Чарли Бон и Алый король - Ниммо Дженни. Страница 18

— Бенджамин! Уйми свою собаку! Нам с отцом надо писать отчет, а наши справочники разбросаны по всему дому! — закричала она.

Бенджамин моргнул:

— Ты имеешь в виду словари, мама?

Миссис Браун топнула ногой:

— Выведи его на прогулку! Сейчас же! — Она отступила от двери и указала на лестницу.

Не говоря ни слова, три мальчика натянули куртки. Билли сунул Босха в карман, а Бенджамин взял Спринтера на поводок.

Как раз когда мальчики вышли из дома, от противоположного тротуара отъезжал кокетливо разрисованный фургончик, но в тот момент Чарли ничего не подумал. Он сказал остальным, что не может пойти с ними, потому что у него есть неотложное дело и ему непременно надо быть кое-где. Смиренно пожав плечами, друзья отпустили его, признав тем самым, что его проблема важнее прогулки в парке.

Из кухни дома номер девять доносилось какое-то странное, низкое жужжание. Хотя ему и не терпелось поподробнее разглядеть фотографию, Чарли опять спрятал ее в карман и заглянул в кухню. Он увидел, что все его семейство собралось вокруг кухонного стола и разглядывает большую плетеную корзину с крышкой, в какой обычно доставляли продукты. Бабушка Бон сидела возле печки, прислонившись к ней спиной.

— Взгляни-ка, Чарли, корзина Патона! — едва ли не с благоговением произнесла мама. — Ее привезли всего пять минут назад.

Крышка была уже откинута. Чарли увидел в корзине бутылку шампанского и множество коробок и коробочек со всякими экзотическими этикетками.

— Тут еще и записка.

Эми покопалась среди блестящих упаковок с орехами и банок с постукивающими замороженными фруктами, выудила карточку с золотым обрезом и передала ее дяде Патону.

— Надо же, какой вычурный почерк, — разглядывая открытку с кратким текстом, обведенным золотой рамкой, заметил дядя Патон.

Дорогой мистер Юбим, несчастная смерть немного отсрочила Ваш пятничный праздник.

Надеюсь, этот случай не причинил Вам лишних неудобств.

Провизия порадует сердца и поддержит традицию.

— Ужасный стиль, — заметил Чарли. — Даже я и то написал бы лучше.

— Очень остроумно, — даже не взглянув на него, бросила бабушка Бон.

— О, глядите-ка, королевские креветки! Еще не разморозились. Я положу их в морозилку, Патон? — воскликнула Мейзи.

— Мм… Оставь, пусть размораживаются. Я съем их на обед. — Дядя Патон облизнулся.

Что касается Чарли, то корзинка прибыла как раз вовремя. Мама с Мейзи, не переставая ахать, извлекали из нее очередной аккуратно завернутый лакомый кусочек. А он с чувством огромного облегчения от отсутствия расспросов, где это он шатался все утро, поднялся в свою комнату.

Едва закрыв дверь, он вытащил фотографию и сел на кровать. На снимке мальчик увидел человека, стоявшего вполоборота к камере. Несмотря на крупные хлопья снега на переднем плане, Чарли все-таки разглядел, что это Бартоломью, в шерстяной шапочке, толстой куртке и высоких шнурованных ботинках.

Чарли поднес снимок к самым глазам. Белая моль перелетела комнату и села ему на руку.

— Эту фотографию сделал мой отец. Он был там. Смотрел через видоискатель на Бартоломью Блура, а потом щелк, и вот — память на целую вечность. Так что если я туда войду и посмотрю в видоискатель с обратной стороны, то увижу отца. Поняла? Что ты об этом думаешь? — спросил он ее.

Моль села ему на запястье, и он улыбнулся, почувствовав легчайшее прикосновение крошечных лапок. От волнения у него даже задрожала рука, и моль опять взлетела. Ее блестящие крылышки трепетали теперь у кончика его указательного пальца.

— Все будет хорошо, правда?

Чарли уже слышал поскрипывание снега и чье-то дыхание. Он очень любил этот миг, когда сразу после появления звуков он обнаруживал, что вплывает в картину.

— Ну, была не была!

Мальчик почувствовал, как тело становится невесомым и его затягивает в густой туман времени. Вот он уже начал в медленном кружении приближаться к одинокой фигуре Бартоломью… и к человеку с фотоаппаратом.

