Народы моря (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 103

Я жестом показываю копейщикам, чтобы заходили в крепость, а потом Нунцити, колесница которого крайняя слева и повернута в левую сторону, чтобы начинал движение. Только вот едет он от ворот, к галереям, которые ведут к недовырубленным камерам, и едет все быстрее. Подозрительный воин смотрит на отъезжающую колесницу, приоткрыв от удивления рот. Не знаю, какой длины у него тормозной путь, но вот-вот должен врубиться. Мои копейщики уже вошли в тоннель в башне, поэтому быстро натягиваю лук и отправляю в стрелу в голову аморею. Телом он реагирует быстрее, чем шевелит извилинами, наклоняет голову и одновременно приседает, поэтому стрела попадает в стоявшего за ним защитника крепости. Аморею достается другая — выпущенная колесничим, который слева от меня. Остальные колесничие тоже подключаются к делу, расстреляв египетских воинов, открывавших ворота и вытаскивавших мост.

— Вперед! — кричу я на древнегреческом языке своим копейщикам.

Они уже и сами поняли, что началось, перешли на бег. Во дворе крепости послышались крики и звон оружия. Я толкнул Пентаура, чтобы заезжал внутрь вслед за копейщиками, иначе поймаем под башней камень или стрелу сверху. Уж больно мы хорошая мишень. Когда колеса стучали по деревянному мосту, успел заметить, что Нунцити уже проехал обе галереи, из которых выскакивают и бегут к воротам прятавшиеся там воины, и направляется дальше, намереваясь обогнуть крепость и дать сигнал главным нашим силам.

Крепость Шарухен больше крепости Джару и устроена немного иначе. У нее есть довольно большой двор с коновязями справа и слева от главных ворот. Вторые ворота выходят со двора на восток. Они узкие, колесница протискивается впритирку, и подъезжать к ним снаружи надо по довольно крутому склону. Зато убегать через вторые ворота сподручнее: со старта набираешь разгон. У коновязей лошади светлых мастей. Колесницы стоят возле главного корпуса, который высотой метров двенадцать, плюс сверху прямоугольная дозорная башенка высотой метров десять. В корпус два входа, широкий и узкий. К первому ведет пандус. Видимо, через этот вход завозят в здание снабжение на волах. Перед вторым — крыльцо в пять ступеней, над которым деревянный навес. Этот вход, как догадываюсь, ведет в жилые помещения. Перебив находившихся во дворе и не ожидавших нападения защитников крепости, часть моих воинов поднимается по двум каменным лестница на башню и крепостные стены, часть устремилась к пандусу, а остальные — к крыльцу, вслед за убегающими врагами.

Моя колесница выезжает из полутемного тоннеля во двор, с трудом переваливается через толстое тело Шеду, у которого отрублена треть курчавой головы вместе с левым ухом. Рядом с головой большая лужа крови, которая кажется черной, под цвет кожи. Я толкаю Пентаура, чтобы остановился, и расстреливаю из лука четверых врагов на крепостных стенах, которые пытались остановить моих воинов. Снаружи сторожевой ход огорожен каменным парапетом высотой с полметра, за которым можно укрыться, только если ляжешь. Мои воины побежали дальше, на крышу главного корпуса, откуда с десяток лучников стреляли по тем, кто во дворе, в том числе и по мне. Щит Пентаура уже похож на шкуру дикобраза. Я успеваю подстрелить одного лучника прежде, чем мои воины добегают до них.

В это время во двор залетают воины, прятавшиеся в галереях. Им там пришлось сидеть с ночи. Наверное, очумели от жары, неподвижности и молчания. Впрочем, наверняка переговаривались шепотом, но все равно энергии и злости в них накопилось столько, что на крыльцо заскакивают, перепрыгивая через ступеньку.

Они и без меня разберутся с остатками гарнизона, поэтому говорю Пентауру:

— Переезжай в тень.

Колесница возвращается к южной стене, в которой главные ворота. Здесь возле лестницы лежат три трупа вражеских и одного нашего воина, которому стрела попала сверху в спину чуть ниже шеи. Он одет и разрисован под египтянина, но держит зеленый щит корпуса «Птах», а у воинов гарнизона красные щиты корпуса «Ра». Краска вокруг глаз немного размазалась, из-за чего создавалось впечатление, что умерший плачет черными слезами.

