Народы моря (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 28

Старшим у ахейцев был Эйрас — высокий плечистый блондин лет тридцати, обладатель широкого носа и выпирающего, массивного подбородка, спрятавшегося под густой светло-русой бородой-лопатой. Когда я зашел к ним в комнату, ахейцы молились своему богу — небольшой деревянной статуэтке, изображавшей бородатого мужика с взлохмаченными, как бы вставшими дыбом, волосами на голове. Скорее всего, это их бог войны. Может быть, прототип Зевса? Свет двух больших глиняных светильников с пальмовым маслом отбрасывал на их лица красноватые блики, которые придавали воинственности, жестокости, и наполнял помещение вонью, от которой у меня сразу запершило в горле. Этот запах — запах нищеты — исходит от всех бедняков Та-Кемета. Не совсем бедные делятся запахом пальмового масла, которое втирают в кожу, чтобы не обгореть на солнце. Запах цветочных духов — признак среднего класса и выше. Мой визит не обрадовал ахейцев. Я их особо не притеснял, относился так же, как и к солдатам других национальностей, но командира всегда есть за что не любить. Уверен, что простят мне несвоевременный визит.

— Как только взойдет луна, я уеду отсюда. На север-восток, — показал я рукой, — в Ханаан. Если хотите, можете присоединиться ко мне.

Если они не согласятся, мне придется прорываться в одиночку. Точнее, на трех колесницах, двумя из которых будут управлять мои рабы-мужчины, и с минимальным количеством багажа. У этого варианта было много слабых мест.

— Нас убьют, если догонят, — после паузы медленно произнес Эйрас.

Говорил медленно он по жизни, а не только из-за плохого знания египетского языка.

— Если будет, на чем гнаться, — сказал я. — Мы уведем всех лошадей.

В крепости двадцать шесть лошадей для тринадцати колесниц (две — вновь прибывших) и четыре осла, впрягаемые в две двухколесные рабочие повозки. Есть еще пара волов для хозяйственных нужд, но на них уж точно не погонятся за нами.

— В ближайшее время у вас вряд ли появится такой же шанс вернуться к своим семьям, — подсказал я.

Ахейцы смотрят на меня, не отрывая глаз. Большинство из них поняло только общий смысл сказанного мной. Теперь пытаются интуитивно оценить ситуацию и принять решение.

Кивнув на их деревянного божка, добавляю крамольное:

— Бог услышал ваши молитвы. Услышите ли вы его совет?

Последняя фраза сработала. Ахейцы переглянулись и тихо загомонили на родном языке. Судя по отдельным, угаданным мною словам, стал для них вестником бога.

Пользуясь моментом, потребовал:

— Одно условие — беспрекословно выполнять все мои приказы, пока не доберемся до города на берегу моря. Там вы пойдете своим путем, я — своим.

Ахейцы обменялись несколькими короткими репликами, и Эйрас озвучил их решение:

— Мы согласны.

— Тогда поклянемся вашему богу соблюдать наш договор, — предложил я.

Клятвопреступничество у всех народов в эту эпоху — самый страшный грех. Они уверены, что от богов не спрячешься, найдут и накажут. Стопроцентной гарантии, что клятва убережет меня от смерти от их рук, не было, но прорываться на трех колесницах еще опаснее.

Повернув обе руки ладонями к деревянной статуэтке, ахейцы поклялись подчиняться моим приказам до прибытия в город на берегу моря. Я точно так же продемонстрировал ладони, пустые, то есть, такие же чистые, как и мои помыслы, и поклялся на египетском языке, понятном ахейцам.

Затем я разделил их на группы и каждой поставил задачу. Ночью в крепости выставлялись пять постов по два человека в каждом: на четырех углах на крыше и у ворот. Никогда все пять постов не были из людей одной национальности. Такой порядок завели до меня. Я поручил одним ахейцам тихо оглушить и связать часовых из других народов, другим — подпереть открывавшиеся наружу двери остальных спален и из казармы во двор, чтобы никто не смог выйти без помощи извне, третьим — запрячь колесницы и погрузить на них и ослов запасы еды и питья, оружие и ценные вещи. Две телеги, в которые запрягли ослов, повезут членов моей патриархальной семьи, включавшей и рабов, со всем ее барахлом. Волов оставим гарнизону, потому что слишком медленные.

