Судьба Темного Меча - Уэйс Маргарет. Страница 58

— Простите, отец, — сказал Джорам, останавливаясь в тени эвкалипта. — Я не хотел помешать вам. — Он полуобернулся и начал очень медленно отходить.

Сарьон повернулся на голос и поднял голову. Лунный свет озарил его лицо. Это было странное лицо, маска отца Данстабля, оно всякий раз немного пугало Джорама. Но глаза на чужом лице были прежние — глаза ученого, с которым Джорам познакомился в деревне чародеев, мудрые, спокойные, мягкие. Только теперь взгляд каталиста стал каким-то загнанным. Когда Сарьон посмотрел на Джорама, в его глазах промелькнула тень боли, причину которой юноша не мог понять.

— Нет, Джорам, не уходи, — сказал Сарьон. — Ты не помешал мне. Признаться, я думал как раз о тебе.

— И молились обо мне? — в шутку спросил Джорам.

Печальное лицо священника смертельно побледнело, он прикрыл глаза ладонью и тяжело вздохнул.

— Посиди со мной, Джорам, — сказал каталист, освобождая для молодого человека место на скамейке.

Джорам сел на лавку рядом с каталистом, расслабился и стал прислушиваться — он слушал тишину ночного сада. Спокойствие и безмятежность сада опускались на юношу, словно легкие снежные хлопья, ночная прохлада успокаивала его пылающую душу.

— Вы знаете, Сарьон... — нерешительно начал Джорам. Юноша не привык высказывать свои мысли, но чувствовал, что он в долгу у каталиста, и хотел как-нибудь оплатить этот долг. — В тот день, когда мы вместе были в часовне, я впервые оказался в священном месте. Ну... — Джорам пожал плечами. — В Уолрене было что-то вроде церкви, конечно. Простой дом, в который полевые маги приходили раз в неделю получить свою порцию силы от отца Толбана. Моя мать никогда туда не заходила, как вы, наверное, догадываетесь.

— Да, — пробормотал Сарьон, озадаченно глядя на Джорама. Каталиста удивило это неожиданное откровение.

— Анджа говорила о Боге, об Олмине, — продолжал Джорам, глядя на залитые лунным светом розы. — Но только чтобы поблагодарить его за то, что я лучше, чем все остальные. Я никогда не молился. Зачем? За что мне было благодарить Олмина? — В этих словах прозвучала прежняя горечь.

Юноша замолчал. Он перестал рассматривать изящные белые цветы и посмотрел на свои руки — такие умелые и сильные, такие смертоносные. Сцепив пальцы, Джорам смотрел на них, не видя. И снова заговорил:

— Моя мать ненавидела каталистов — за то, что они сделали с моим отцом. Она и меня приучила их ненавидеть. Вы однажды сказали мне — помните? — Юноша глянул на Сарьона. — Вы сказали, что ненавидеть легче, чем любить. Вы были правы! О, как же вы были правы, отец! — Джорам расцепил пальцы и сжал кулаки. — Я ненавидел всю жизнь, — страстно сказал молодой человек. — Я даже думал, что вообще не умею любить! Это так трудно, так тяжко... так больно...

— Джорам... — начал Сарьон.

— Нет, подождите, дайте мне договорить, — перебил его Джорам. Слова вырывались у юноши, словно он не мог больше сдерживать их. — Когда я пришел сюда, сегодня ночью, я вдруг подумал о моем отце. — Черные брови Джорама сошлись над переносицей. — Раньше я не часто о нем не задумывался, — признался он, снова глядя на свои руки. — Я всегда представлял его каменной статуей на границе, с застывшим, неподвижным лицом... Слезы текут из навеки открытых глаз, он смотрит на смерть, которой ему никогда не суждено познать. Но сейчас, здесь... — Джорам поднял голову и окинул взглядом сад. Его лицо смягчилось. — Я вдруг подумал, каким он был прежде — таким же мужчиной, как и я. С такими же чувствами и желаниями, как у меня, желаниями, которые он не мог держать в узде. Я представил свою мать такой, какой она была тогда, — юной девушкой, прекрасной и изящной, и... — Он замялся и судорожно сглотнул.

— Невинной и доверчивой, — мягко подсказал Сарьон.

— Да, — чуть слышно ответил Джорам. Он посмотрел на каталиста и поразился — лицо Сарьона исказилось, словно от страдания.

Сарьон схватил молодого человека за руки и стиснул до боли. Но его слова ранили Джорама еще больнее.

