Преступный викинг - Хилл Сандра. Страница 41

Рейн не открыла глаза.

Тогда Селик вновь прижался к ней всем телом, через одежду соединяя свою мужскую плоть с ее возбужденной плотью…

И она проиграла битву.

Рейн открыла глаза, и когда их взгляды встретились, она уже не могла удержаться и задвигала бедрами, стараясь и не в силах принять его в себя и чувствуя, как внутри разгорается всепожирающее пламя.

Селик хрипло вскрикнул, отнял руку ото рта Рейн и, подложив ее ей под ягодицы, приподнял, отзываясь на ее немой призыв. Рейн не могла сдержать торжествующий стон.

Когда она расслабилась, удовлетворив жгучее, неистовое желание, Селик с нежностью вытер ей слезы.

— Почему ты плачешь? — спросил он тихо.

— От обиды.

— Ты шутишь. Ты получила удовольствие и еще чувствуешь себя униженной?

— Ты сделал это, чтобы меня унизить.

— Да? Ты, как всегда, отлично читаешь мысли, мой милый ангел-хранитель.

Рейн вгляделась в его лицо, лишь теперь заметив огонь страсти в его глазах и потемневшие губы.

— Не хочу наслаждаться одна… Я не… дешевая… Я не распутница.

— Наслаждаться… Красиво сказано, правда, красиво. — Он подвигал бровями, но быстро посерьезнел. — Не думай, что я уж совсем ничего не получил. Удовлетворение, доставленное женщине, — самое большое счастье для настоящего мужчины в любовных играх. Кроме того, мы только начали, и я берегу силы.

— Селик, нет. Я не хочу.

— И я не хочу, — грубовато бросил он, глядя на нее жадными глазами и выгибая ей шею, чтобы удобнее было ее поцеловать.

Его другая рука все так же удерживала ее руки над головой.

Мучительно медленно, дюйм за дюймом его губы приближались к ее губам, и она слышала гулкое биение его сердца.

— Я играю в опасную игру и знаю это. Но я не могу остановиться.

— И я не могу, — в отчаянии прошептала Рерн, лаская дыханием его губы. — И я не могу.

Он провел кончиком языка по ее губам и вздохнул с упоением, а потом тихонько подул на нее, осушая упавшие ей на лицо капли его пота.

— У тебя ужасно стучит сердце, мой ангел.

— И у тебя тоже.

— Ты боишься, милая?

— Боюсь.

Он кивнул.

— А ты, Селик? Почему ты так спокоен?

Он тихо засмеялся, не отрываясь от ее губ, а потом приложил к ним большой палец.

— Моя госпожа Рейн, я совсем не спокоен, и ты отлично это знаешь, — пробурчал он. — И боюсь я, как никогда в жизни не боялся.

— Ты? Боишься? Не может быть!

Селик зарычал в ответ и принялся давить и гладить губами ее губы, пока они не стали мягкими и податливыми, как ему хотелось, и тогда он жадно впился в них…

Рейн застонала и с готовностью ответила на его поцелуй. Селик пустил в ход зубы и язык, терзая ее послушный рот и давая волю долго сдерживаемому желанию.

Когда он наконец оторвался от нее, чтобы набрать в грудь воздуха, она вскрикнула:

— Нет! Еще! — И глухо всхлипнула, смущаясь своего нетерпения.

Он попросил:

— Открой рот.

Она подчинилась.

Он опалил ее своим языком, погрузив его в бездну ее рта, а потом покинул ее и оставил мучиться пустотой.

— Ты вся страсть и вечная женственность, — хрипло прошептал он и вновь раздвинул ей языком губы.

Тотчас она взяла его в плен и долго не отпускала.

— Ты сжигаешь меня заживо.

Его огненным поцелуям не было конца. Он длил и длил наслаждение, какого она не знала прежде, безраздельно властвуя над ее ртом, а когда она заметалась, пытаясь перехватить инициативу, не тут-то было. Он крепко прижал ее к ложу, и она окончательно потеряла представление о том, где она и сколько прошло времени. Но себя она не забыла. Она точно помнила, кто она и кто ее возлюбленный. Селик. Ее любовь. Ее возлюбленный.

Рейн одновременно и стонала от удовольствия и не переставала сопротивляться ласкам Селика, отчего он почти терял голову. В его серебристых глазах пылал огонь желания.

— Ты меня околдовала, сладкая ведьма.

