Вечный воин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 27

Я не заметил, чтобы римские отряды начали движение, но гуннские конные лучники прыснули от них, как по команде «Все вдруг». Этому маневру, конечно, учат, но в индивидуальном порядке или небольшом отряде, поэтому удивляет согласованность действий многотысячного. Во время боя отряд профессиональных воинов превращается в единый организм, точнее, единое энергетическо-эмоциональное поле, в котором между всеми его членами устанавливается невербальная незримая связь. Ты действуешь на инстинкте, совершая именно то, что надо, что приблизит победу и поможет уцелеть. Камикадзе такая связь не нужна, он за пределами инстинкта. Конные лучники поскакали наутек, вытягивая врага. Отскакав метров на триста, заметили, что их не преследуют, вернулись и опять начали «каруселить».

Терпение у Арнегискла кончилось после четвертого их наезда. Наверное, ему доложили, какие потери понесла стоящая без движения римская армия, или просто сработал охотничий инстинкт. Первыми бросились в бой катафракты, несколько десятков которых за время ожидания выпали из сражения убитыми, ранеными или оставшимися без лошадей. Пока что защитные доспехи есть мало на какой, и чаще закрывают только грудь и голову. Каждый кочевник уверен, что пеший воин — половина воина, поэтому в первую очередь стреляет в коня, который и больше, и без брони, и не уклонится, и щитом не закроется. Им плевать на породистых и, по их мнению, слабых здоровьем и невыносливых римских, убивают без жалости.

Конные лучники сразу проскакали к своим. Сперва медленно, не уверенные, что за ними гонятся всерьез, а потом все быстрее и смещаясь на фланги. При этом на скаку посылали стрелы в гнавшихся за ними катафрактов. Тем бы, шуганув врагов, вернуться на исходную, но тут явно погнались за удирающей добычей. Только вот вместо легкой конницы, которая обогнула фланги гуннской армии и стала пока недосягаемой, им пришлось вступить в бой с тяжелой, можно считать, такими же катафрактами. В том числе и со мной. Поскольку я знал, что в первый ряд меня не пустят, да и сам туда не стремлюсь, вместо тяжелого длинного копья, тройку которых, изготовленных по моему заказу в Константинополе, захватил в поход, взял легкую двухметровую пику. Она была воткнута трехгранным наконечником в землю возле моего коня, пока ждали, а теперь держал в правой руке. Наконечник был испачкан грязью. Вытру о врага.

Мой конь, истомившийся стоять на месте в толчее, без понукания зашагал, когда передние ряды начали движение. На рысь перешли быстро и немного растянулись в сторону центра, чтобы, наверное, охватить катафрактов. Стало свободнее, и я как бы переместился из пятого ряда в третий, на правый край его. Если раньше не видел врагов, закрывали соратники, то теперь мог полюбоваться на скакавших навстречу. Неслись целеустремленно. Поняли, наверное, что не смогут догнать лучников и обрадовались, увидев новую цель. Впрочем, не все. Я заметил, как несколько римских всадников, скакавших крайними справа, начали разворачивать коней. Струсили или трезво оценили ситуацию — не знаю, но жизнь себе спасли.

