Опороченная (Карнавал соблазнов) - Хилл Сандра. Страница 55

Красный туман застлал ее глаза, когда сладкая, почти болезненная жажда — чего? — стала разворачиваться из той точки, до которой он так нежно дотронулся. Новое и неожиданное тепло спиралью поднялось по телу. Она громко застонала.

— Миледи, — в один голос воскликнули Вилфрид и Сигурд. — Что случилось? Вам больно?

Эйрик убрал руку, и она почувствовала себя повисшей на краю исступления. Она обрадовалась, что он убрал пальцы, которые так ее мучили. И хотела, чтобы они вернулись назад.

— Просто у нее месячные, — бесстыдно солгал он.

Идит негодующе фыркнула и наклонила голову.

Если она когда-нибудь переживет эту пытку, то с огромным наслаждением убьет супруга, причем очень медленно.

— Почему бы вам обоим не поехать вперед с другими людьми? Только слишком не удаляйтесь, — заботливо предложил Эйрик. — А я отвезу миледи к тому ручью. Может, глоток воды освежит ее чувства, прежде чем мы последуем за вами.

«Уф, ох». Идит была не настолько одурманена похотливыми прикосновениями Эйрика и понимала, что она окажется еще в большей опасности, если они останутся одни.

— Нет, со мной уже все в порядке. Это была просто… судорога в животе, — поспешно сказала она.

Однако мужчины уже поскакали вперед, а Эйрик повернул к ручью, улыбаясь ей с дьявольским удовлетворением. Однако там он не остановился, пересек ручей и направил коня к уединенному месту на другом берегу. И лишь тогда проворно соскочил на землю и привязал поводья к маленькому дереву у воды.

Она стала опускать подол платья вниз, поскольку сзади уже не было Эйрика с его плащом, однако он протянул руку, останавливая ее.

— Нет, я хочу посмотреть на тебя, — хриплым голосом заявил он, и Идит теперь увидела, что не такой уж он холодный и сдержанный после своих ласк, каким казался только что. Его светлые глаза сверкали страстью, а твердые губы распухли и раскрылись от желания.

«О Господи».

Он рывком завел ее руки за спину, затем поднял подол платья до самой талии. Молча смотрел на потаенную женскую часть тела, блестевшую странной, похожей на росу влагой. Резко вздохнул, вероятно, в шоке от вульгарного вида.

Идит со стыдом наклонила голову, и горячая слеза скатилась по щеке и упала на его руку, лежавшую на ее голом бедре.

— Идит! Почему ты плачешь? — нежно воскликнул он, снял ее с коня и поставил перед собой. Положив палец ей под подбородок, поднял ее лицо и снова спросил пораженным тоном: — Почему ты плачешь?

Теперь слезы ручьем полились из ее глаз.

— Потому что мне стыдно.

— Чего? — удивился он. — Того, как я тебя трогал?

— Да, но не только этого… — Она замолчала, не в силах договорить свое постыдное признание.

Эйрик наклонил голову набок, и лицо его озарилось догадкой.

— Ох, Идит, в женской страсти нет ничего постыдного, особенно если она ее проявляет к законному супругу. Погляди, как мое тело кричит о моем желании к тебе, а ведь мне совсем не стыдно.

— Такая приятная вещь непременно должна быть грехом. И я оказалась такой же испорченной, как и ты, потому что другие женщины наверняка раструбили бы свою новость всему свету, если бы получали столько же… столько же… наслаждения от прикосновения мужчины. Милостивая Матерь Божия, от твоих дьявольских пальцев я теряю рассудок. Рассудок! Ох, я больше никогда не смогу быть хорошей хозяйкой замка, разумно вести свои торговые дела, если буду знать, что я еще слабее, чем любая другая женщина.

— Мне страшно приятно узнать, что мои прикосновения лишают тебя рассудка, — нежно сказал Эйрик, и тут он не смеялся над ней. — А я-то думал, что ты сумеешь остаться такой же железной, как всегда.

Он потащил ее на плоскую, заросшую травой полянку в стороне от ручья и бросил на землю широкий плащ. Затем снял серебряный пояс и сел, стаскивая с себя короткие кожаные башмаки.

— Что ты делаешь? — спросила она, вытирая последние слезы рукавом платья.

Он снял через голову рубаху и встал перед ней, босой и с голой грудью.

