Скиф-Эллин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 38

Завладев трофеем, я оглядываюсь по сторонам, отыскивая следующего противника. Между мной и ближним персом с десяток лошадей, причем большая часть, судя по попонам, более скромным и без бахромы, которую так любят азиаты, принадлежала раньше фессалийцам. Отважные греческие воины не выдержали натиск персов и отступили. Скифская ила оказалась прижатой к морю. Бессы отбиваются от одиночных персов, которым удается прорваться через преграду из лошадей, и поглядывают на меня, чтобы личным примером показал, как надо сматываться по мелководью, пока нам не зашли в тыл. Я знаю, что мы все равно победим, поэтому удирать не собираюсь. С другой стороны и погибнуть зазря тоже неохота. Прикрываясь щитом от стрел, которые летят в нас со стороны конных персидских лучников, оцениваю ситуацию.

Впереди и правее, выше по склону, вижу, как развалилась македонская фаланга, пытавшаяся выбраться на крутой берег реки, как греки на службе у персов вклинились в разрывы и принялись громить ее. И еще выше по склону вижу, как македонская конница смяла кардаков и стоявших за ними воинов и повернула налево, заходя в тыл фаланге греков-наемников. Уцелевшие кардаки и те, кто стоял за ними, в том числе и элитная конница, охранявшая стан царя царей Дария, улепетывают со всех ног. Это, видимо, заметили и фессалийцы, которые, удирая, оторвались от персов, начавших заходить в тыл македонской фаланге, и остановились, прикидывая, чья возьмет. Вывод сделали правильный, развернулись и ударили во фланг персам. Те сразу дрогнули и помчались на другую сторону реки. Я помог фессалийцам, выпустив несколько стрел по скакавшим мимо персам. Почему они так легко обратились в бегство, я понял, когда увидел, что весь правый фланг персидской армии несется вдоль берега моря на восток, подальше от места сражения. Всё, мы победили.

— Сгоняйте в табун бесхозных лошадей! — приказываю я бессам.

Убивать удирающих персов у меня нет желания. Это удовольствие для молодых и злых, а у меня только тело молодое. Мы сбиваем в кучу сотни три жеребцов, отгоняем их с поля боя и оставляем под охраной десятка всадников. Еще два десятка бессов отправляю собирать убитых и раненых соплеменников и доспехи и оружие погибших персов. Мы сражались с одним из лучших подразделений персидской армии, в котором бедных нет по определению. Так что доспехи и оружие любого стоят целое состояние. Обидно будет, если достанутся обозным крысам, которые уже подтягиваются к полю боя.

С остальными бессами скачу к лагерю персов. Путь наш пролегает в прямом смысле слова по трупам. Убитых врагов как-то невероятно много. В основном это тарабара и немного всадников и спарабара. Скорее всего, их покололи и порубили фессалийцы, искупающие вину, хотя могли бы взять в плен и заработать, продав в рабство. Так мы поступаем с несколькими персами, которые прикидывались мертвыми. Всегда есть хитрецы, которые умудряются притворяться до ночи, а потом потихоньку улизнуть. Мне несколько раз в разные эпохи рассказывали такие истории. Конь никогда не наступит на труп человека, но в некоторых местах они лежали ковром, поэтому время от времени какой-нибудь «труп» начинал дергаться под конскими копытами. Бессы быстро паковали его, если был не сильно ранен, или добивали.

Как ни странно, сражение еще не закончилось. Греческие гоплиты не струсили и не побежали вслед за остальной персидской армией. Разделившись преднамеренно или нет на несколько отрядов и перестроившись, они, выставив во все стороны сариссы, отступают вверх по склону, к лесу. Наверное, собираются отсидеться там до темноты и утром пойти по нему параллельно морю на восток или двинуться дальше вверх, перевалить горный хребет в любом более-менее подходящем месте и оторваться от преследователей. Их атаковали отряды иллирийцев, метатели дротиков. Иллирийцы так ненавидят греков, что даже позабыли о сборе добычи. Действовали подленько: подойдет настолько близко, насколько позволяли сариссы, всадит дротик зазевавшемуся гоплиту в неприкрытую щитом часть тела, чаще всего в голень — и сразу отбежит. Затем подождет, когда фаланга сместиться выше по склону и, если промазал или убил, подберет свое оружие, а если ранил, добьет, отрубит голову, насадит ее на дротик и будет с громкими криками размахивать в воздухе, устрашая врагов. Не поверите, но мои симпатии были на стороне греков. На войне вырабатываешь уважение к противнику, который сражается мужественно, даже если он проигрывает. Воевавшие, за редчайшим исключением, не поносят врагов последними словами, вспоминают о них с почтением. Может быть, потому, что победа над сильным врагом делает тебе честь, а поражение — смягчает твою вину.

