Народы моря (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 71

От кромки воды до стены метров сто пологого берега с обкатанными рекой валунами и мелкими камешками. На эту ширину река разливается во время весеннего половодья. Сейчас она намного уже. Даже не верится, что сможет настолько наполниться водой. За этими мыслями я дохожу почти до стены, когда сверху доносятся крики. Кто-то заметил нас. После чего послышались гулкие удары в било. В утренних сумерках, наполненных сыростью, звуки словно бы прорывались через вату.

Услышав их, Эйрас обязан повести свой отряд в атаку. Нападать будет нерешительно, чтобы не губить зазря воинов. Надеюсь, этого хватит для отвлечения внимание горожан. Они в первую очередь побегут к воротам, предполагая, что основной удар наносится там, а здесь через реку перебрались несколько человек, отвлекая внимание. Пока сообразят, что главная опасность не там, где они ждут, будет уже поздно.

Я останавливаюсь подле стены. Крупные камни, из которых она сложены, тоже покрыты каплями росы. Сверху прилетает камень поменьше, падает левее меня, на правое плечо воина, который издает звук, похожий на икание, и медленно оседает. Я поднимаю щит над головой, смещаюсь правее, к лестнице. По ней уже поднимаются двое, а третий придерживает. Я пропускаю вперед еще одного воина, после чего сам хватаюсь за перекладины. Они сухие и после мокрой и холодной стены кажутся теплыми. Несмотря на то, что подошвы сапог у меня очень толстые, перекладины продавливают их, складывается впечатление, что я босой. Сверху падает воин. Сперва на моего предшественника, а потом и на меня, на щит, который от удара бьется о мой шлем, а потом скользит вниз, чуть не вывернув мне руку. Мой предшественник останавливается на самом верху лестницы. Я вижу его босые ноги с темными, то ли настолько грязными, то ли ороговевшими пятками. Слышу звон оружия о щит и жду, когда и этот воин свалится на меня. Нет, справляется с противником и перешагивает на стену между зубцами высотой сантиметров шестьдесят, а потом спрыгивает на сторожевой ход. Торопливо преодолеваю последние ступеньки, протискиваюсь боком между зубьями, десантируюсь на сторожевой ход. Он неровен. Плиты уложены вкривь и вкось. Шириной метра четыре и без защитного бортика с внутренней стороны. Представляю, сколько человек сломали ноги, навернувшись со стены.

Правее меня вдоль стены каменная лестница, ведущая вниз. По ней поднимается отряд человек из десяти, к которому спешат на помощь, выбегая из близлежащих домов, другие защитники города. Все с копьями, которыми удобно колоть между зубцами, но не на лестнице, когда поднимаешься. Два моих воина, стоя на верхней площадке, не дают им выйти на сторожевой ход. Я подхожу к лестнице, оказавшись выше и сзади трех сахаппцев. Тремя ударами сабли по незащищенным шеям, начав с задней, отсекаю им головы. В это время кто-то часто и сильно бьет несколько раз копьем по щиту, а другой — по левой поноже. Один из моих воинов спускается по лестнице и отвлекает внимание врагов от меня. Я смещаюсь по сторожевому ходу влево и, сильно наклонившись и прикрыв голову щитом, достаю кончиком сабли еще одного сахаппца, может быть, того, кто пытался проколоть мне ногу. Он падает назад, на своих, мешая им. Его скидывают с лестницы. Будто в наказание за такое обращение с сослуживцем, скинувшего убивает мой воин, разрубив мечом правую ключицу и часть грудной клетки, защищенной всего лишь кожаным доспехом. Скорее всего, против нас сражается городское ополчение, назначенное сюда ввиду, как думали сахаппцы, малой вероятности нападения с этой стороны. Лучшие хеттские воины сейчас отбивают ложную атаку Эйраса.

Я сбегаю по лестнице почти до середины ее и спрыгиваю с высоты метра полтора на вражеский труп, который смягчает мое приземление. Пространство между стеной и ближними домами не мощеное. Впрочем, грунт каменистый, плотный, не должен раскисать во время дождя. В нижней части лестницы и возле нее собралось десятка два человек. Часть тех, кто возле лестницы, бросается на меня. Действуют не организованно, каждый сам по себе. Я отступаю к лестнице, сложенной из плохо обтесанных камней, которые выпирают, не давая прижаться плотно, отбиваюсь сразу от троих. Двое пытаются кольнуть меня копьями с дистанции, а третий мешает им, выскочив вперед и размахивая топором с узким тонким железным лезвием. Первым же ударом он вгоняет топор в мой щит с такой силой, что у меня немеет левая рука ниже локтя. Топор застревает в щите, сахаппец пытается выдернуть его, позабыв о защите. Я разрубаю этому придурку войлочный шлем вместе с головой и, пока он не упал, делаю шаг вперед и отсекаю правую руку другому, который справа, а потом колю острием сабли в район уха, чуть ниже железного ободка шлема, и сразу отшагиваю, прижимаясь спиной к неровной поверхности лестницы. Рядом со мной приземляется один воин из моей армии, а за ним еще два.

