Король боли (СИ) - Хаан Ашира. Страница 3

Мои сокровища. Чужие тайны. Самые страшные секреты. Здесь, в каждой маленькой пластмасске, прячутся кусочки сердец самых ужасных извращенцев, самых странных придурков, самых непонятых в мире няш.

Если бы их соседи знали, что та девочка в белом свитере и подвернутых джинсах по воскресеньям переодевается в алую кожу, чтобы делать очень больно огромным брутальным мужикам…

Что тот улыбчивый отец семейства, который везет коляску с двойняшками и по утрам бегает наперегонки со своей собакой, держит в подвале зубоврачебное кресло и набор медицинских инструментов вовсе не потому, что работает стоматологом…

Что больше всего эта милая полноватая женщина, у которой так буйно цветут в саду розы хочет перестать дышать хотя бы на две минуты, пока на ее горле стоит сапог…

Они бы сдали их властям, они бы вымазали их ворота дегтем, они бы переселились в другой район, подальше от больных уродов!

Но мы умеем хранить наши секреты.

А я умею хранить кусочки их сердец. Одна из немногих, кому они доверяют.

Потому что я — идеальная сваха.

Так уж вышло.

Черт его знает, как оно работает. Только мне нужно почувствовать человека: оказаться с ним в постели, дотронуться, поцеловать, испытать боль или удовольствие — и я точно понимаю, кто подойдет ему лучше всего. Это работает и с обычными людьми, но им живется проще, а их отчаянное одиночество не такое острое, как у тех, чьи рамки сужаются до буквально сотни человек во всем мире только потому, что им нравится нечто странное.

Любовь ценится в нашем мире сильнее всего на свете.

Настоящая любовь. Идеальная. Такая, что ты точно знаешь — этот человек был создан для тебя во всем, от мыслей до тела.

Даже прожженные циники готовы на что угодно, как только понимают, верят, допускают в свой высохший разум мысль, что где-то сейчас ходит по миру их вторая половина. Часть их души. Человек, рядом с которым они всегда будут чувствовать себя дома.

Я никогда не увлекалась играми в боль. У меня низкий болевой порог, я не выношу иголок и крови, у меня нет этого странного голода по чужой власти надо мной. И тем более мне не хочется всех страшных вещей, о которых нормальные люди даже не слышали, а у нас это часть повседневности.

 Это получилось случайно — из любопытства сходила на одну вечеринку, потом пригласили на другую. В клубе было красиво, театрально, ярко. Совсем не так бесстыдно и захватывающе страшно, как обычно. Но я выяснила это только потом.

Вовлекаться я не собиралась.

Всего лишь поцеловалась с парой красавчиков, но вовремя удрала. И взяла в руки плеть, чтобы почувствовать впервые в жизни, как это — бить живого человека. Который совсем не против.

И вдруг меня торкнуло и повело.

Если бы на свете существовал бог, я бы сказала, что это была его рука. Что именно эти три человека, случайно встреченных и случайно коснувшихся меня частью своего открытого сердца, оказались теми, кто должен быть вместе. Да, втроем. Да, и так бывает.

Чего мне стоило понять, что им надо об этом рассказать!

Но потом стало легче.

Я могу соединить кого угодно — с кем угодно.

Мужчину с обхватом члена в двадцать пять сантиметров я привела за руку к женщине, которая в свои тридцать никогда не занималась сексом. Она была… слишком широкой. И даже не пробовала ни с кем встречаться. Стеснялась, наслушавшись анекдотов про «карандаш в стакане», а врач еще в юности предложил ей операцию по ушиванию влагалища, чтобы подарить хоть какой-то шанс на личную жизнь.

Соединить их было легко.

Сложнее оказалось найти любителю сдирать кожу — ту, что была бы его единственной.

Или женщине, которая согласна заниматься сексом только с плюшевым медведем — кого можно найти ей?

Оказалось, что извращения и странности совпадать не обязаны. Если бы все было так просто, хватило бы хорошей компьютерной программы и базы извращенцев, которая есть у владельца сети наши клубов, например. Но то, чем люди занимаются и кого хотят — не всегда совпадает с тем, что им на самом деле нужно, и кто им подойдет лучше всего. Иногда это очень, очень, очень разные вещи.