Шума, конечно, мы наделали много. Уверен, что некоторые солдаты гарнизона услышали суету на первом этаже, но благоразумно решили не вмешиваться. По взглядам, которые солдаты бросали на меня после приезда замены, догадался, что они сделали правильный вывод, что надо мной сгущаются тучи. Поскольку службой я их не перенапрягал и гадостей вроде бы не делал, предпочли «проспать» мои сборы.

Слышал, наверное, и мой катана Пентаур, которому я после приезда замены сказал:

— Вот и закончились твои страдания. Скоро будешь дома в Мен-Нефере.

В отличие от меня, Пентаур не продал свой дом, оставил в нем старую жену и часть рабов, а в Джару приехал с молодой наложницей, захваченной в сражении с чихну. Служба в крепости была ему в тягость. В этой дыре его удерживала только надежда на новую войну и трофеи.

— Подозреваю, что моя служба закончилась, так что тебе тоже придется подыскивать нового сенни. Или уйти на покой. Ты теперь состоятельный человек, можешь прожить и без службы в армии, — продолжил я.

— Все будет хорошо, тебя ждет повышение! — попытался он утешить меня (или себя?!).

— Иногда хорошо — это совсем не то, что мы ждем, — туманно выразился я и посоветовал: — Если будут спрашивать обо мне, говори, что я тебе всегда не нравился, но служба есть служба.

— Не могу я такое сказать! — искренне возмутился Пентаур.

— Сможешь, — твердо произнес я. — Не обижусь, так что не переживай.

Глава 24

Молодой месяц тонким серпиком появился на востоке. Несмотря на свою кажущуюся малость, света давал достаточно, чтобы разглядеть накатанную дорогу. Тем более, что мы ехали почти на него. Путешествие в сторону Луны. Вот уж где не хотел бы побывать. Наверное, потому, что там нет моря.

Наш караван растянулся на пару сотен метров. Я на колеснице ехал впереди один. За мной и тоже на колеснице, но с возницей — Эйрас. Затем еще три колесницы по два солдата в каждой, за ними — две повозки, запряженные ослами, которыми управляли мои рабы-мужчины и на которых ехали пассажирами, усевшись поверх барахла, женщины и сын, и три колесницы с возничими и грузом и замыкали пять колесниц с парами солдат. Из-за ослов двигались медленнее, но, по-любому, быстрее пешеходов.

Часа через два небо начало светлеть. Когда совсем рассвело, я остановился на вершине холма и посмотрел назад. Ни крепости, ни погони видно не было. Наверное, солдаты гарнизона уже проснулись, освободились, растолкали беспробудно спящих Яхмеса, Хаемхата и других командиров и порадовали их приятной новостью. Оба не производили впечатления людей глупых или чересчур усердных, так что вряд ли кинутся догонять нас пешком. Часа через два припекать будет так, что и на колеснице станет тяжко ехать.

Рядом со мной остановился Эйрас и тоже посмотрел назад. Мне показалось, что густые светло-русые усы зашевелились вслед за губами, расползающимися в улыбке, хотя глаза так и остались напряженными.

— От одной опасности избавились, — подвел я итог. — Осталось не нарваться на грабителей.

— Если тебя послал бог, не нарвемся, — глядя мне в глаза, медленно произнес предводитель ахейцев.

Я выдержал его взгляд, не моргнув ни разу.

— Здешние грабители привыкли нападать днем, а по ночам отдыхать. Если мы будем двигаться ночью, у нас будет меньше шансов встретиться с ними, — предложил я.

— Как скажешь, так и сделаем, — согласился Эйрас.

К полудню мы добрались до небольшого поселения — пять домов, включая что-то типа караван-сарая, построенных возле глубокого колодца с воротом. Здесь останавливаются на ночь купеческие караваны. Мы остановились на день. Хозяину караван-сарая — угрюмому старику с обвисшей загорелой кожей, покрытой черными пигментными пятнами — я сказал, что по приказу чати Панехси ускоренным темпом добираюсь до Газы, и в доказательство помахал перед его носом приказом, позаимствованным у нового коменданта крепости Джару. Старик знал меня, приезжал несколько раз в крепость, продавал баранов и арбузы и дыни. Ему было плевать, куда и зачем я еду, лишь бы побольше купил у него продуктов. Да и мне по большому счету было плевать на то, поверит или нет. Людей в поселении раз-два и обчелся, с нашим отрядом им не тягаться. Так я вживался в роль египетского чиновника, исполняющего приказ высшего начальства.