Вражеский катафракт в чешуйчатом доспехе с разгона сбил копьем гунна из первого ряда и протиснулся во второй. Копье выдернуть не успел, уронил и полез за спатой. Оказавшиеся рядом с ним с двух сторон гунны ничего не могли с ним поделать: тот, что был справа, не мог ударить копьем на такой близкой дистанции и поменять на палаш не хотел, а тому, что слева, и вовсе несподручно было что копьем, что палашом. Я пришел им на помощь, ударив пикой в голову. Точнее, целил в незащищенную шею, но римлянин заметил мою пику и последний момент наклонил голову, намериваясь подставить шлем с длинными и почему-то развязанными нащечниками. Грязный наконечник вошел ему в рот почти на всю свою двадцатисантиметровую длину. Я выдернул пику и кольнул ей вражеского коня в незащищенную спину у седла с позолоченной, вроде бы, лукой. Жеребец заржал и попробовал встать на дыбы. Не получилось в такой давке, но сбросил наездника, наверное, уже мертвого, а потом начал метаться из стороны в сторону, пытаясь выбраться из толчеи. Своими действиями он не давал другим катафрактам приблизиться ко мне, поэтому я взял левее, где орудовал спатой римлянин в кольчуге. На плечах у него были пластины от ламинарного доспеха, который я видел в римском музее в двадцать первом веке под названием лорика сегментата. В мою предыдущую эпоху таких не было и в эту раньше не попадались. Видел их лишь на фреске в доме тестя. Как он сказал, в таких доспехах сражались при императоре Траяне, то есть во времена былинные. Римлянин, точнее, германец на службе у императора Феодосия Второго, рубился умело и отчаянно. Он завалил двух, пока я не вогнал ему пику в левое бедро, защитой которому служили только кожаные штаны. Дернувшись от боли, катафракт повернулся в мою сторону — и в это момент кочевник ударил его клевцом по правому плечу ниже полос, запросто пробив кольчугу, а потом по шлему в районе уха. Не видел, пробил ли шлем, или только оглушил германца, но тот свалился кулём, угадав во временно образовавшийся просвет между его конем и соседа слева. Больше я ни до кого дотянуться не сумел, потому что мешали лошади без всадников. Впрочем, сражаться уже было практически не с кем. Уцелевшие катафракты разворачивались и удирали. За ними погналась наша легкая кавалерия, обстреливая на скаку из луков, а тяжелая начала возвращаться на фланги, потому что пехота обеих армий пошла на сближение.

Гуннская изначально была построена в фалангу. Римская сперва шла строем поотрядно, а метров за двести до врага перестроилась в две линии и остановилась. По мере сближения пехотинцы обеих армий начали издавать германский боевой клич, который называется баррит: начинается с низкой ноты и идет вверх. Обычно еще и прикрывают рот щитом, чтобы звук усиливался из-за реверберации. Вдобавок бьют копьями, дротиками или гладиусами по щитам. Чем больше шума, тем лучше. Испугал противника — победил. Когда гуннская пехота приблизилась, из первых шеренг римской полетели плюмбаты. Не скажу, что это оружие очень эффективное, но если каждый пятый или хотя бы десятый дротик угадает правильно, то не зря их таскают. Следом полетели веруты, а затем началась рукопашная. Поскольку с обеих сторон сражались германцы, бой шел жестокий и упорный.

Наблюдать долго мне не дали. Тяжелая конница левого фланга гуннской армии начала движение, намериваясь обогнуть фланг вражеской армии, зайти в тыл. Поскольку конницы на флангах у римлян уже не было, на ее место, за неимением лучшего, Арнегискл поставил метателей дротиков, пращников и лучников. Мы смели их, почти не притормозив. Кто пошустрее, успел убежать, а остальные были поколоты, порублены или затоптаны копытами лошадей. Я успел проткнуть пару человек, которые даже не пытались сопротивляться.

Скакавшие впереди начали заворачивать влево, чтобы ударить римской фаланге с тыла, не обращая внимания на то, что за ней стоит вторая линия, готовая к бою. Я еще не забыл, как римляне берут в клещи прорвавшихся врагов, поэтому с трудом вырвался из лавы, продолжил скакать вперед. Не потому, что решил погеройствовать, а совсем даже наоборот. Находясь на фланге римской армии, я могу напасть или отступить, как будет целесообразнее. По стуку копыт понял, что не один я такой предусмотрительный, если ни сказать хитрожопый. Или это сработал стадный инстинкт и просто продолжили скачать за тем же всадником, что и раньше. Крайний отряд ауксилиев из второй линии начал смещаться влево, чтобы преградить нам путь, но не успел. Где-то больше сотни тяжелых кавалеристов гуннской армии оказались в тылу у вражеской, задние шеренги которой быстро разворачивались лицом к нам, чтобы дать отпор. Вот только бросать коня на стену щитов у меня не было желания. Вместо этого я погнался за римскими воинами, которые двигались в обоих направлениях по дороге, ведущей к каструму, построенному на краю долины у реки. В нашу сторону шли целые и невредимые, в обратную — по большей части раненые, кто сам, кто с помощью соратников, а кого и вовсе несли на носилках из двух жердей и натянутой между ними шкуры или толстой холстины. Впрочем, заметив нас, все дружно побежали к каструму, побросав носилки и другую поклажу.