Та девушка с плюшевым медведем вышла замуж за того, кто любил сдирать кожу. Меньше всего я люблю рассказывать, как я с ним познакомилась, и чем это кончилось. Но сейчас у них трое детей, и я редко вижу такие счастливые пары.

Очень знаменитые счастливые пары. Тссссс…

В этом городе был один из самых уютных клубов сети, которую держит человек по имени Князь. Меня не было в базах, даже в самых секретных, даже в самых примитивных — для фейс-контроля. С тех пор, как я попросила стереть любые мои следы. Я уже давно не была Ингой Росси, этот паспорт я сожгла первым. Наши знали меня как Ing, а чужие мне не были нужны. С начала года я сменила десяток имен, забыв каждое из них.

Зато я знаю, где можно прочитать новый пароль для входа, который владелец прячет для тех, кто, как и я сейчас, не хочет светиться вообще.

Днем это место похоже на джентльменский клуб, а не гнездо разврата. Вычурная мебель, деревянные панели на стенах, мрамор, мозаика и толстые пушистые ковры под ногами.

Камин, у которого стоят два кресла с высокими спинками, круглый дубовый стол для карточных игр, библиотека со стеллажами до потолка и лесенками на колесиках, курительная комната с резными скамьями… Все очень чинно и благородно.

У Князя всегда так. Зайдешь в пустой клуб и не поймешь, что тут происходит вечерами.

А днем тут просто уютно. Сидеть у камина с толстостенной чашкой, смотреть на огонь и знать, что без моего разрешения здесь со мной никогда ничего не произойдет.

Ни сейчас…

Ни вечером, когда пустые тихие комнаты начнут заполнять самые странные личности в мире. Большинство в масках, как и я — моя тонкая кружевная, плотно прилегающая к коже. Не портит вид, но и не дает запомнить лицо.

Мне тут настолько хорошо, что я опрометчиво подумала о том, чтобы задержаться на несколько недель. Отдохнуть от вечной беготни. Постараться ни с кем не ложиться в постель и пить ромашковый чай, усмиряя желания. Может быть, так Он забудет обо мне.

Вряд ли, но чем черт не шутит.

Однажды мой мозгоправ, в далекие счастливые времена, когда я еще не привлекла внимание самого сильного и самого жестокого господина, сказал мне, качая головой:

— Как же сильно тебя должен был разочаровать наш мир, чтобы покой ты нашла там, где другие находят боль и остроту эмоций?

Я не стала тогда рассказывать ему подробности — что эти другие находят в боли. Тот же покой, только сильнее во сто крат, чем то, что я испытываю, сидя в кресле с чашкой чая и наблюдая за тем, как девушку в костюме монашки подвешивают к крюку в потолке комнаты, закрепляют на цепях и задирают одеяние до пояса. А потом по очереди шлепают ее по голому заду, засовывают пальцы в вагину, плюют в лицо, разрывают платье, чтобы оттянуть и выкрутить соски. И это только прелюдия, разогрев унижениями. Она хочет большего.

Кому-то даже пересказ испортил бы аппетит, а для меня это умиротворяющее зрелище.

Как же должен был разочаровать меня мир? Тот мир, где легко могут поцеловать без согласия, насильно вручить букет цветов и дежурить под окнами, не слыша слова «нет»? Из которого я сбежала сюда, где даже пинки кованым сапогом под зад — заранее согласованы и одобрены?

Как он должен разочаровать сам себя, если от этих пинков девочка вся сияет, а когда моей нормальной подруге вручили букет от бывшего, она побледнела так, будто увидела смерть?

Кто-то раскроил ножом платье монашки, оставив на ее теле тонкие красные полосы, из которых бисером сочилась кровь.

Мне почему-то захотелось подойти.

Серые, очень светлые, до белизны, глаза. Блаженно прикрытые, даже когда спины ее касается девятихвостая плеть. Сначала они распахиваются, тело дергается, а потом льются слезы.

Она здесь для всех. Любой может сделать с ней, что захочет. И удары плетей сменяются свистом розог, пока она не начинает трястись.