Думать не будем пока ни о чем (СИ) - Субботина Айя. Страница 23

— Ключи. — Я нарочно игнорирую поток вопросов и на этот раз уже довольно грубо, плечом, пресекаю попытку прорваться вглубь дома. — Или устрою тебе проникновение со взломом.

— Ты охренел?! — Она выпячивает губы. Прямо сразу видно, что сменила косметолога, так прибавились в размере.

— Да, я охренел. Ключи — и пошла на хер.

Моя бывшая выразительно пихает руки в карманы куртки и всем видом дает понять, что если мне нужны ключи, отобрать их придется силой.

А мне ее даже трогать не хочется.

Воротит просто.

Женщины думают, что мужика может отвернуть какая-то некрасивая родинка или шрам, или след от ожога. А вот хуй там. Сильнее всего отворачивают дешевые понты и корона, которая, если бы была реальной, на хрен проткнула крышу дома.

Наташа всегда любила провоцировать. Нарочно лезла в лицо, размахивала руками, совала в глаза свои здоровенные ногти. А когда меня это заебывало настолько, что я либо хватал ее за руки, либо встряхивал, чтобы успокоилась, закатывала целый спектакль о насилии. Вычитала у какого-то «гуру интернет-психологии» про абьюзеров — и с ее легкой руки я оказался в одном ряду с мудаками, которые выбивают своим бабам зубы, насильниками и прочими моральными уродами.

То, что она творит прямо сейчас — намеренная и спланированная провокация.

Чтобы моя гостья увидела, каким я бываю, когда очень зол?

Глава двадцатая: Антон

Хорошо, что на все это у меня давно есть свой личный Пожарный случай.

Фокус, который я обычно проворачиваю со всякими зарвавшимися долбоебами или непугаными олигархами, если начинают разговор в стиле лихих девяностых: с распальцовки и воображаемого толчка пузом.

— Значит так, Наталья. Бодаться с наглой охеревшей бабой в семь утра перед тяжелым трудовым днем — себя не уважать. Если ты прямо сейчас не отдашь ключи, я обещаю тебе такую демонстрацию абьюза, что ты будешь захлебываться собственными соплями до конца жизни.

Она молчит, но гонору во взгляде определенно поубавилось.

— Меня больше не ебет, что происходит в твоей жизни. Но меня пиздец, как злит, что ты заявляешься ко мне, как к себе домой, и устраиваешь истерики со сценами ревности. Я — свободный мужик. Буду жить так, как хочу, с кем хочу и когда хочу.

— Ну да, — все-таки не успокаивается Наташа. — Вечно бегающий от брака Антон. Непойманный и незаарканенный.

В целом, она права. Я не торопился жениться и в общем даже допускал вероятность остаться холостяком до конца жизни. Но…

Даже затылок зудит, так хочется оглянуться на заботливо приготовленный завтрак. И в ушах до смешного забавное: «А я еще и рубашку постирала!»

Люди создают семью, потому что им хорошо и комфортно друг с другом. У них отличный секс, понимание, общие интересы и «чувство локтя»: если мужик споткнулся и упал, женщина подставила плечо и помогла выбраться из дерьмища. Чтобы потом он снова закрывал ее своей спиной, решал проблемы и держал свою крепость в глухой обороне от всякого говна.

Женившись на Наташе — или ком-то вроде нее — я бы подох лет в пятьдесят, если не раньше. От инфаркта, инсульта или какой-то другой внезапной хрени.

— Мне очень… плохо без тебя, — внезапно шмыгает носом бывшая и снова лезет ко мне.

Жду, пока повиснет на шее.

Забираю ключ из кармана.

Отрываю от себя ее руки, жаль, что не с плечами.

За шиворот, как скунса — через порог. Волоком за ворота, под одобрительный собачий лай.

— Антон! — орет она. — Я же пришла в туфлях!

— Да и похуй, — усмехаюсь в ответ. — Еще раз тебя здесь увижу — поедешь в родные края. Вместе с мужем. И, знаешь, вот доведи меня — прямо от всего сердца прошу. Подарю вам с Саньком пешее эротическое.

— Ты урод! — уже мне в спину истерит бывшая. — Ты просто говно! Ты не мужик! Нашел себе очередную блядину — и рад, что можно драть кого-то без обязательств? Ты мальчик! Маменькин сынок! Ты просто не способен быть с женщиной, которая не выстелет себя тебе под ноги, потому что ты — слабак!

