из рук эльфа.

— За эту прелесть я отдам тебе одну из моих шкатулок, — предложил эльф. — Любую, какая тебе понравится. Выбирай.

Вольфрам был вынужден закусить губу, чтобы не вмешаться. Эльфы считали бирюзу магическим камнем, дающим тому, кто ее носит, защиту от злых сил. В ожерелье, принесенном пеквеем, было не менее трех десятков бусин — крупных бусин, размером с большой палец дворфа. На это ожерелье можно было купить небольшой дом в любом из городов Тромека. Вольфрам молча сыпал проклятиями, что не оказался проворнее эльфа и проворонил редкую возможность разбогатеть.

Пеквей уважительно взглянул на шкатулки.

— Красивые, — сказал он и протянул руку, чтобы забрать ожерелье. — Но мне не надо. — Он бросил взгляд на Храм Врачевания. — Снадобья, — добавил он.

— А-а, я все понял, — засуетился эльф. — Тебе нужны целебные снадобья. У меня есть деньги. Я заплачу тебе за ожерелье, и ты сможешь купить в Храме все, что тебе нужно.

Пеквей ошеломленно глядел на эльфа.

— Он не понимает, что такое деньги, — подсказал эльфу Вольфрам.

— Что? Не понимает, что такое деньги?

— Покажи ему монеты, — предложил Вольфрам. — А я постараюсь объяснить.

Эльф колебался, но ожерелье грозило исчезнуть в сумке пеквея, и надо было что-то решать. Эльф ненадолго отлучился в повозку, в которой жил, и вернулся с мешочком, наполненным монетами. Он вынул оттуда несколько крупных, блестящих монет.

Пеквей с интересом отнесся к блестящим кружочкам с портретом покойного императора Нового Виннингэля. Гравированное изображение его просто восхитило, но коротышка не имел ни малейшего представления, что делать с этими кружочками.

— Эти кружки называются деньгами, — объяснил ему Вольфрам. — Их ты получаешь за свое ожерелье. Если ты снесешь деньги в Храм, тамошний человек даст тебе за них снадобья, которые тебе нужны.

Пеквей озадаченно поглядел на него.

— За них? Они ничего не стоят. Это медь.

Вольфрам усмехнулся и ткнул пальцем в сторону эльфа.

— У него в мешочке есть и другие монеты, подороже. Серебряные.

Пеквей закивал, его синие глаза вспыхнули. Сообразительный малец, быстро понял, что к чему. Коротышка отпихнул медяки.

— Небесный камень стоит дороже.

Эльф одарил Вольфрама сердитым взглядом.

— Он — не ребенок, — сказал Вольфрам. — И не овечка, которую можно облапошить и обстричь. Он сам делал это ожерелье, так что он хорошо знает, чем серебро отличается от меди. Его не проведешь.

Эльф молча полез в мешочек, извлек оттуда две серебряных монеты и положил на прилавок. К ним пеквей проявил больший интерес, понимая их стоимость. Склонив голову, он украдкой посмотрел на дворфа. Вольфрам едва заметно покачал головой.

Пеквей поднял обе руки, показывая на пальцах десять.

Эльф показал ему пять пальцев.

Коротышка не уступал, качая головой.

Наконец, испуская глубокие вздохи, словно его заставляли продать собственную бабушку, эльф полез мешочек и достал еще восемь серебряных монет. Пеквей внимательно осмотрел каждую из них, затем убрал монеты в сумку и отдал эльфу ожерелье. Эльф поспешил к себе в повозку. Там он пробыл достаточно долго, вероятно, стараясь понадежнее спрятать удачную покупку. Даже потратив десять серебряных монет, он не остался внакладе.

Пеквей тоже считал, что получил достаточно. Вольфрам знал врачевателя из Храма. Этот малый, наверное, и за целый год не видел десяти серебряных монет. За такие деньги пеквей сможет накупить столько всяких снадобий, сколько сумеет унести.

— Замечательные небесные камни, — похвалил Вольфрам. — Где ты их нашел?

— Около деревни, — ответил коротышка.

