Старше, но лучше. Искусство взрослеть, не старея - Мас Софи. Страница 2
А мужчины? Это совсем другая история…
Когда ты смотришь на них, ты постепенно постигаешь глубоко скрытую правду, на которую ведутся как мужчины, так и женщины: мужчины, как хорошее вино, с возрастом якобы становятся только лучше. Мы сами говорим, что серебристая шевелюра им к лицу. Мы повторяем, что их морщины – мерило их опыта и даже придают им еще больше сексапильности. Что их жировые складочки обезоруживают и, следовательно, очаровательны. Так зачем им прикладывать усилия? А все же почему бы и нет… разве что кто-то из них смущается быть серебристым лисом с рискованной стрижкой, морщинками в уголках глаз и сомнительным цветом лица, а также с лишним весом в виде пивного животика.
Столкнувшись с такой несправедливостью заранее проигранной битвы, женщины выглядят вдвое лучше, чем представители противоположного пола. Как ни странно, если взглянуть на реальность под другим углом, можно разрушить миф о более изящном старении мужчин: на самом деле женщины это делают не хуже, чем серебристые лисы.
© Anne Berest
Лучше раньше
Это был самый обычный визит, диспансеризация, на которую она приходила каждый год с тем же воодушевлением, что и в Управление автомобильным транспортом: маммография, мазок, артериальное давление, вес – и у вас все в порядке с месячными? На этот раз разговор свернул на интимную тему.
Вы хотите иметь детей?
Она пришла не для того, чтобы обсуждать с гинекологом свою личную жизнь, но, словно сидя на кушетке психотерапевта (а не с раздвинутыми на скобах ногами), услышала свой ответ. Что да, она хотела бы однажды стать матерью, но сейчас она одна и у нее нет планов немедленно завести ребенка без мужа.
Часики тикают.
Молчание. Кажется, что эти слова еще долго отдаются эхом в комнате.
Вы не думали заморозить свои яйцеклетки?
Ее будущее как будто уже предрешено, запечатано с указанием срока годности. Прошли те времена, когда ей говорили: «Все в порядке, у вас еще есть время». Это же было молчаливое «О чем вы думали все эти годы?» или же еще более жестокое «Видимо, она одна из тех, кто равняет себя с мужчинами».
Если быть честной, то она об этом думала. Ее бабушка заслужила право на голосование, ее мать – право на сексуальную свободу и контрацепцию, развод и аборты, а она (или ей так казалось) заслужила те же самые права, которые имеет противоположный пол. Не зависеть ни от кого. Быть успешной, не испытывая чувства вины. Иметь ребенка – на своих собственных условиях.
Это не отказ, а желание – как и во всем остальном (в работе, в независимости) – придерживаться собственного плана. Да, она могла! Но этого не произошло, потому что: она еще не нашла подходящего человека, наконец, она старалась познать себя и упрочить все, что так давно построила. Малыш? Позже. Она была молода, в хорошей физической форме, по тридцать минут тренировалась на беговой дорожке без одышки. Беременность? Позже! Сколько женщин рожают первого ребенка после сорока? У нее в голове было достаточно примеров для того, чтобы не волноваться о статистике.
Ее мысли прервала связка банальных слов: гинеколог болтал о протоколе, гормонах, активации, лечении, иглах, операциях. Что?! Пока она искала убежища на кресле, внезапно показавшемся ей очень большим, она (поневоле) ухватила смысл того, о чем говорил этот мужчина. После тридцати пяти лет фертильность резко снижается, поэтому многие пары не могут «стать родителями»… но также он упомянул о том, что еще можно выиграть время.