Смех. Смех и добрый, и веселый. Знакомый голос? Чарли слышал хриплое кряканье Бартоломью, нет, это был совсем другой, раскатистый смех.

— Хватит, Лайелл! Слишком густой снег.

Никто не ответил.

— Ты уронишь камеру. И надень перчатки, а то отморозишь пальцы!

В ответ смех.

Интересно, видел ли Бартоломью его лицо в такой плотной снежной пелене? Когда Чарли путешествовал, люди, которых он посещал, видели лишь его лицо, и это слегка нервировало их.

Сильный порыв ветра швырнул снег мальчику прямо в глаза. Он попытался их протереть, но пальцы окоченели от холода.

— Бартоломью! — позвал он.

Но Бартоломью, не слышавший его, резко повернулся и пошел в другую сторону.

— Пойдем, Лайелл! Хватит фотографировать! — крикнул Бартоломью на ходу.

Вот теперь Чарли повернется. Сейчас, сейчас он, конечно, увидит человека с фотоаппаратом.

Он повернулся.

И увидел человека в куртке с отороченным мехом капюшоном. Человек прятал подбородок в воротнике, а остальную часть лица закрывала камера.

— Лайелл! Скоро начнет темнеть. Надо возвращаться, — опять крикнул Бартоломью.

И опять тот же мягкий смех.

— Иду.

Чей это голос? Знакомый? Камеру опустили и убрали в карман. Капюшон поправили, надвинув его на глаза. Потом, склонив голову, натянули перчатки.

— Папа, — закричал Чарли. — Папа!

Человек шел прямо на него, но прошел мимо, согнувшись чуть ли не пополам в борьбе со встречным ветром.

— Папа!

Чарли протянул руку и схватил только горсть снега.

Человек поднял лицо к небу, будто сквозь метель услышал его голос. Капюшон свалился на спину, и Чарли вроде бы увидел лицо, но очень неясно, расплывчато, как будто за заиндевевшим окном. А потом и вовсе все пропало за стеной снега.

— Подожди! — хотел крикнуть Чарли, но, когда открыл рот, с губ сорвались только крошечные льдинки и с тоненьким звоном упали в снег. У Чарли было такое ощущение, будто грудь ему пронзили ножами. — Куда же мне идти? — прохрипел он.

— Откуда пришел, — ответил внутренний голос.

Но совершенно замерзший Чарли никак не мог сообразить, что же делать дальше.

Чарли подумал, что так можно и умереть от холода. Но говорят, это лучший способ уйти. Он закрыл глаза. В темноте все было мирно и спокойно. Скоро он заснет.

Что-то ударило Чарли по руке. Мальчик попытался отмахнуться. Но это «что-то» отчаянно цеплялось за его пальцы, ползало по лицу, дергало за волосы, пощипывало подбородок.

— Дай поспать, — промычал Чарли.

Снег укутывал его уютным теплом.

— Вернись, — прошептал ему голос, словно сделанный из прекрасного шелка, мягкий, но повелительный.

Чарли почувствовал, что его поднимают. Его кружит по воздуху, становится все теплее, теплее, теплее… и он открыл глаза!

Чарли лежал на постели, а над ним кружилась моль, и крылышки у нее отливали серебром ярче, чем когда-либо.

— Это ты сделала? — недоверчиво спросил он. — Вернула меня сюда?

Моль села ему на руку. Конечно, голоса никакого не было, но они очень хорошо понимали друг друга, и он услышал:

— Да.

Чарли сел на кровати.

— Значит, если я отправлюсь в какое-нибудь путешествие и ты будешь со мной, я всегда смогу вернуться?

Но ответа не получил, потому что в это мгновение по всему дому разнесся крик боли и ужаса, от которого у него замерло сердце.

Кричала мама.

Замороженная Мейзи

Кричала Эми, но беда стряслась с Мейзи. Первое, что он увидел, — это бабушку Мейзи, стоящую посредине кухни. Она стояла лицом к двери и, казалось, смотрела прямо на мальчика, открыв рот от изумления. Рядом с ней стояли Эми и дядя Патон. Эми стиснула руки, а дядя Патон стоял с вытянутыми руками, словно не знал, куда их девать.