Я слез с колесницы, прошелся вдоль коновязи, осматривая лошадей. Они были ниже среднего качества. Разве что одну пару, принадлежавшую ранее, как догадываюсь, коменданту Шеду, можно было отнести к среднему ценовому диапазону. Впрочем, тот, кому они достанутся, будет рад и такой добыче. Всё, что захватим в крепости будет поделено на три части: десятину заберу я, из оставшегося половина будет поделена между пришедшим со мной отрядом и прятавшимися в галереях, а вторая половина — в основном провиант — отойдет в общак.

Глава 106

С раннего утра со стороны моря дует ветер силой баллов пять, заметно понижая температуру. Иногда мне кажется, что чую запах сухих водорослей. Наверное, это море зовет меня так. В небе ни облачка и ни единой птички. Обычно сверху весь день доносится пересвист, а сейчас тихо, словно птицы знают, какое ужасное событие вскоре произойдет здесь, и боятся накликать беду и на себя.

Я стою на колеснице на склоне холма. Она повернута левым бортом к расположившимся россыпью ниже по склону лучникам и пращникам и построенной у подножия холма в десять шеренг фаланге, вооруженной длинными пиками. Пока что щиты стоят на земле, а пики уперты в нее подтоком и положены на плечо. На флангах фаланги по отряду колесниц: на левом — хеттские с тремя членами экипажа, на правом — с двумя членами экипажа из финикийских и других союзных городов. За колесницами стоят по резервному отряду ахейцев и дорийцев, по пять сотен опытных, проверенных бойцов в каждом. Местность тут открытая, зайти в тыл не замеченным трудно, но мало ли что взбредет в голову египтянам?! Вдруг они решили, что в борьбе с народами пустыни выработали универсальный способ побеждать.

Армия Та-Кемета находится на противоположном конце практически ровной и голой долины. Кое-где громоздятся валуны и растут редкие кусты, у которых длинные иголки заменяют листья, или образовались неглубокие впадины. Более глубокие ямы-ловушки, нарытые и замаскированные моими воинами за два дня ожидания вражеской армии, почти не заметны. Я вижу некоторые потому, что знаю, где они должны находиться. Догадываются ли о них египтяне — не знаю. С одной стороны, у них уже есть горький опыт, приобретенный под Алалахом; с другой стороны, с первого раза мало кто врубается; с третьей стороны, египетская разведка на колесницах видела, как вчера после полудня мы якобы только подошли к этой долине, заметили их и остановились; с четвертой стороны, как вам со второй?! Вчера к вечеру в долину прибыли и наши враги. Сейчас они строятся для боя. Впереди колесницы. За ними легкие пехотинцы, в задачу которых входит добивать раненых колесничими, и стрелки россыпью. Дальше копейщики. Ничего нового египтяне пока не придумали. Где-то там и фараон Рамсес, который после смерти отца стал полноправным правителем. По идее должен ехать на золотой колеснице, влекомой парой белых лошадей, но издали кажется, что таких в войске несколько десятков. Наверное, похожие колесницы у близких родственников фараона и богатых сановников. Они стоят в первой шеренге. Уверены, что бессмертны, что сейчас развлекутся малость и отправятся пировать. Скоро кто-то из них узнает пренеприятную новость, если успеет ее осознать.

Ожидание в тягость моим воинам, но стараются не показать вида, обмениваются веселыми репликами. При этом постоянно оглядываются, чтобы убедиться, что я на месте, не сбежал. На меня тоже время от времени накатывает легкий мандраж. Казалось бы, участвовал в таком количестве сражений, больших и не очень, что пора бы привыкнуть, но не получается. Конечно, не так страшно, как в первые разы, но все равно где-то в подсознание вертится мыслишка, что в случае тяжелого ранения меня вряд ли отнесут к морю и отправят в лодке в плавание, как завещал, и переход может не состояться, а я уже привык жить вечно молодым и здоровым. Последние условия обязательны, иначе вечная жизнь превратится в вечный ад.