Она никогда не задумывалась над тем, чтобы заморозить яйцеклетки. По крайней мере, свои собственные. Воображение все никак не покидает картина в виде коробки с яйцами в ее холодильнике. В этом не было никакой поэзии – предвидение, оценка, хранение… Разве любовь не предполагает совершенно противоположное? Случайная встреча, волшебство, непредсказуемость и спонтанность. Определенно она – продукт традиционного воспитания, выросшая на верованиях прошлого века (так сказать, двадцатого). Врач предлагает подумать над этим и записаться на новый прием, если она захочет начать процесс, хотя предупреждает, что обычная заморозка яйцеклеток не гарантирует, что они будут пригодны для зачатия.
Вновь оказавшись на улице, она нащупывает ключи, сражаясь со своей сумочкой, и заводит машину, чтобы вернуться к жизни, с которой рассталась час назад.
Стоит ли ей обсудить это с кем-то или хранить молчание? В течение следующих нескольких дней она пытается завести разговор по этому поводу и обнаруживает, что эта тема – настоящее табу. Она угрожает так называемой женской мистике (нет, у женщины нет ни органов, ни биологических проблем, новая жизнь появляется у нее между ног только благодаря сверхъестественной силе), она связана со стыдом потерпеть провал в этой особой области, быть одинокой, пропустить оптимальный период детородности (капиталистический императив работоспособности пробрался в наши спальни).
Постепенно ее окружение перестает отмалчиваться, и выясняются противоречивые мнения. Одни уже тайно сохранили яйцеклетки и даже воспользовались ими, другие считают подобный процесс неестественным, третьи просто боятся. В конце концов она принимает решение.
Собрав волю в кулак и сжав в руках направление, она покупает в аптеке набор для стимуляции яичников. Она немного смущена и напугана, но в ее жизни появляется новый смысл: все начнется со следующего цикла.
Первый день месячных – это первый день совершенно нового опыта. Он кладет начало новым отношениям со своим телом: она буквально берет дело в свои руки. Когда она защипывает кожу внизу живота, вводит крохотный шприц, понимает, что способна это сделать и боль терпима, у нее возникает ощущение, что это первая победа. Она знает, что доведет дело до конца. Кроме того, она благодарна за это мозаичное строение тканей, вен, органов и клеток, превращающих ее в ту, кем она является, и соглашается с тем, что собирается обратиться к ним с просьбой.
Проходит двадцать дней. В маленьком, обезличенном зале ожидания в клинике репродукции – тонированные окна, так чтобы люди не сталкивались друг с другом. Стыд велик, когда ты выходишь за рамки нормы. Опустив глаза, она, сконфузившись, идет дальше. Потом все происходит очень быстро: операция занимает около получаса. Очнувшись после анестезии, она чувствует себя как в тумане, а потом, когда ее страхи рассеиваются, появляется ощущение триумфа: теперь у нее есть девять яйцеклеток, замороженных в жидком азоте. Это так просто. Хотя она ощущает себя пронзенной насквозь, у нее под кожей и в сердце бушует цунами. Ей кажется, что у нее отобрали что-то жизненно важное, что она лишилась части своей ДНК.
В следующие несколько дней на нее нападают затяжные приступы грусти, но также она чувствует себя освобожденной. Ее гормоны – в свободном падении, и у нее много вопросов, но она понимает, что это новый старт. Эта операция не просто медицинская процедура, она воспринимает ее как перезагрузку, обновление программного обеспечения для самореализации. Она больше не испытывает страха, исследуя свои желания и задавая вопросы, которые те влекут за собой. Действительно ли она хочет ребенка? Смогла бы она вырастить его одна, если не найдет подходящего человека?
Когда возобновляется ее хлопотливая жизнь, она понимает, что преподнесла себе подарок, подарив невероятно важную вещь – новую опцию. И еще немного времени для того, чтобы влюбиться, по правильным причинам, а не спешить ради этого. Тикающие часики с их ужасающей силой больше не пугают ее. Тик-так, эхом отдающийся в наших телах, как бомба замедленного действия, больше не слышен. С легким сердцем она думает о микроскопических яйцеклеточках, кристалликах ее самой, хранящихся в перламутровых пробирках при –196 °C, и счастлива от мысли, что неизвестность снова открывает окно возможностей.