Совет знаменосцев - Яковлев Юрий Яковлевич. Страница 4
Знамя было тяжелым. Но юный знаменосец не хотел уступать его товарищу. Он шел и на ходу привставал на цыпочки, чтобы весь свободный Питер видел его родное знамя, чтобы люди знали — мальчики тоже в рядах демонстрантов, мальчики завода Розенкранц за революцию и против царя, за социализм и против эксплуататоров.
Так по Петрограду двигалось первое детское революционное знамя, предок всех пионерских знамен. И на его тяжелом вишневом шелку золотом сиял лозунг, придуманный юными сынами революции — мальчиками завода Розенкранц.
Сторож вынул изо рта погасшую трубку и выбил ее о ступеньку. На белом снегу выросла маленькая щепотка пепла. Потом он откинул правую полу караульного тулупа и достал звенящую связку ключей. Он выбрал нужный ключ, вставил его в скважину и повернул два раза слева направо. Замок щелкнул. Дверь, примерзшая за ночь к порожку, со скрипом отворилась. Как вихрь летел Володя по темной лестнице. Ступеньки вылетали у него из-под ног, как зубцы вращающейся шестеренки. Второй этаж…
Володя подбежал к пионерской комнате и изо всех сил дернул за ручку. Дверь не поддалась, она была закрыта.
«При чем здесь пионерская комната, — подумал Володя, — ведь я оставил знамя в классе. Сбегаю на третий этаж!»
Володя шмыгнул в коридор и вошел в первый класс. Включил свет. Нет знамени. Позабыв повернуть выключатель, Володя кинулся дальше.
Нет!
Нет!
Нет!
Ни в одном классе третьего этажа знамени нет. Но еще остается четвертый этаж. И снова ступеньки — зубцы шестеренки — вылетают у него из-под ног.
Товарищ!
Друг!
Где твое знамя?
На четвертом этаже знамени не оказалось. Напрасно Володя Бубенец по нескольку раз забегал в один и тот же класс. Напрасно заглядывал в шкафы. Шарил под партами.
Знамени нигде не было.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Вот уже два часа поезд сквозь белую завесу вьюги мчится к Москве. Мутная степь раскинулась бескрайным белым морем. А когда вагон начинает слегка покачивать, то кажется, что это белые сильные волны ударяются о его крепкие борта.
Володе кажется, что поезд-корабль затеряется в мутном тумане и попадет не в Москву, а куда-нибудь еще. Но его волнение напрасно: два прочных стальных рельса, как линия на карте, соединяют Володин город с Москвой. Поезд не заблудится!
Всего лишь два часа назад Володя простился с мамой, рассеянно выслушал все ее наставления, торопливо ткнулся губами в мамину щеку и очутился в поезде. Один! Не каждому мальчишке посчастливится ехать в поезде одному, да еще в Москву. И, хотя до столицы поезду предстояло мчаться целые сутки, Володины мысли давно обогнали мощный локомотив и были уже в Москве. Володя видел себя в столице. Вот он шагает по Красной площади с дядей Митей… Или нет, лучше один, ведь он не маленький!.. Мысли о Москве легко вытеснили тревожные воспоминания о бессонной ночи, о пропавшем знамени.
В купе, кроме Володи, ехали военный и старушка.
Как только поезд тронулся, старушка легла, поджала ноги калачиком и моментально уснула. А военный сел рядом с Володей и стал разбираться в большой папке, наполненной бумагами, вырезками, фотографиями и письмами.
Володя невольно заглянул в папку, а военный, перехватив его взгляд, шутя сказал:
— Мой архив. За время службы накопился.
Выяснилось, что, хотя сосед и был в полной военной форме при погонах, он демобилизовался и ехал на родину через Москву.
— Как тебя звать, хлопчик? — спросил солдат и, щелкнув портсигаром, извлек из него папироску.
— Володей, — ответил мальчик.
— И меня Володей! — улыбнулся военный. — Выходит, мы с тобой тезки.