— Построились! — выставив вправо руку, кричу я им.

Вчетвером мы образуем шеренгу и движемся на врага, который пятится от тех, кто спускается по лестнице. Нападение с фланга вносит сумятицу в их толпу, но, надо отдать должное, не обращает в бегство. Дерутся сахаппцы отчаянно. Знают, что пощады им не будет. Как мне рассказали ахейцы, много-много лет назад, может быть, больше века, хетты остановили их расселение на территории будущей Турции, действуя беспощадно. Обычно убивают мужчин, оказывающих вооруженное сопротивление, а остальных делают рабами. Хетты уничтожали всех подряд и сжигали поселения. Наверное, понимая, что долго отбиваться сил не хватит, решили отпугнуть чрезмерной жестокостью. Информации сейчас у людей мало, поэтому помнят всё и, несмотря на неумение писать и читать, передают из поколения в поколение, кому надо отомстить при первой же возможности. Срока давности по таким делам пока что не существует, потомки в десятом колене могут заплатить за своих предков.

Расправившись с отрядом у лестницы, я жду, когда наберется с полсотни человек, выстраиваю их привычным клином и веду через город к единственным воротам. Там должны быть лучшие воины, только уничтожив которых можно будет считать город нашим. Правее и левее меня другие командиры формируют такие же отряды, чтобы идти по параллельным улицам. Не первый штурм, все знают, что надо делать.

Город уже пал, но сахаппцы пока не согласны с этим. Из переулков или дворов выбегают вооруженные мужчины и, несмотря на то, что шансов победить у них никаких, вступают с нами в бой. Я, почти не задерживаясь, срубываю очередного камикадзе и замечаю впереди площадь и на ней высокий храм богу грозы Тешибу, судя по барельефу на передней каменной стене. На этот раз Тешибу скачет на быке, которого подгоняет молнией. Или просто так опустил руку с ней. На голове у бога грозы высокая шапка, похожая на те, что были в моде у французских революционеров. Вряд ли они знали о существовании Тешибу, а он все-таки бог, мог дотянуть до того времени и нашептать, как надо пугать обывателей. Возле храма толпятся мужчины и женщины. Первые без оружия и в таких же, как у бога, высоких шапках из войлока. Этот головной убор носят сейчас хеттские жрецы. Среди сахаппских очень много молодых. Наверное, от армии косят. Завидев нас, жрецы вместе с женщинами забегают в храм и закрывают за собой деревянные двери. Нам некогда с ними возиться, так что пусть думают, что это бог защитил. Может быть, вера в него поможет им легче переносить рабство, в котором окажутся уже сегодня.

Возле ворот стоит пара сотен сахаппских воинов. В первой шеренге обладатели железных мечей, шлемов и чешуйчатых доспехов. Не знаю почему, но хетты так и не додумались до подобия бригандины, предпочитают выковывать из железа небольшие овальные пластинки и делать из них такие вот доспехи. Они прочнее при прямом ударе, но можно ударить под чешуйки снизу или сверху, смотря, как набрана, копьем с узким тонким плоским наконечником и запросто убить. Впрочем, моя сабля разрубает чешую, пусть и не запросто.

Почти одновременно к воротам выходит еще один наш отряд — и мы атакуем защитников города с двух сторон. Первым делом я пропускаю удар по шлему. Набивка в нем из утрамбованной шерсти смягчает удар, так что ощущение, будто ударили по голове перьевой подушкой. Тряхнув головой и словно сбросив со шлема чужое оружие, отсекаю руку с мечом из нержавеющего железа, которым пытались убить моего соратника справа. Следующим ударом проламываю железный шлем. Не знаю, достал ли до черепа, или у сахаппца случился болевой шок из-за отрубленной руки, но он сразу как бы приседает и от толчка сзади падает вперед, словно собирался применить борцовский прием «проход в ноги», но сплоховал. Я рассекаю чешуйчатый доспех на ключице того, кто толкнул безрукого, колю в лицо его соседа справа, отрубаю еще одну руку с мечом… Дальше работаю на автомате, замечая лишь отдельные детали, в основном перекошенные яростью лица и светлые зубы в приоткрытых ртах, между темными усами и бородами. При этом успеваю сделать вывод, что русоволосых среди хеттов больше.