Жаль, что я не абьюзер.

В доме поднимаюсь на второй этаж, зову Очкарика по имени, но в ответ ни звука.

А когда поднимаюсь, то нахожу ее в спальне: сидит, как маленький сыч, в углу, в наушниках и обхватив колени. Заметив меня, вынимает один наушник и молча ждет, что я заговорю первым.

Выглядит правда испуганной. На лбу написано, что у малышки нет никакой защиты от вот таких «подарков судьбы».

— Я ничего не слышала, — все-таки набирается смелости, чтобы заговорить первой. — Извини, что из-за меня у тебя… проблемы.

— Проблемы у меня исключительно по другой причине — надо прекращать спать с дурами.

Я уже опаздываю, но просто не могу оставить ее вот так. Если мог впустую просрать время на тупую овцу, то на умного Очкарика просто обязан.

Пусть это будет ваниль, от которой у меня сводит зубы и слипается жопа, но это именно тот разумный компромисс, который необходим в любых отношениях.

Усаживаюсь рядом с ней в угол, забираю второй наушник и довольно подпеваю знакомому мотиву:

— Ведь сегодня я нашел тебя, Родная, я нашел тебя… [11]

Очкарик расслабленно улыбается, потихоньку перебирается на колени между моими ногами и в мое свободное ухо очень деловито сообщает:

— Между прочим, майор, у меня красный диплом.

Хмыкаю, врубаю добрый сарказм и тоже ей в ухо, уточняю:

— Значит, мы потрахаемся на «отлично», зубрилка.

Глава двадцать первая: Йен

— Солнышко, в выходные Сергеевы у нас на даче, — говорит мама в пятницу утром по телефону, когда у нас случается ежедневный ритуал под названием «Нужно поговорить обо всем и ни о чем пять минут приличия».

В субботу у моего отца юбилей. Ему пятьдесят пять, и по этому поводу будет семейное застолье. А никакое семейное застолье Воскресенских не обходится без Сергеевых. Так было всегда, кажется, без пропусков даже в тяжелые для наших семей дни. Так что мамина «радостная новость» для меня совсем не новость.

— Мам, я помогу готовить, но в выходные хотела поработать.

— Ты всегда можешь взять работу с собой, — спокойно отметает мою крайне нелепую отговорку. — И я думаю, что свежий воздух подальше от города пойдет на пользу наполнению твоего творческого колодца. Вспомни, как ты придумала «Белую ленту»?

Иногда я жалею, что в порывах творческого «распирания» становлюсь слишком болтливой и меня тянет рассказать о новой идее всему миру. Хоть обычно под прицельный огонь моего креативного угара попадают как раз родные и близкие.

«Белую ленту» — свой фэнтезийный двухтомник о приключениях изгнанной принцессы эльфов, я придумала два года назад, когда мы были на даче и дороги за ночь замело внезапным снегопадом. Свет выключили, ноутбук разрядился, и пока снегоочистительная техника расчищала дороги, я помогала отцу выкапывать машину из-под снега. И как-то, мысль за мыслью, образ за образом, придумала историю, которая стала моим пропуском в мир настоящих Писателей — бумажное издание.

Мама думает, что если бы не тот снегопад, я так и продолжала бы писать книги малоизвестным автором одного древнего портала самиздата.

— Мам, ты же знаешь, мне тяжело сосредоточиться, когда рядом много людей.

— Йени, солнышко, даже слышать не хочу. У отца юбилей, будут только Сергеевы. И еще Викуся с семьей. Я уже пригласила.

Слышу в трубке выразительное покашливание. Всегда так делает, когда собирается сообщить новость, от которой я вряд ли буду в восторге.

— Саша с женой тоже буду? — иду на опережение. Это же единственная логичная причина заминки на пустом месте.

— Солнышко, я не могла его не пригласить.

Конечно, не могла.

Саша всегда очень нравился моей маме. А я всегда была любимицей его матери — своей крестной. Анна Павловна до сих пор считает меня своей лучшей подругой, и единственная причина, по которой в эти выходные не потянет меня «выпить кофейку со сплетнями» — мы и так будем это делать, но под шашлык, закуски и застольные песни.