— Уходи! Сейчас, Джорам! — настойчиво сказал каталист. — Здесь тебя ничего не ждет! Ничего, только горе и несчастье — точно так же, как было с твоей бедной матерью!

Джорам упрямо покачал головой. Кудрявые черные волосы упали ему на лицо. Он высвободился из рук каталиста.

— Мой мальчик, сын мой! — сказал Сарьон и тоже сцепил пальцы, как прежде Джорам. — Меня очень радует, что ты решил довериться мне. Но я не оправдал бы твоего доверия, если бы не посоветовал, как лучше поступить. Если бы ты только знал... Если бы я только мог...

— Что знал? — спросил Джорам, быстро посмотрев на каталиста.

Сарьон моргнул и сразу замолчал, поспешно проглотив слова, которые едва не сорвались с его губ.

— Если бы я только мог объяснить тебе так, чтобы ты понял, — внезапно вспотев, сказал он. — Я знаю, что ты собираешься жениться на этой девушке, — медленно продолжил каталист, нахмурив брови.

— Да, — спокойно ответил Джорам. — Конечно, после того, как получу свое наследство.

— Конечно, — повторил Сарьон. — Ты думал о том, о чем мы говорили с тобой в прошлый раз?

— Вы имеете в виду — о том, что я Мертвый? — ровным голосом переспросил Джорам.

Каталист смог только кивнуть в ответ.

Несколько мгновений Джорам молчал. Он рассеянно поднял руку и причесал волосы пальцами, как когда-то давно делала Анджа. Наконец он твердо сказал:

— Отец, разве я не имею права любить и быть любимым?

— Джорам... — беспомощно пролепетал Сарьон. — Дело не в этом. Конечно же, ты имеешь право любить и быть любимым! Все люди имеют на это право. Любовь — величайший дар Олмина...

— Но к Мертвым это не относится, да? — криво усмехнулся Джорам.

— Сын мой, — с сочувствием сказал Сарьон. — Что это за любовь, если в ней нет правды? Разве может любовь вырасти и расцвести в саду лжи? — он замолк, не в силах продолжать. Слово «ложь», казалось, светилось в темноте ярче, чем сама луна.

— Вы правы, Сарьон, — решительно сказал Джорам. — Моя мать погибла из-за лжи — оттого, что они с моим отцом лгали друг другу, и оттого, что она лгала самой себе. Эта ложь свела ее с ума. Я думал о том, что вы тогда мне говорили, и я решил...

Юноша замолчал, и Сарьон посмотрел на него с надеждой.

— ...сказать Гвендолин правду, — закончил Джорам.

Каталист вздохнул. Его пробрала дрожь — к ночи воздух стал совсем прохладным. Не этот ответ он надеялся услышать. Поплотнее завернувшись в рясу, Сарьон заговорил, осторожно подбирая слова:

— Я рад, безмерно рад, что ты понимаешь, как жестоко будет обмануть эту девушку. Но я все равно считаю, что будет лучше, если ты навсегда исчезнешь из ее жизни — по крайней мере, сейчас. Может быть, когда-нибудь ты сможешь вернуться. Если ты скажешь ей правду, твоей жизни будет угрожать опасность! Девушка еще так молода! Она может не понять, и ты окажешься в опасности.

— Моя жизнь без нее ничего не стоит, — ответил Джорам. — Я знаю, что она молода, но в ней есть внутренняя сила, источник которой — ее доброта и любовь ко мне. Есть такое старое высказывание, которое приписывают вашему Олмину, каталист. — Глянув на Сарьона, Джорам улыбнулся искренней, теплой улыбкой, от которой в его темных глазах зажегся огонек. — «Правда делает тебя свободным». Сейчас я это понял и поверил в это. Доброй ночи, Сарьон, — сказал юноша и, встав со скамьи, нерешительно положил руку каталисту на плечо. — Спасибо вам, — сказал Джорам, немного смущаясь. — Я иногда думаю... если бы мой отец был больше похож на вас, если бы он был таким же мудрым и заботливым, тогда, возможно, и его, и моя жизнь не сложилась бы так трагично.

Джорам повернулся и быстрыми шагами пошел по извивающейся, петляющей садовой дорожке. Он стыдился и смущался того, что обнажил перед каталистом душу, и потому шел, не оглядываясь на Сарьона.

И хорошо, что Джорам не оглядывался и не видел каталиста. Сарьон закрыл лицо руками, по его щекам струились слезы.

— Правда сделает тебя свободным... — шептал он, всхлипывая. — О мой Бог! Ты возвращаешь мне мои собственные слова, а для меня они — смертельный яд!