Эльфийская звезда - Уэйс Маргарет. Страница 17

— А, вот он кто. — Пайтан склонился к сестре и сообщил ей доверительным шепотом:

— У него есть собака.

— Видишь ли, Лентан… Я могу называть тебя Лентаном? — вежливо поинтересовался старик. — Видишь ли, Лентан, нам нужен большой корабль, потому что твоя жена захочет повидаться с детьми. Ведь прошло уже много времени. А они так выросли.

— Что? — Лентан широко распахнул глаза, лицо его побледнело. Он прижал дрожащую руку к сердцу. — Что ты сказал? Моя жена!

— Святотатство! — возопил астролог.

Тихое гудение вееров и мягкий шорох перьев были единственными звуками, слышными в комнате. Пайтан положил свою салфетку в тарелку и, нахмурившись, разглядывал ее.

— Впервые я согласна с этим дураком. — Алеата встала и скользнула к креслу отца, чтобы обнять его. — Папа, — сказал она с нежностью, которой никто в семье еще не слыхал, — сегодня был трудный день. Тебе не кажется, что пора спать?

— Нет, моя дорогая. Я не устал. — Лентан не отрывал взгляда от старика. — Пожалуйста, сэр, что вы сказали о моей жене?

Зифнеб, казалось, не слышал его. Его голова склонилась, подбородок уперся в грудь, глаза закрылись. Он посапывал в бороду.

Лентан подергал его за руку:

— Зифнеб…

— Папа, пожалуйста! — Алеата накрыла нежной ручкой обожженную и почерневшую руку отца. — Наш гость утомился. Пайтан, позови слуг, пусть проводят волшебника в его комнату.

Брат и сестра обменялись взглядами, в которых читалась одна и та же мысль. При некоторой доле удачи мы можем вытурить его из дома нынче вечером. Может быть, даже скормить его собственному дракону. Тогда утром, когда его не будет, мы сможем убедить отца, что это был всего лишь сумасшедший старикашка.

— Сэр… — сказал Лентан, стряхнув руку дочери с плеча и сжав крепче руку старика. — Зифнеб!

Старик пробудился.

— Кто? — Вопросил он, подслеповато оглядываясь. — Где?

— Папа!

— Тише, милая. Пойди поиграй, будь хорошей девочкой. Папа сейчас занят. Ну, сэр, вы говорили о моей жене…

Алеата умоляюще взглянула на Пайтана. Брат мог только пожать плечами. Закусив губу и сдерживая слезы, Алеата ласково погладила отца по плечу и бросилась вон из комнаты.

Миновав гостиную, где ее никто не мог увидеть, она зажала рот рукой и зарыдала…

…Ребенок сидел у двери маминой спальни.

Маленькая девочка была одна — она была одна последние три дня, и ей становилось все страшнее и страшнее. Пайтана отослали к родственникам.

Алеата слышала, как кто-то сказал: «Мальчик слишком уж шумный. В доме нужно соблюдать тишину и покой». И Пайтана отослали.

Теперь не было никого, кто мог бы поговорить с ней, кто обращал бы на нее хоть немного внимания. Она хотела к маме — к своей прекрасной маме, которая играла с ней и пела ей песни, — но ей не позволяли заходить в мамину комнату.

Странный народ заполнил дом — целители с корзинами странно пахнущих трав, астрологи, которые стояли у окон, вглядываясь в небо.

В доме было тихо, ужасающе тихо. Слуги плакали за работой, утирая глаза подолами фартуков.

Один из них, увидев сидящую на пороге Алеату, сказал, что кто-то должен заняться ребенком, но никто ею так и не занялся.

Когда дверь в комнату матери открывалась, Алеата вскакивала на ноги и пыталась проникнуть туда, но кто бы оттуда ни выходил — целитель или его помощник, — они не пускали девочку в комнату.

— Но я хочу увидеть маму!

— Твоя мама очень больна. Ей нужен покой Ты ведь не хочешь волновать ее, правда?

— Не хочу.

Алеата знала, что не хочет волновать маму.

Она будет вести себя смирно. Она вела себя смирно уже три дня. Ее маме, должно быть, ужасно ее не хватает! Кто укладывает чудесные мамины волосы? Это была особая обязанность Алеаты, которую она исполняла каждое утро. Она бережно расчесывала волосы, не дергая спутавшиеся локоны, а осторожно разделяя их черепаховым гребнем, украшенным вырезанным из кости бутоном розы, — его маме подарили на свадьбу.

Но дверь оставалась закрытой и запертой. Изо всех сил Алеата пыталась открыть ее, но безуспешно.

