Переплёт - Коллинз Бриджет. Страница 25

В конце концов я успокоился, перестал плакать и начал зевать. Сложив фартук наподобие подушки, сунул его между головой и плечом. Слезы медленно катились за воротник, промачивая грудь. Я заморгал, отгоняя их, веки мои отяжелели. Я застыл на краю темноты, а потом сон закрутил меня в мягком водовороте обрывочных воспоминаний, и я не мог противостоять ему.

Снова меня окружил странный лунный свет, ложившийся густо мерцающей пылью; с каждым шагом он шелестел, как шелк. Я знал, что это тот же сон, что и в прошлый раз, и стоило мне осознать это, как фрагменты сна закружились, грозясь сложиться в другую картинку. Краем глаза я видел угол переплетной, очертания книжных прессов и резака, а затем в лунном тумане вновь оказался на лестнице, и единственное, что занимало мои мысли, — поиски чего-то, что в прошлый раз от меня ускользнуло. Только теперь я точно знал, что мне нужно попасть в комнату в глубине мастерской; там, за дверью, меня ждал Люциан Дарне. Он сидел ко мне спиной за столом, но собирался обернуться и посмотреть на меня.

Внезапно мир вздрогнул и растаял, шею и плечо пронзила боль. Я сидел на полу, промерзший до костей. Складка фарту-

ка Середит впилась мне в щеку. Где-то рядом раздался звук притворяемой двери и шаги, спускающиеся по лестнице.

Я выполз из-под верстака, поморщившись от боли в шее, — мама сказала бы: поделом тебе спать на холодном полу, — и поднялся на ноги. Отчаянное желание отыскать что-то неведомое из сна по-прежнему не оставляло меня, сердце билось быстрее обычного, но звуки шагов и закрывшейся двери мне не почудились — сквозь щель между дверью и полом просачивалась полоска света от лампы. Она была такой тусклой, что я едва различал ее, но сомнений быть не могло: за дверью кто-то был.

Де Хэвиленд. Я различил приглушенные звуки: какие-то удары, стук упавшего предмета, тонкий голос, напевающий обрывки песен.

Я открыл дверь, и на миг мне показалось, что я снова погрузился в сон; мне казалось, что я увижу за дверью другую, дальнюю, комнату и Люциана Дарне, сидящего ко мне спиной; он вот-вот должен был повернуться и посмотреть мне в глаза, и тогда бы я понял.

Ступени вели вниз. Я встряхнул головой, прогоняя отчаяние из сна, и стал спускаться. В глаза мне ударил яркий свет. Горели три лампы: одна стояла на столе, а две другие — на перевернутом ведре в углу. Де Хэвиленд, видно, решил осветить все уголки, даже самые темные. Он беспорядочно сдвинул к стене коробки и выдвинул в центр комнаты большой сундук с откинутой крышкой. Со своего места я не видел, что в сундуке.

Сам де Хэвиленд стоял в глубине комнаты. В руках он держал книги — целую стопку книг. Стена за его спиной пропала — это была не стена, а дверь на потайных петлях; бронзовое украшение отбрасывало тупоносую тень на пол. За дверью оказалось просторное помещение. Вдоль стен тянулись полки, главным образом пустые; то тут, то там глаза выхватывали книгу, лежащую горизонтально или криво прислоненную к стене. Лишь несколько рядов остались нетронутыми — на самых высоких полках, там, где книги нелегко было достать. Позолота переливалась на свету, поблескивали поперечные линии, тиснение в виде листьев и буквы: Альберт Смит, Эммелин Риверс, в девичестве Розье...

Де Хэвиленд промурлыкал себе под нос обрывок какой-то мелодии, затем замолк и потянулся за книгой, чуть отклонившись назад и выгнув спину, чтобы не уронить стопку, которую держал в руках.

— Что вы делаете?

Он оглянулся, и веселое мурлыканье прекратилось. — Ученик, — произнес он вкрадчиво и слащаво, — тот же вопрос я мог бы задать и тебе. Почему ты не спишь в такой-то час? Разве Середит позволяла тебе бродить по ночам? — Я был в мастерской и услышал вас.

— А я занят важным делом, — ответил он, подошел к сундуку и наклонился вперед, вывалив в него книги. Его слегка покачивало, на полке у входа в хранилище стоял стакан с бренди; остатки янтарной жидкости поблескивали на дне. — Раз уж ты здесь, будь добр, подай мне вон ту коробку. Сундук и так уже неподъемный.