— Раздеваюсь.

Он развязал веревки на штанах и уже начал их стягивать с себя, когда она в тревоге воскликнула:

— Зачем?

— Чтобы я мог заниматься любовью со своей женой, причем как следует и надлежащим образом, — будничным тоном сказал он и бросил свои штаны на землю.

— Здесь? — пропищала она. — Не в спальне? При свете дня?

Он только усмехнулся и кивнул, стоя перед ней в головокружительной своей наготе. Она увидела столько обнаженной кожи, сколько ей за всю жизнь не приходилось видеть на мужчинах — от широких плеч до узкой талии и стройных бедер, до длинных мускулистых ног и узких ступней, а жезл его был до того напряжен, что она испугалась, как бы он не лопнул. Он призывно протянул к ней руки, и Идит подумала, что сейчас умрет.

Он был невероятно красив. И был ее мужем. И ее тело запульсировало жарким огнем, который он зажег своими прикосновениями. И она хотела его. И она не хотела его. И, о Боже…

Он обольстительно улыбнулся и согнул палец, подзывая ее поближе.

Нестерпимое притяжение, возникшее между ними, казалось, гулом отдалось в тиши молчаливой лужайки.

Как могла она сдаться?

Как могла она не сдаться?

Идит сделала нерешительный шаг к нему.

— Ты околдовал меня, — прошептала она.

— Да, но это сладкое колдовство. — Он одарил ее нежной улыбкой, от которой у нее замерло сердце, и она шагнула еще ближе.

Ей понравилось, что он не принуждал ее силой, что давал ей выбор. Правда, на самом деле выбора у нее не было. Новая волна возбуждения наполнила ее всю.

— Ты заставил меня… позабыть все запреты, потерять власть над собой.

Губы Эйрика дернулись в улыбке.

— Ах, Идит, не сваливай этот грех на мои плечи. Еще задолго до того, как мы встретились, ты сняла с себя запреты. Только направляла свою страсть по другим каналам.

— О!

— И тут нечего стыдиться, миледи. Отсутствие у женщин запретов всегда доставляет мужчине удовольствие.

— Правда?

— Правда.

Эйрик посмотрел на жену и понял, что время разговоров осталось позади. Его терпение и самообладание иссякли.

— Иди сюда, Идит, пора. — Он протянул руку, чтобы помочь сделать ей последний шаг через разделявшую их хоть и узкую, но все же пропасть, и она позволила ему наконец-то привлечь ее в свои объятия. Он глубоко и удовлетворенно вздохнул.

— У меня такое чувство, будто мириады бабочек ожили в моем животе и грозятся прорвать кожу, — с дрожью в голосе призналась она, и ее теплое дыхание ласкало ему кожу.

Эйрик засмеялся ей в волосы, в дикую гриву серебристых волос, и удивился, как мог быть таким слепцом, чтобы не увидеть ее красоты.

— Бабочки — это хорошо, — заявил он, переводя взгляд на ее лицо. — Давай посмотрим, что можно сделать, чтобы их освободить.

Он медленно снял с нее платье и, велев стоять тихо, какое-то время любовался ею. Ее волосы небрежно вились по плечам и вниз, по гладкой коже прямой спины, соперничая с тугими завитками внизу живота. Идит была высокой и длинноногой, с узкой талией и достаточно большой грудью, чтобы наполнить мужскую ладонь. Она нервно сжала тонко очерченные губы, привлекая внимание к восхитительной родинке.

— Ты такая красивая, — удивленно сказал Эйрик, — и моя.

— У меня остались полосы на животе после родов, — робко сказала Идит, стараясь честно рассказать ему про свои недостатки под его пристальным взглядом.

— Да, но твои груди просто великолепны.

— Соски слишком широкие.

Эйрик едва не прищелкнул языком.

— Нет, я не думаю, что слишком широкие, — сказал он ей после короткого молчания, успокоив свои чувства до такой степени, что миновала опасность пролить семя на землю.

— Правда?

— Правда. Они в самый раз, чтобы наполнить рот младенца. Или мужчины.

При этих словах глаза ее обрадованно вспыхнули, но она тут же прикусила нижнюю губу, не решаясь сообщить еще про один свой недостаток.

— Но мои груди не трясутся.

— Не трясутся? — Он разразился смехом. — Что ты хочешь этим сказать?