Стражи утраченной магии - Уэйс Маргарет. Страница 62

Джессан поморщился. Он привык с уважением относиться к магии пеквеев, однако восемнадцать лет — вполне достаточный возраст, чтобы понимать: посох — всего лишь палка, а агаты — камни. Он тоже догадывался, что они приближаются к устью реки, но узнал он об этом отнюдь не от агатовых глаз. Об этом Джессану рассказала сама река. На воде все чаще встречались завихрения и потоки, идущие против течения. Вода утратила однородность цвета; лодка пересекала полосы иных оттенков. Берега расходились в стороны, русло реки становилось шире.

За следующим изгибом они действительно увидели Влюбленных. Бабушка удовлетворенно хмыкнула. Джессан улыбнулся, покачал головой и велел пришедшему в неистовый восторг Башэ успокоиться, иначе он перевернет лодку.

Две скалы причудливо изгибались навстречу друг другу. Тем не менее их вершины не соприкасались, хотя расстояние между ними было совсем небольшим. Тревинисы сложили легенду о двух влюбленных, принадлежавших к враждующим племенам. Родители запретили им встречаться, но они тайком приходили на берег реки, чтобы повидаться. Разгневавшись на непослушных влюбленных, боги превратили их в скалы в назидание всем остальным своевольным детям.

Разинув рот, Башэ завороженно глазел на возвышавшиеся впереди скалы. Зрелище было удивительным и несколько пугающим. Казалось, что скалы вот-вот наклонятся еще сильнее и обрушатся, погребая под собой плывущих по реке. Расстояние между вершинами скал было не более пяти футов. Поверхность этих гигантских камней была идеально гладкой; нигде ни выступа, ни щели, чтобы зацепиться рукой или ногой.

— Дядя рассказывал, что когда тревинисы из нашего селения проплывают в этом месте, они обязательно останавливаются, и тогда каждый воин может испытать свое мужество, вскарабкавшись на скалу и перепрыгнув на другую, — сообщил Джессан.

Пройдя мимо скал, он сразу же направил лодку к берегу. Рейвен предупреждал его: дальнейший путь по реке опасен из-за небольшого водопада. Поэтому им снова и в последний раз придется нести лодку на себе. Этот переход был самым длинным — около пяти миль — и оканчивался на берегу Редешского моря.

Выбравшись из лодки, Бабушка подняла вверх посох, как всегда давая агатовым глазам осмотреть окрестности. Джессан вытащил лодку на берег, а Башэ отправился потолковать со стадом оленей, пришедших на водопой. Олени и Бабушкин посох сообщали, что в последние дни здесь не ступала ничья нога. Джессан мог заключить то же самое по отсутствию следов на глинистой тропе. Взглянув на солнце, он понял, что времени у них еще достаточно. Можно будет спокойно пройти пару миль и расположиться на ночлег поближе к морю. Бабушка запела «облегчающую» песню, после чего Джессан с Башэ взвалили лодку на плечи и понесли.

В тот день Башэ впервые не смог поймать рыбу. На ужин Бабушка сварила похлебку из дикого лука и чеснока, в которую добавила каких-то зеленых листьев. Она и Башэ с аппетитом ели это варево. Джессану, намахавшемуся за день веслом, требовалась более сытная еда. Он решил сходить на охоту, чтобы добыть мяса.

Он видел нескольких белок, но те были слишком юркими, и поймать их он не смог. Вскочив на ветки, белки раздраженно верещали и бросали в него ореховой скорлупой. Потом двигавшийся бесшумно Джессан набрел на молодого кролика, объедавшего листья одуванчика. Юноше удалось подобраться к нему совсем близко, прежде чем кролик его почуял. Джессан бросился на свою добычу. Кролик встрепенулся и наверняка оставил бы охотника с носом, если бы не запутался в зарослях ежевики. Там Джессан его и поймал.

Вытащив костяной нож, Джессан оборвал страдания зверька, перерезав ему глотку. Теплая кроличья кровь потекла по ножу. За многие сотни миль от этого места Шакур почуял кровь и перед ним мелькнул облик Джессана.

