Второе поколение - Уэйс Маргарет. Страница 25

— Хватит! — поднялся Карамон. — В этом виноват Пар-Салиан.

Неважно, какое зло совершил мой брат после того, как вы, волшебники, столкнули его с верного пути.

Карамон подошел к сыновьям и, резко развернувшись, направился к выходу, хотя не был уверен, что в этом странном помещении он вообще есть.

— Нет! — Юстариус с трудом поднялся, стараясь не ступить на больную ногу. Но голос его был могучим и властным. — Слушай и вникай! Ты должен понять или горько пожалеешь об этом!

Карамон остановился, медленно повернулся, но лишь вполоборота.

— Это угроза? — спросил он, свирепо глядя на Юстариуса через плечо.

— Это не угроза, по крайней мере с нашей стороны, — сказал Юстариус. — Послушай, Карамон! Неужели ты не чувствуешь опасности? Это уже произошло однажды и может произойти снова!

— Я не понимаю, — упрямо произнес Карамон в раздумье, не снимая руки с меча.

Словно змея, внезапно наносящая удар, сидящий на троне Даламар выбросил вперед свое тело.

— Нет, ты понимаешь! — Голос его был тихим и проникающим в душу, как яд.

— Ты понимаешь. Не спрашивай нас о подробностях, мы их не знаем.

Но нам известно одно. По верным знакам, из достоверных контактов, которые мы имели в более высоких, чем наш мир, сферах, у нас есть основания утверждать, что Рейстлин жив, так же как когда-то Фистандантилус. Он ищет способ вернуться в этот мир. Ему нужно тело, чтобы вселиться в него. И ты, возлюбленный брат Рейстлина, заботливо предоставил ему это тело — молодое, сильное и уже знакомое с магией.

Слова Даламара змеиным ядом вливались в плоть и кровь Карамона.

— Твой сын…

Глава 4

Юстариус осторожно опустился на трон. Разгладив складки мантии необыкновенно молодыми для его лет руками, Юстариус обратился к Карамону, хотя взгляд был направлен на стоящего рядом с отцом Палина:

— Теперь ты понимаешь, Карамон Маджере, что мы не можем позволить твоему сыну, племяннику Рейстлина, продолжать изучение магии и проходить Испытание, прежде чем не убедимся, что Рейстлин не может использовать Палина для того, чтобы вернуться в мир.

— Тем более что еще не установлена преданность молодого человека одному особому Ордену, — веско добавил Дунбар.

— Что это значит? — нахмурился Карамон. — Испытание? Ему еще рано думать об Испытании. А что касается преданности Ордену, то он выбрал Белые Мантии.

— Ты и мама выбрали для меня Белые Мантии, — спокойно произнес Палин, глаза его смотрели прямо, как бы сквозь отца. Ответом Палину была напряженная тишина, он сделал раздраженный жест. — Отец! Ты знаешь так же хорошо, как и я, что ты не позволил бы мне изучать магию под другим условием. Я знал это, даже не задавая тебе вопросов!

— Молодой человек должен объявить верность Ордену по зову своего сердца. Только тогда он сможет проявить свой магический дар в полную силу.

И определиться Палин должен во время Испытания, — мягко сказал Дунбар.

— К чему эти разговоры! Говорю вам, Палин даже не решил еще, будет ли он вообще проходить это проклятое Испытание! А что касается моего мнения об этом… — Карамон оборвал свою речь, посмотрел на сына. Тот стоял покрасневший, с плотно сжатыми губами, уставившись в пол.

— Ладно, оставим это, — прошептал Карамон, глубоко вздохнув.

За его спиной беспокойно переминались с ноги на ногу старшие сыновья, постукивал меч Танина, Стурм тихонько покашливал. Карамон остро ,ощутил на себе пристальный взгляд колдунов, особенно задевала циничная улыбка Даламара. Как жаль, что он и Палин не наедине! Они бы объяснились. Карамон вздохнул. Это было то, о чем следовало бы раньше поговорить с сыном, понял Карамон. Но он еще не терял надежду…

Повернувшись спиной к волшебникам, он обратился к Палину:

— Какой другой Орден ты мог бы выбрать, Палин? — спросил Карамон, запоздало пытаясь исправить ошибку. — Ты добрый, сынок! Ты любишь помогать людям, служить ближним! Белые Мантии безусловно…

— Я не знаю, люблю ли я служить ближним или не люблю, — воскликнул Палин, нетерпеливо перебивая отца. — Ты вверяешь мне эту роль и смотришь на меня со своей точки зрения! Ты сам признал, что я не так силен и искусен в магии, как мой дядя в моем возрасте! Это потому, что дядя посвятил учению всю жизнь! Он не допускал ничего в свою жизнь, что могло бы ему помешать. Мне кажется, что человек должен на первое место ставить магию, а мир — на второе…

Страдальчески закрыв глаза, Карамон слушал слова сына, но слышал, что их произносит другой голос — тихий, шепчущий, надломленный: «Человек должен ставить магию на первое место, мир — на второе. Поступая иначе, он ограничивает себя и свой потенциал».

