Народы моря (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 3

Оказывается, египтяне с удовольствием нанимали в свою армию иностранцев. Сами воевать не хотели, что говорило о приближающемся закате этого суперэтноса. Он еще богат, чтобы отправлять других воевать за себя, но скоро содержание такой армии обойдется слишком дорого. Нанимали не только свободных людей. Стражники с клеймом на правом плече, которых я видел во дворе, когда-то попали в плен и согласились служить в армии. Они считаются рабами фараона, но получают плату и долю от добычи, пусть и меньшую, чем вольнонаемные.

— Скоро прибудет караван из Пунта. Я договорюсь, чтобы тебя довезли до Мен-Нефера и помогли поступить на службу, — заверил меня комендант гарнизона и тут же спросил: — У тебя есть, чем заплатить за проезд?

— Я приплыл на лодке. Если ее продать, то, надеюсь, хватит на оплату проезда, — ответил я.

— Надо посмотреть твою лодку. Если хорошая, помогу продать ее так, чтобы хватило и на проезд, и на благодарность мне, — сказал Анупу, которого я чуть было не заподозрил в страшном грехе — бескорыстности.

— Она стоит на берегу, — подсказал я.

— Завтра посмотрю, — пообещал он.

— Не украдут? — спросил я.

— Мои солдаты присмотрят за ней, — заверил комендант.

Угощать меня второй чашей вина он не отважился. То ли заметил, что пришлось не по вкусу, то ли тупо пожадничал. По мере общения с Анупу я все больше склонялся ко второму варианту.

— Я сейчас уйду домой. Живу здесь неподалеку. До завтрашнего утра не вернусь, если ничего не случится. Можешь ночевать здесь, — показал он на ложе, застеленное овчинами. — Я предупрежу, чтобы тебя кормили. Заплатишь мне после продажи лодки.

Мне оставалось только поблагодарить за такой щедрый жест.

Глава 2

Крепость Канала была метров сто двадцать длиной и около ста шириной. Внутри находилась казарма, храм богу Птаху, который в фаворе у нынешнего фараона, а потому и у всей страны, и десятка три двухэтажных домов из сырцового кирпича с плоскими крышами и высокими дувалами. В крепости жила местная знать, военно-административная и торговая, в основном египтяне. Все остальные — рыбаки, моряки, бурлаки, охотники, мелкие торговцы, по большей части «понаехавшие» — за ее пределами, в слободе, растянувшейся параллельно волоку и каналу. Ближе к крепости дома были двухэтажными, основательными, а чем дальше, тем ниже и хуже. В самом конце стояло несколько шалашей из связок тростника и папируса, обмазанных глиной. Канализация есть в крепости, но нет в слободе. Воду доставали из колодцев с помощью «журавлей». Она была солоноватая, невкусная. Воду обычно использовали только для приготовления пищи. Пили пиво и вино, по большей части привозные, и коровье или козье молоко. Впрочем, коров я видел всего двух. Мне показалось, что климат стал жарче, чем был в предыдущую эпоху, поэтому коров пасти здесь практически негде, и их молоко стоит раза в два дороже козьего.

Денег в виде монет египтяне еще не придумали. Используются кольца из металла весом граммов девять и девяносто. Первые, независимо от металла, называются кедет или кит (кольцо), вторые — дебен. Причем бронзовый дебен уже утверждается в роли денег и представляет собой согнутый в браслет кусок проволоки, а серебро и золото пока отстают. Интересно было соотношение цен металлов: бронзовое кольцо было в три раза дешевле серебряного, а то — почти в полтора раза дешевле золотого. Если в Шумере цены на металлы остались на том же уровне, что был при мне, можно было бы нехило навариваться на обменных операциях. Правда, на переходы туда-обратно уходило бы слишком много времени. Короткорогий бык, который где-то на треть меньше длиннорогого, стоит здесь дебен серебра или три дебена бронзы. У меня с собой были серебряные и золотые шумерские кольца весом один, три, шесть и двенадцать гин. Я обменял серебряное кольцо в двенадцать гин, которое было малехо тяжелее дебена, на быка. Животину отдал солдатам гарнизона на общий стол. Мне не составило труда догадаться, что кормить меня будут за счет солдатских пайков, урезая по чуть-чуть каждый. Зная, что солдат сытым не бывает, я решил не заводить целый гарнизон врагов, сделал ответный дар, который приняли с благодарностью. Больше никто не косился на меня, когда писец — пожилой египтянин с подслеповатыми глазами и в старом, «облысевшем» парике — выдавал мне утром суточную солдатскую пайку в две с половиной мины хлеба (около двух килограмм), мину мяса и кувшин в пару литров ячменного напитка, похожего на шумерское пиво, а оба похожи на британский эль. Все остальное солдаты покупали за свои. Точнее, брали в долг у писца под следующую зарплату.