До этого момента Джессану не доводилось воспользоваться костяным ножом. Острота костяного лезвия удивила его. Нож резал чисто. Джессан освежевал кролика и изжарил его мясо, которое съел прямо в лесу. Сам себе он объяснил, что поступил так, поскольку не хотел оскорблять пеквеев и есть мясо у них на глазах. На самом деле это была лишь отговорка. Пеквеи давно свыклись с тем, что тревинисы едят мясо, и относились к этому весьма терпимо. Они жили по принципу «живи сам и давай жить другим», и потому ни Бабушка, ни Башэ вовсе не были бы оскорблены трапезой Джессана.

По правде говоря, ему просто не хотелось показывать пеквеям костяной нож, в особенности Бабушке. Джессан вымыл нож в ближайшем ручье и вернулся на стоянку как раз в тот момент, когда Бабушка раскладывала свои двадцать семь камней. Она спросила, сыт ли он, и добавила, что они оставили для него немного вареной зелени.

Джессан вежливо отказался. Все трое развернули свои подстилки и улеглись спать.

… Глаза пробрались в его сон, они искали Джессана… Жуткие глаза. Огненные глаза на лице тьмы. Вначале они смотрели в другом направлении, но вскоре повернулись к нему. Джессан испугался, что глаза его увидят. Он спрятался в кустах, зажав в руке только что убитого кролика, из которого хлестала теплая кровь. Глаза почти нашли его…

Джессан мгновенно проснулся. Вскочив на ноги, он осмотрел место стоянки и окрестные деревья, затем бросил взгляд дальше, туда, где река быстро несла свои темные воды, негромко бормоча на перекатах. Джессан вслушался, принюхался, однако не услышал и не почуял ничего необычного.

Рядом спали Башэ и Бабушка. Сон Башэ был спокойным и глубоким. Бабушка спала беспокойно, дергаясь и вскрикивая. Ее рука потянулась к посоху. Дотронувшись до него, Бабушка, кажется, успокоилась, поскольку вздохнула и прекратила бормотать.

Джессан недовольно покосился на посох. В бледном свете звезд и такого же бледного тонкого лунного серпа агаты ярко белели, похожие на широко раскрытые глаза. Наверное, это они притянули к нему такой странный и тревожный сон.

Джессан снова лег и растянулся на подстилке.

— Суеверная старуха, — пробурчал он себе под нос.

Джессан редко просыпался по ночам и всегда легко засыпал снова. Но сейчас он лежал без сна и смотрел на звезды до тех пор, пока они не начали бледнеть в сером предрассветном сумраке.

На следующее утро они двинулись в путь позже обычного, поскольку Джессан почему-то проспал рассвет. Башэ даже пришлось разбудить его перед завтраком. Пеквей был очень доволен, потому что до сих пор его будил Джессан, брызгая водой ему на лицо.

Джессан проснулся в плохом настроении. Шутку Башэ он не воспринял и отчитал Башэ, сказав, что пора бы оставить детские глупости. Он вяло приветствовал Бабушку, съел завтрак и даже не почувствовал вкус пищи. Джессан беспокойно ерзал, наблюдая, как Бабушка собирает свои защитные камни. Когда Бабушка подняла посох, давая агатам полюбоваться на утро, Джессан что-то пробормотал насчет необходимости осмотреть лодку и ушел.

— Что это с ним? — удивился Башэ, глядя ему вслед. Джессан даже забыл свернуть свою подстилку, и пеквею пришлось это сделать вместо него. — Может, он спал на муравейнике?

Бабушка молчала. Она смотрела на посох, поворачивая его в разные стороны. Потом она подняла посох и держала его в воздухе дольше обычного. Когда же она наконец опустила его, то хмуро поглядела в сторону Джессана.

— Что там, Бабушка? — спросил Башэ, аккуратно свернувший к этому времени подстилку друга. — Что ты там видишь?

Бабушка покачала головой. Она помогла Башэ собрать вещи, но делала это отрешенно, поглощенная своими мыслями. На бесконечные расспросы Башэ она не отвечала и резко потребовала, чтобы он ей не докучал.

Джессан залюбовался на игру солнечных бликов на поверхности воды. Ему стало стыдно за свое недостойное поведение. Чем провинились пеквеи, чтобы наказывать их за свою бессонную ночь? Когда они пришли на берег, Джессан изо всех сил постарался загладить вину, произнеся с нарочитой веселостью:

— Каких-нибудь полдня пути, и мы на берегу моря. Но нам надо спешить. Вот и тропа. Осталось попросить Бабушку, чтобы она опять облегчила нам лодку.