Я сделал глубокий вдох. Середит лежит наверху, а он пробрался в хранилище и хватает книги с полок, напился и поет! Понятно, что я и не думал помогать. Де Хэвиленд оттолкнул ме11Я и высыпал на пол содержимое коробки, а пустую коробку поставил рядом с сундуком. На меня пахнуло бренди.

Он пошел в хранилище и набрал еще стопку книг. Я наклонился и, подобрав насадку для паяльника, выпавшую из держателя, положил ее на ведро, где стояли лампы.

Де Хэвиленд принес стопку из четырех или пяти книг. Судя по корешкам, книги были ценные: одна с позолоченным переплетом, другая — с тонкой резьбой по коже, на изготовление которой, должно быть, ушло много часов. Но он бросил их в коробку, даже не читая имен на корешках. Я подошел ближе и увидел, что сундук почти полон очень красивыми книгами: одна напоминала шкатулку с инкрустацией, другая — кружевной платок; третью покрывал узор, похожий на россыпь тлеющих угольков на светлом дереве. — Зачем вы уносите...

Он снова пошел в хранилище.

— Нет, эта не годится, — не обращая на меня внимание, пробурчал он себе под нос, попытался поставить книгу на полку на прежнее место, но промахнулся. Книга раскрылась, зашелестев страницами, и со стуком упала на пол. — Нет, нет, — твердил он, доставая одну книгу за другой и бросая их на пол; теперь он даже не пытался ставить их на место, они раскрывались и падали, как мертвые птицы. — А вот эта то, что надо, отлично! — Он снял книгу с полки и положил ее в коробку; вроде и старался сделать это бережно, но вышло не очень, так как алкоголь давал себя знать. — Да-да... ну-ка, погоди... — Он вдруг вытаращил глаза, наклонился и снова вытащил книгу, посмотрев на корешок так, словно книга его укусила. Переплет был изготовлен из серо-зеленого шелка с узором из листьев, местами посеребренных и мерцающих, как блики на воде. Мне вдруг захотелось потянуться и вырвать книгу у него из рук.

— Ого, — он усмехнулся, — Люциан Дарне! Нет, пожалуй, отправлять им эту книгу невежливо.

— Что?

— Не могу же я отправить тебя к Дарне с этой книгой, — он, кажется, думал, что я понимаю. Де Хэвиленд заглянул в сундук, кивнул, словно оценивал собранный урожай, и вернулся в хранилище. Бросил книгу Люциана Дарне на пол и с глухим стуком закрыл потайную дверь. — Пожалуй, хватит, — сказал он. — Если ему и этого будет мало...

— Что значит «отправить к Дарне»? — спросил я. — Вы собираетесь послать меня к Дарне?

— Только ни слова о книге! — он резко обернулся. — Не смей даже упоминать о ней. Бывает, клиенты услышат само слово «книга», хотя ничего другого не помнят, и знаешь, в какие неприятности можно влипнуть? Самые истеричные требуют свои книги назад или просят переплести их заново, или..., впрочем, что я тебе рассказываю, Середит ведь тебя ничему не научила, будь она проклята... — Он вздохнул. — Когда увидишь его, веди себя так, будто его имя ничего для тебя не значит. Ясно?

Я вспомнил черно-белое лицо со впалыми щеками и блеск темных глаз, пронзительный, ястребиный.

— В чем дело? — Де Хэвиленд прищурился, у меня же промелькнула смутная мысль, что я, должно быть, здорово изменился в лице, раз он заметил это даже в подпитии. — Что с тобой? Соберись.

— Я не могу пойти в дом к Люциану Дарне.

— Не говори ерунду. Его же переплетала Середит, а не ты, верно? В любом случае, вы с ним даже не увидитесь. Тебе нужен Дарне-старший. Держись с ним со всем почтением,

и все обойдется... С почтением^ как же^ — буркнул он себе под нос. — С такой-то миной. Ох; Бог нам в помощь.

Я ничего не ответил. Вернулось гложущее отчаяние из моего сна^ ощущение^ будто я упускаю что-то важное^ и теперь оно было сильнее прежнего. Что же мой сон пытался мне сказать? Что я искал? Люциан Дарне хотел повернуться и сказать мне...

Де Хэвиленд зевнул^ нащупал ключи и запер потайную дверь.

— Ключ у вас^ — заметил я. — Середит никогда его не снимала. Откуда вы...