Тезки — это не родственники и не друзья. Но в дороге даже такой незначительный повод сближает людей. И через полчаса пионер Володя и солдат Володя уже стали друзьями. Солдат Володя положил перед мальчиком Володей папку и стал показывать ему фотографии.
— Это наш расчет, — говорил он, протягивая снимок, на котором были изображены пять солдат и один сержант.
Сержант сидел посередине с каменным лицом и смотрел на Володю. Солдаты почтительно обступили его. В одном из них Володя узнал своего соседа.
— Это вы! — воскликнул он.
— Правильно! — подхватил солдат. — А это наш командир сержант Кошечкин. Правильный мужик!
Володя не совсем понимал, что значит «правильный мужик». Ему напротив казалось, что человек с каменным лицом скорее неправильный.
— Он веселый, — перехватил его мысли солдат, — только на снимке получился неудачно. Боялся пошевелиться.
Потом солдат показал Володе фотографии отца, матери и младшего брата.
— Это мой братан. Такой же, как ты, хлопчик. А вот это… — Тут сосед взял в руки вырезку из газеты и протянул ее Володе.
На газетном снимке был изображен солдат, стоящий рядом со знаменем.
Володя внимательно посмотрел на фотографию, а затем перевел взгляд на солдата. И, хотя на снимке трудно было разобрать черты лица,(вырезка была старой и немного смятой), мальчик заметил, что знаменосец очень похож на его соседа по купе.
— Вы? — спросил он.
— Нет, это мой отец, — ответил солдат.
— Он был знаменосцем?
— Как видишь.
— И я… — начал было Володя, но тут же осекся.
В это мгновение он вспомнил о пропавшем знамени, о двух стариках знаменосцах, и ему показалось, что теперь он не имеет права сказать: «И я знаменосец».
А солдат продолжал:
— Отец был знаменосцем знаменитой Железной дивизии — была такая дивизия, — а звание знаменосца сохраняется за человеком на всю жизнь.
— А чем знаменита эта дивизия? — заинтересованно спросил Володя.
— Это долгая история, — сказал солдат.
— Расскажите!
Глаза Володи Бубенца так проникновенно смотрели на солдата, что тот не смог отказать мальчику.
— Это долгая история, — повторил он, — но, если тебя интересует, могу рассказать то, что я узнал от отца. Начну я издалека.
Шла гражданская война. Гремели пушки, заливались пулеметы. Оглушительно лопались гранаты. Но два пистолетных выстрела прозвучали в грохоте войны и, как страшное эхо, прокатились по всей России. Это были выстрелы, направленные рукой врага в Ильича.
В эти дни Железная дивизия стояла под Симбирском.
На высоком волжском утесе, утопая в зелени, возвышался скромный русский городок, где родился Ленин. Но на родине Ильича были враги.
Два предательских выстрела, прогремевших у завода Михельсона, были услышаны солдатами дивизии. И они послужили защитникам революции сигналом к штурму.
— За раны Ильича! Вперед, на Симбирск!
Тот, кто был в те дни в рядах Железной дивизии, помнит, как сражались бойцы с белогвардейцами. Каждому воину казалось, что он целится в того, кто стрелял в Ленина. Даже робкие становились в эти дни храбрецами. Раненые отказывались покинуть поле боя: «Больно? А Ильичу разве не больно?!»
Симбирск был взят. И бойцы послали телеграмму в Москву Ленину:
«Дорогой Владимир Ильич! Взятие Вашего родного города — это ответ на Вашу одну рану, а за вторую — будет Самара!»
И Ленин, несмотря на тяжелую болезнь, ответил участникам штурма Симбирска:
«Взятие Симбирска — моего родного города — есть самая целебная, самая лучшая повязка на мои раны. Я чувствую небывалый прилив бодрости и сил. Поздравляю красноармейцев с победой и от имени всех трудящихся благодарю за все их жертвы».