Лодку мою командир гарнизона продать пока не сумел. Самое забавное, что продавал в храме богу Птаху. У египтян храм — не только религиозный, но и деловой центр. В нем заключаются крупные сделки. Мелочевкой торгуют на рынке — небольшой площади за воротами, выходящими к волоку. Там рано утром собираются продавцы и покупатели. Судя по показаниям солнечных часов, будто бы позаимствованных в Шумере (или наоборот?), часам к девяти утра, самое позднее к десяти, рынок прекращает работу.

Вопрос о том, кто у кого позаимствовал — Египет у Шумера или наоборот — появился у меня не просто так. Глядя на египтян, слушая их речь, мне все время казалось, что передо мной «черноголовые», разговаривающие на шумерском языке, испорченном настолько, что я не сразу угадал его. Египтяне и шумеры явно были родственными народами. Может быть, одна группа расположилась в Двуречье, а другая — на берегах Нила, смешавшись с местным населением и переняв часть их языка и обычаев. Или было вторичное перемещение из одной зоны в другую, тем более, что в обоих случаях оседали на берегу большой реки в жарком климате. Если это так, то, скорее всего, десант отправился из Египта и увез пиктограммное письмо и память о пирамидах, самые первые из которых, о чем я читал и смотрел фильмы в двадцать первом веке, были построены не землянами. Слишком низок был их технический уровень для возведения таких сооружений. Им поздние, более примитивные пирамиды и те давались с трудом, а шумеры и вовсе ограничились убогими зиккуратами. Явно просматривалось инопланетное вмешательство, о чем повествовали и шумерские мифы.

В ожидании каравана из Пунта, первую половину дня, пока не жарко, я проводил в прогулках по окрестностям, охоте на уток на Горьком озере и рыбалке в море. Заодно охота и рыбалка помогали делать более разнообразным мое меню. После сиесты, которая здесь обязательна для всех, даже для рабов, общался со стражниками, изучая египетский язык. Как иностранцы, они знали этот язык в облегченной форме, поэтому быстро научился понимать их, а они — меня. Иногда играл с ними во что-то типа шашек. Прямоугольная доска была расчерчена на тридцать три белые и черные клетки. Фигурки напоминали шахматные пешки, у каждого по шесть, девять или двенадцать, как договорятся. Ходишь согласно выпавшему на двух костях, которые, как и у шумеров, пирамидальные, только две вершины черные, а две белые. Какие цвета сверху, на такие клетки и передвигаешь свои фигурки. Можешь сделать два хода одной шашкой или по одному двумя. Зашел на поле, занятое вражеской — убрал ее с доски. Выигрывает тот, кто первым дойдет до противоположного конца доски. Вроде бы простенькая игра, а сколько в ней вариантов. Про эмоции игроков и вовсе промолчу.

Караван из одиннадцати судов прибыл на шестой день моего пребывания в крепости. К тому времени я утвердился в мысли, что служба в приграничном гарнизоне только для лодырей и стариков. Остальные здесь удавятся от скуки максимум через месяц. Суда были такие же, как и те, что я увидел здесь первыми. Встав на якоря на рейде, экипажи сразу отправились в храм приносить жертвы богу Птаху в благодарность за то, что благополучно совершили плавание по Красному морю, очень продолжительное и опасное, судя по одиннадцати забитым быкам, специально для этого пригнанных сюда местными торговцами. Как по мне, спокойнее Красного моря только Персидский залив. Представляю, сколько бы скота извели египтяне, если бы прошли такую же дистанцию по северным морям.