Он тут же посмотрел в сторону своего друга. Джессан, так он его назвал. Вольфрам оказался прав: юноша до сих пор носил имя, полученное при рождении. В переводе с языка тревинисов оно означало Долгожданный Дар. Таким именем тревинисы часто называли новорожденных мальчиков. Значит, взрослого имени Джессан еще не получил. Прежде он должен будет пройти ритуал посвящения в мужчины. Тогда он сможет взять имя, которое боги сообщат ему в видении. Но это имя будет известно только его близким. Для всех остальных юноша подберет любое понравившееся ему имя на эльдерском языке.

Джессан почти закончил свой торг. Торговец мехами выложил на прилавок изрядное количество стальных наконечников. Юноша опытным глазом осматривал каждый из них.

— У нас и серебро есть возле деревни, — добавил пеквей, посчитав нужным сообщить об этом дворфу.

— У вас есть копи? — полюбопытствовал Вольфрам.

— А зачем его копить? — удивился пеквей, не поняв вопроса.

Вольфрам жестом показал ему, будто молотком отбивает кусок серебра.

Пеквей замотал головой.

— Земля рассердится и разрушит магию.

— И как же тогда вы добываете серебро? — спросил Вольфрам.

— Моя бабушка его выпевает , — ответил коротышка.

— Что? — Дворф подумал, что не совсем понял ломаный эльдерский язык пеквея. — Поет? Ла-ла-ла, та-та-та — вот так?

— Ты называешь это пением? — усмехнулся пеквей. — Это больше похоже на воронье карканье. У моей бабушки самый красивый в мире голос. Она так здорово подражает голосам птиц, что они принимают ее за птицу. Она может напеть ветер и пением остановить дождь. Она поет Земле, и небесные камни сами прыгают ей в руки.

Вольфрам нахмурил лоб.

— С такой же легкостью, как сейчас слова выпрыгивают у тебя изо рта?

Щеки коротышки слегка порозовели. Он стыдливо улыбнулся.

— Рейвен, дядя Джессана, — здесь пеквей снова ткнул пальцем в сторону друга, — велел нам делать вид, будто мы не понимаем, о чем говорят другие. Если они захотят нас обмануть, мы сразу это увидим.

Вольфрам крякнул.

— Мудрый человек этот дядя Рейвен.

Разумеется, Вольфрам не поверил ни единому слову насчет бабушки, умеющей своим пением извлекать из земли самоцветы. Однако он знал, что пеквеи необычайно ленивы и делают все возможное, только бы не работать изо дня в день. И все же Вольфрама занимало, каким образом эта бабушка сумела добыть небесный камень.

— А вот и мой друг Джессан, — сказал коротышка, вновь переходя на ломаный эльдерский язык, хотя глаза его лукаво сияли, встречаясь с пристальным взглядом дворфа. — Меня самого зовут Башэ.

— Вольфрам, — представился на эльдерском языке дворф.

Он мог бы говорить с юношами и на тирнивском наречии — языке тревинисов. Вольфрам был одним из немногих чужестранцев и, возможно, единственным дворфом во всем Лереме, знавшим этот язык. Однако он счел за благо не показывать, что понимает тирнивский. Тревинисы не любили, когда чужестранцы говорили на их языке, который они сами считали священным. Исключение они делали только для пеквеев. Услышав, как дворф произносит слова на их священном языке, этот юноша наверняка сразу бы проникся недоверием.

Знакомясь с Вольфрамом, Джессан не выказал никаких чувств. Его взгляд не был дружелюбным, но и недоверчивым он тоже не был. Лучше всего было бы назвать поведение Джессана осторожным — так решил про себя Вольфрам. Несмотря на довольно юный возраст, этот тревинис отличался хорошим самообладанием. Он уверенно держался даже в незнакомых и чуждых ему условиях. У юноши были правильные черты лица, крупный нос и сильный подбородок. Волосы цвета темной меди были прямыми и густыми. Джессан перетянул их на затылке наподобие конского хвоста, падавшего почти до середины спины. Кожа его была бронзовой от загара, поскольку большую часть времени он проводил под открытым небом.