Стражи утраченной магии - Уэйс Маргарет. Страница 70

Рылт хранил молчание. Даг-рук — тоже. Ку-ток обратился прямо к ней. Она о чем-то спросила Рылта.

Хотя Рейвен и не понимал языка таанов, он вполне мог догадаться о содержании вопроса. Даг-рук спрашивала шамана, не будет ли их бог возражать. Рылт пожал плечами и покачал головой. Даг-рук взглянула на Ку-тока и слегка кивнула.

Ку-ток был необычайно доволен собой. По мрачным лицам остальных воинов Рейвен понял, что его захватчик получил какие-то преимущества. Ку-ток толкнул Дур-зор в его направлении, и все таанские воины вернулись к рассказам о битвах.

— Ку-ток согласен, — сообщила Дур-зор. — Даг-рук позволила ему это. Шаман говорит, что наш бог не будет возражать. Старший охотник сама выберет оружие и того, кто будет сражаться с тобой. Скорее всего, один из молодых воинов, — добавила Дур-зор, указав на молодых таанов, не имевших доспехов.

Молодые воины толкались неподалеку от круга рассказчиков и с нескрываемой тоской и завистью глядели на них.

— Они сочли бы за оскорбление биться с рабом, если бы не хотели заслужить расположение Ку-тока и Даг-рук.

— Когда начнется сражение? — спросил Рейвен, горя от нетерпения.

— Когда Даг-рук скажет, — ответила Дур-зор.

Ее брови сомкнулись над носом, больше похожим на свиной пятачок.

— Я знаю, к чему ты стремишься, Рейвен, — сказала Дур-зор, как-то странно произнеся начальное «р».

— И к чему же я стремлюсь, Дур-зор? — спросил Рейвен, подумав, не хочет ли она предупредить Ку-тока.

— Ты ищешь быстрой смерти, — сказала девушка и покачала головой. — Не думаю, что ты ее добьешься, что бы ты ни придумывал.

Рейвен облегченно вздохнул и улыбнулся.

— Пожелай мне удачи, Дур-зор.

— Удачи, — повторила она, передернув плечами. — Удача — она для хозяев. Для рабов и для таких, как мы, удачи не существует.

ГЛАВА 23

Когда раскаленное солнце достигло высшей точки на небе, начались кда-кылки — боевые состязания таанов.

Выполняя распоряжения Рылта, его ученики очертили большой круг, выбрав место между внутренним и внешним кольцами шатров. Рейвен впервые увидел, как тааны используют магию Пустоты. Под надзором шамана молодые тааны проводили руками по земле, и везде, где их руки касались травы, она жухла, чернела и погибала. Очертив границу круга и получив одобрительный кивок шамана, ученики начали продвигаться к центру, истребляя траву и втаптывая босыми ногами мертвые стебли в землю.

У Рейвена вся кожа покрылась мурашками — до того отвратительным было это зрелище. Может, кому-нибудь из таанов тоже не по себе от этой дьявольской магии? — подумал он. Рейвен огляделся по сторонам. Нет. Все тааны с явным удовлетворением наблюдали за подготовкой места для состязаний. Значит, они привыкли к магии Пустоты и принимали ее как нечто само собой разумеющееся. Прежде Рейвен как-то не задумывался об этом. Если расы Лерема были искусны в различных видах созидательной магии, тааны, судя по всему, достигли совершенства в магии разрушения.

Впервые за все время своего плена он задумался о судьбе других народов, населяющих континент, — ведь их вскоре ожидало вторжение армии этих дикарей, искусных воинов и не менее искусных чародеев магии смерти. Сколько сотен или тысяч жизней унесет грядущая война? Рейвен представил, как древние и славные города один за другим разделяют участь Дункара, падая к ногам таанского бога Дагнаруса. Если тааны сумели одолеть тревинисов — самых храбрых и доблестных в мире воинов, — другие народы окажутся для них легкой добычей.

Как только круг был готов, Рылт вошел в центр и начал издавать утробные, ухающие звуки. Вероятно, это было заклинание, поскольку голос его звучал то громче, то тише. Вокруг места состязаний собирались тааны. Надсмотрщики держали на руках маленьких детей. Воины стояли отдельно. Полутаанам тоже разрешили присутствовать на кда-кылках, и они расположились позади надсмотрщиков и детей. Тут же находились и рабы, выставленные в качестве трофеев. Надсмотрщики держали концы их цепей. Женщины-рабыни отрешенно взирали на происходящее; им было все равно.