— Прости, отец, — тихо произнес Палин, сжав руку Карамона. — Я хотел с тобой поговорить об этом раньше, но понимал, как тебе будет больно. К тому же мама… — он вздохнул, — ты же знаешь маму.

— Да, — произнес Карамон сдавленным голосом, крепко обняв сына большими руками, — я знаю твою мать. — Он попытался улыбнуться. — Возможно, она бы бросила в тебя чем-нибудь, как, бывало, бросала в меня что-то из моих доспехов. Ужасная цель — тот, кого ты любишь.

Карамон замолчал, не выпуская сына из объятий, потом хрипло спросил у колдунов:

— Это необходимо — ответить прямо сейчас? Позвольте нам вернуться домой и все обсудить. Почему нельзя подождать…

— Потому что сегодня ночью редкий случай, — ответил Юстариус. — Серебристая луна, черная и красная — все три на небе в одно время. Сила магии сегодня ночью могущественнее, чем за все столетие. Если Рейстлин способен обратиться к магии и ускользнуть из Бездны, то это случится в ночь, подобную этой.

Карамон склонил голову, погладил сына по каштановым, волосам, обнял его и мрачно произнес:

— Итак, что вы хотите от нас?

— Вы должны вернуться со мной в Башню в Палантасе, — сказал Даламар. — И там мы попытаемся войти в Дверь.

— Отец, позволь нам проводить вас до Шойкановой Рощи, — попросил Танин.

— Да! — торопливо подхватил Стурм. — Мы вам понадобимся, обязательно. Дорога отсюда до Палантаса открыта, рыцари следят за ней, но мы получили донесение Портиоса о том, что отряды драконидов устроили на ней засаду.

— Жаль вас разочаровывать, воины, — сказал Даламар, тонко улыбнувшись, — но, чтоб попасть отсюда в Палантас, нам не нужны дороги.

Обычные дороги, — поправился он.

Танин и Стурм смутились. Танин враждебно взглянул на эльфа и нахмурился, словно подозревая подвох.

Палин похлопал брата по руке:

— Он говорит о магии, брат. Прежде чем ты и Стурм достигнете выхода, мы с отцом будем стоять в кабинете Даламара в Башне Высшего Волшебства в Палантасе — в той Башне, куда мой дядя забрался, как к себе домой, — тихо добавил он. Палин не хотел, чтобы кто-нибудь услышал его последние слова, но поймал на себе пристальный, проницательный взгляд Даламара и, смутившись, замолчал.

— Да, мы с Палином окажемся в Палантасе, — прошептал Карамон, помрачнев от этой мысли. — А вы будете на пути к дому, — добавил он, строго посмотрев на Танина и Стурма. — Вы должны сказать вашей матери…

— Я предпочел бы встретиться с людоедами, — мрачно пошутил Танин.

— Я тоже, — сказал Карамон, печально усмехнувшись. Наклонившись, он проверил, плотно ли застегнуто его снаряжение. Лицо свое он прятал в тени.

— Просто убедитесь, что у нее под рукой нет посуды, — сказал Карамон, стараясь придать голосу веселые интонации.

— Она знает меня. Она ждала этого. Я в самом деле думаю, что мама знала все, когда мы уезжали, — сказал Палин, вспоминая нежные объятия и веселую улыбку матери, стоящей на пороге трактира и машущей им вслед старым полотенцем. Палин вспомнил, что, оглянувшись, он увидел это полотенце у матери возле лица и что Дезра утешающе обнимает ее.

— Кроме того, — сказал Карамон, поднимаясь и строго глядя на старших сыновей, — вы оба обещали Портиосу приехать в Квалинести и помочь эльфам остановить набеги отрядов драконидов. Вы знаете Портиоса. Ему нужно десять лет, чтобы собраться просто поговорить с нами. Сейчас он делает дружественные шаги. Я не желаю, чтобы мои сыновья нарушали свое слово, особенно данное этому эльфу с кривой шеей. Прошу прощения, — сказал Карамон, взглянув на Даламара.