Ласковый смех, родившийся из ее собственного удовольствия и торжества над любимым мужчиной, сорвался с ее губ.

— Отныне я везде и всегда буду с тобой, любовь моя.

Страстное всепоглощающее желание охватило Рейн. Она вся трепетала, отдаваясь поцелуям Селика и сама целуя его. Он запрокинул ей голову, и Рейн уже не понимала, где его губы, а где ее. Кровь клокотала у нее в жилах. И в то же время она инстинктивно сопротивлялась надвигавшемуся на нее безумию.

— Рейн! Рейн, ты слышишь меня?

Она открыла глаза и была ошеломлена красотой Селика, словно выпущенной на волю и очищенной его страстью.

— Рейн, милая, посмотри на меня. Перестань сопротивляться. Отпусти себя. О Господи… Так лучше, да, только так… сейчас… ты слушаешь?

Она кивнула, едва дыша под напором чувств, терзавших ее тело, а он продолжал говорить голосом, сводившим ее с ума:

— Так легко дойти до конца. Не надо стонать. Ты меня погубишь. Сегодня я обещал тебе только поцелуи.

Она опять застонала, а потом рассмеялась.

— Если ты это считаешь «только целоваться», то избави меня Бог от всего остального.

— Я же тебе говорил, что мне нет равных в любовных играх, — заявил он с довольным смешком. — А теперь слушай меня, женщина, потому что ты должна исполнять мои приказания.

— Да, господин.

Он довольно усмехнулся.

— Правильно, женщина. Сейчас я вложу язык тебе в рот, а ты представь, что мы с тобой соединились по-настоящему. Бог ты мой! Мне нравится смотреть, как ты раздвигаешь губы, внимая моим словам.

Рейн провела языком по внезапно пересохшим губам.

— Когда я вложу язык… ты представь…

— Пожалуйста, Селик, — простонала Рейн. — У меня богатое воображение.

— Да? — ласково переспросил Селик, еще крепче прижимаясь к ней, и вдруг заметил упрямо вздернутый подбородок. — Ну и что?

— Ну, мне, например, интересно, что ты будешь представлять?

— Когда?

— Когда я верну тебе твою ласку и вложу свой язык в твой рот… Когда я буду…

Селик присвистнул от удовольствия, обрывая поток ее слов, и впился губами ей в губы, показывая без лишних слов, кто учитель и кто ученица.

Когда его жаркие поцелуи вновь довели ее почти до бессознательного состояния, в глубине ее тела опять стало нарастать неодолимое желание. Рейн было совершенно безразлично, что Селик из другого времени. Ей было плевать, что временами он ведет себя как грубое животное. Она забыла, что он часто раздражает и обижает ее. Он был прекрасен. И он был ее возлюбленным отныне и навеки. Даже если впереди ее больше ничего не ждет.

— Ты сводишь меня с ума. Никогда, никогда я не чувствовал… О прекрасная Фрея… святой Тор…

Все тело Селика содрогалось, покорное движению его языка.

Красные огоньки разгорались в закрытых глазах Рейн и наконец вспыхнули миллионом самых невероятных цветов, и в то же время она ощутила нечто совершенно немыслимое и нестерпимое в самом низу живота, отчего, не помня себя, потянулась к Селику…

Словно сквозь туман Рейн видела, как Селик, раздвинув ей ноги, поднял голову и закричал в восторге удовлетворенной страсти.

Должно быть, Рейн ненадолго потеряла сознание, потому что, когда она вновь открыла глаза, Селик лежал рядом и как будто спал, уткнувшись носом ей в шею и глубоко, спокойно дыша.

— Вы могли бы подождать, пока вам принесут помыться.

— Что ты сказала? — хрипло спросил Селик, целуя Рейн в шею.

— Ничего.

— Я сказала.

Они увидели Гайду, стоявшую в дверях с чистым бельем, и нескольких слуг за ее спиной с большой лоханью и ведрами с водой, разглядывавших их с откровенным любопытством.

Селик вскочил. Рейн с сожалением отметила, что его настроение резко изменилось. Наверное, вспомнил о своей невесте. Он показал слугам, куда поставить лохань, и Рейн заметила, как он зло посмотрел на них и как вздулись мышцы у него на руках. Гайда и слуги ушли.

Из огромной лохани валил пар. Селик повернулся к ней.

— Будешь мыться первая?

Рейн возмущенно задрала нос. Лицо у нее горело.

— А ты будешь стоять и смотреть. Тоже мне, извращенец! Ну, уж нет!