Даг-рук вышла вперед, встала в центр круга и заговорила, обращаясь к тем, кому предстояло состязаться. Рейвен часто видел, как старейшины его племени точно так же выходили и объявляли правила состязания. Его вдруг захлестнула жгучая тоска по дому, тоска, грозившая ослабить волю и решимость. Подавив воспоминания, Рейвен заставил себя сосредоточиться на происходящем.

Правил было немного, поскольку Даг-рук говорила недолго. Потом она покинула круг. Рейвен напрягся, думая, что сейчас его поведут биться, однако на месте состязания появились двое таанских воинов. Каждый из них был вооружен странным мечом, имевшим два лезвия, которые расходились от рукоятки под углом.

Рейвен не понял, кто нанес удар первым, поскольку бой происходил с изрядной скоростью. Тааны, окружившие место состязания, мешали ему следить за соперниками. До него доносились лишь крики, рев и удары металла о металл. Сражение явно представляло собой захватывающее зрелище. Рейвен силился увидеть хоть что-нибудь и мысленно проклинал тех, кто мешал ему смотреть.

Он думал, что состязание будет проходить внутри круга, как это бывало у тревинисов. Однако круг с мертвой травой являлся не более чем отправной точкой, поскольку вскоре сражение вышло за его пределы. Соперники продирались сквозь толпу и сбили с ног нескольких зазевавшихся детей. Никто из взрослых не обратил на это внимания. Сами дети ничуть не испугались. Они поспешно вскочили на ноги и продолжали во все глаза следить за битвой.

Весь лагерь превратился в арену состязания. Соперники, размахивая своим устрашающим оружием, опрокидывали шатры, переворачивали котлы, а один раз оказались в опасной близости от огня, на котором жарился дикий кабан. Оба уже успели нанести и получить ранения, ибо на спинах у каждого виднелись красные пятна.

Теперь Рейвен мог наблюдать за ними без помех, что он и делал, испытывая искреннее восхищение. Его особенно впечатляло, как искусно таанские воины владеют своим оружием. Двойной меч представлял опасность не только для противника, но и для того, кто держал его в руках. Вскоре Рейвен заметил, что один из воинов начинает слабеть. Вот он поскользнулся. Потом припал на одно колено и не отпрыгнул назад с тем проворством, с каким следовало бы. Он пытался улучить момент, чтобы перевести дыхание.

Но противник не дал слабеющему воину такой возможности. Наоборот, он напирал все сильнее и вынудил соперника встать на ноги. Вскоре поединок закончился. Победитель выбил оружие из рук противника, а его самого сильным ударом в челюсть опрокинул на землю.

Побежденный лежал, моргая и глядя в небо. Казалось, он мучительно вспоминал, кто он такой и почему очутился здесь. Его противник стоял над ним с поднятым мечом на случай, если лежащий решит продолжить состязание. Однако вскоре тот указал рукой на победителя, тем самым признав свое поражение.

Толпа приветственно закричала и зашипела. Шипение исходило от тех, кто поддерживал побежденного. По знаку шамана его ученики поспешили к раненому. Тот с трудом сел и очумело мотал головой. Однако их помощь он с презрительным рычанием отверг. Победитель совершал нечто вроде круга почета, размахивая руками и издавая ухающие звуки. Побежденный, пошатываясь, встал и вернулся в толпу, ни на кого не глядя и не произнеся ни слова.

Даг-рук объявила следующую пару бойцов, и состязание возобновилось. На этот раз поединок происходил между более опытными воинами, причем равными по силе. В руках у них были кривые мечи с зазубренными лезвиями и еще какое-то странное оружие, состоявшее из двух длинных палок, скрепленных кожаными ремнями так, что они образовывали косой крест. Рейвен с неподдельным изумлением увидел, что эти палки заменяют таанам щиты. Воины держали их одной рукой, отражая удары противника и пытаясь зацепить перекрестьем его меч.

Восхищение Рейвена состязающимися воинами еще более возросло. Охваченный возбуждением, он забылся и в какой-то момент громко крикнул: «Отличный удар!» Несколько таанов услышали крик и обернулись в его сторону. Кто-то из рабынь метнул в него взгляд, полный откровенной ненависти и презрения. Рейвен понимал, что должен бы стыдиться своего поведения, однако умелый удар оставался умелым ударом вне зависимости от того, в чьих руках находился меч.