А потом однажды в темновремя дверь открылась, и ее больше не закрыли. Алеата знала, что теперь она может войти, но она испугалась.

— Папа? — спросила она мужчину, который стоял в дверях, не узнавая его.

Лентан не взглянул на нее. Он ничего не замечал. Глаза его были пусты, щеки запали.

Внезапно он со сдавленным рыданием опустился на пол и замер неподвижно. Целители, поспешившие нему, подняли его на руки и унесли вниз, в спальню.

Алеата прижалась спиной к стене.

— Мама! Я хочу к маме!

Из зала вышла Калли. Она впервые заметила ребенка.

— Мама ушла, Теа, — сказала Каландра. Она была бледна, но спокойна. Глаза ее были сухи. — Мы остались одни…

Одни. Одна. Нет, только не надо снова.

Алеата оглядела пустую комнату и поспешила назад, в столовую, но там уже никого не было.

— Пайтан! — позвала она, взбегая по лестнице. — Каландра!

Из-под закрытой двери в кабинет сестры пробивалась полоска света. Алеата рванулась туда.

Дверь открылась, и вышел Пайтан. Его обычно безмятежное лицо было мрачно. Увидев Алеату, он горестно улыбнулся.

— Я.., я искала тебя, Пайт. — Алеата немного успокоилась. Она прижала дрожащие руки к щекам, чтобы немного остудить их и вернуть им обычную бледность. — Плохо?

— Да, очень, — слабо улыбнулся Пайтан.

— Пойдем прогуляемся в саду.

— Извини, Теа. Я должен укладываться. Калли завтра отсылает меня.

— Завтра! — недовольно нахмурилась Алеата. — Но ты не можешь уехать завтра! Лорд Даридран придет говорить с папой, а потом будет обручение, и ты просто должен быть здесь…

— Ничем не могу помочь, Теа. — Пайтан нагнулся и поцеловал ее в щечку. — Бизнес есть бизнес.

Он направился к своей комнате.

— Ох, — обернувшись, добавил он. — Добрый совет. Не ходи сегодня туда. — Он кивнул в сторону кабинета Каландры.

Адеата убрала руку с дверной ручки. Скрытые складками шелкового платья, ее руки сжались в кулаки.

— Приятных снов, Теа, — сказал Пайтан. Он вошел в свою комнату и закрыл дверь.

От взрыва, раздавшегося из-за дома, зазвенели оконные стекла. Алеата выглянула из окна и увидела отца и старика, которые радостно устанавливали ракету. Из-за двери кабинета сестры слышался шелест юбок и стук ее узких туфель на высоком каблуке. Калли расхаживала по комнате.

Дурной признак. Нет, Пайтан был прав — лучше не мешать размышлениям Каландры.

Подойдя к окну, Алеата увидела раба, скучавшего на своем посту у экипажного сарая; он развлекался тем, что наблюдал за пуском ракет. Пока она смотрела, он закинул руки за голову и потянулся. На обнаженной спине заиграли мускулы.

Он начал насвистывать — варварский людской обычай. В этот час сумерек никто не приедет в экипаже. Уже скоро он покинет пост — к началу бури.

Алеата поспешила к себе в комнату. Войдя внутрь, она глянула в зеркало, причесала и уложила свои роскошные волосы. Схватив шаль, она набросила ее на плечи и, снова улыбаясь, слетела вниз по лестнице.

Пайтан отправлялся в путь ранними утрасумерками. Он выходил налегке, намереваясь присоединиться к каравану на окраине Эквилана.

Каландра провожала его. Сложив руки на груди, она наблюдала за его сборами с суровым, холодным и неприступным видом. Настроение ее за ночь не улучшилось. Они были одни — Алеата если и бодрствовала в это время, то только потому, что еще не ложилась.

— Запомни, Пайтан, приглядывай за рабами, когда вы пересечете границу. Эти животные мигом сбегут, стоит им почуять своих. Я ожидаю что мы некоторых потеряем, помочь тут нельзя. Но сведи наши потери к минимуму. Иди последним и по возможности останавливайся подальше от цивилизованных земель. Им меньше понравится мысль о побеге, если будет нелегко добраться до города.

— Ясно, Калли. — Пайтан уже много раз совершал путешествия в Тиллию и знал об этом куда больше, чем его сестра. Каждый раз при отъезде она говорила ему одно и то же, так что это уже превратилось в ритуал. Беззаботный эльф слушал, улыбался и кивал, зная, что сестре этот ритуал приносит облегчение и дает почувствовать, что она держит под контролем эту часть бизнеса.