Возле пурпурного шатра царя царей Дария выставлена охрана из гетайров. Напротив входа в шатер стоит золотая колесница, запряженная тройкой буланых лошадей золотистого оттенка. Издали кажется, что лошади тоже сделаны из золота. Дальше идут шатры поменьше. В них уже орудуют несколько человек из конных наемников. Гетайры вместе со своим царем поскакали догонять и добивать персов из спортивного, видимо, интереса, а фессалийцы — чтобы оправдаться за трусость в бою.

Я даю команду бессам рассредоточиться и заняться самым увлекательным занятием на войне — поиском и сбором трофеев. Сам привязываю коня к шесту с вымпелом в сине-черную вертикальную полоску и захожу в шатер из светлого войлока. Выглядит он не так впечатляюще, как соседние шатры из тканей ярких расцветок, но, в отличие от них, лучше предохраняет от жары и холода и стоит намного дороже. В шатре пусто, если не считать двух белых котов, которые лежали каждый на своей темно-синей шелковой подушке. Судя по длинной шерсти, приплюснутым мордам и курносости, эту породу в будущем назовут персидской. У обоих голубые глаза. Коты смотрели на меня неотрывно, как женщина, то ли влюбленная, то примеряющая роль самки богомола. Возле входа в шатер лежали свернутыми в рулоны и перевязанные веревками четыре подстилки из грубой плотной ткани. Видимо, на них ночью спали рабы за пределами шатра, а утром занесли, чтобы кто-нибудь не свистнул. Мне говорили, что в персидской армии воровство — это святое. Может, клевещут на врагов, а может, и нет. В македонской армии тоже лучше не щелкать клювом: сопрут даже порванную сандалию. Справа и слева от входа стояло по складному узкому ложу с перинами и перьевыми подушками, но без постельного белья и покрывала. Наверное, укрывались плащами. Один такой, синего цвета с черной каймой, висит на колышке, вбитом в шест, удерживающий центр шатра. Возле каждого ложа стоит по сундуку из красного дерева с бронзовыми углами и рукоятками по бокам и сверху на крышке. На сундуках сверху лежит по кожаному мешку. В обоих мешках запасная льняная одежда синих с черным цветов и серебряными или бронзовыми пуговицами. Беднота использует деревянные или костяные пуговицы, а чаще — завязки. В большем сундуке под мешком лежала посуда, серебряная и бронзовая, а в меньшем — кожаные мешочки разной вместимости: маленький с золотыми монетами, причем треть составляли македонские статеры, четыре побольше с серебряными разного достоинства и разных стран вперемешку и шесть больших с пряностями, две из которых были мне не знакомы. Я расстелил на земле синий плащ, переложил на него содержимое меньшего сундука и самое ценное из большего. Потом подумал и решил забрать все, что есть в шатре вместе с ним самим. Впереди зима, пусть и не слишком холодная в этих краях, но неизвестно, будем ли мы пережидать ее в каком-нибудь городе или походе. Во втором случае шатру цены не будет. Да и кошки, наверное, привыкли к нему, а я решил забрать их, чтобы сына развлекали. Я выдернул центральный шест, выбрался из «присевшего» шатра и начал выдергивать из сухой красноватой земли колышки, к которым крепились боковые растяжки.

— Заберу всё вместе с шатром, — ответил я на немой вопрос Битюса, который возле соседнего шатра крепил на спине своей лошади два узла с награбленным барахлом.

Старый бесс посмотрел на свой шатер, почесал подбородок, заросший густой бородой, и принял такое же решение: